Луис Ламур
Золотая ловушка
ЗОЛОТАЯ ЛОВУШКА
Прошло не менее трех месяцев с тех пор, как Уэзертон выехал из «Лошадиной головы» и только теперь впервые увидел блестки. Поначалу в веерообразном выносе, которым из скалистого кряжа высыпало миллионы тонн песка, попадались лишь одиночные зернышки; крупинки эти казались под лупой шероховатыми и имели слоистое строение, песок и галька не успели их обкатать. Значит, основное месторождение где-то близко. Прежде чем что-нибудь предпринять — так научил его горький опыт, — он уселся и закурил трубку. И все-таки ему никак не удавалось побороть волнение.
По натуре человек рассудительный, Уэзертон за долгие годы успел убедиться, что надежда бывает обманчивой, и все же чутье подсказывало ему, что источник золота где-то наверху, на горе. Можно предположить, конечно, что он находится в выносе, окаймляющем подножие горы, однако, принимая во внимание шероховатость золотых крупинок, он считал, что это мало вероятно.
Основание выноса тянулось приблизительно на полмили, толщина же его составляла сотни футов песка и ила, намытого за долгое время разрушения высокого горного хребта. Высшая точка этого широкого веера располагалась между двумя высокими гранитными скалами, но, разглядывая гору с того места, где сидел, Уэзертон предположил, что сам источник находится значительно выше.
Разбив лагерь возле небольшого ручья к западу от выноса, старатель привязал ослов и стал взбираться вверх по склону. Поднявшись на высоту около двух тысяч футов, он остановился передохнуть и, бросив на лоток пригоршню песка, растряс его, проверив способом «сухого промыва». К его удивлению, даже в этом первом лотке оказалось довольно много зерен золота, так что он продолжал подъем и наконец оказался под гигантским порталом гранитных колонн.
Над этими естественными воротами виднелись еще три более мелких выноса, которые соединялись в самом створе, спускаясь к нижнему, наиболее крупному. Сухая проба двух первых не дала никакого результата, зато когда на лоток попал песок из третьего выноса, там обнаружилось, даже при таком несовершенном методе «промыва», не менее дюжины достаточно крупных зерен.
Верхушка этого выноса лежала в гигантской трещине гранитной скалы, напоминавшей фантастические развалины. Остановившись, чтобы перевести дух, Уэзертон окинул взглядом основание этой скалы и сразу же увидел, что изъеденную трещинами толщу гранита пересекает кварцевая жила, буквально напичканная золотом!
Увязая в песке, он с трудом подобрался поближе и замер на месте. Сердце его бешено колотилось, не столько от трудного подъема и высоты, сколько от волнения — вся в паутине золотых нитей, кварцевая лента имела не менее шести футов в ширину. Он не мог поверить своей удаче, но это было так.
Однако, несмотря на столь многообещающее открытие, какое-то внутреннее чувство, возникшее при виде этой нависшей каменной громады, помешало ему двинуться дальше. В нем заговорила осторожность, и он отступил назад, чтобы еще раз внимательно осмотреться. Чем дольше он смотрел, тем тревожнее становилось у него на душе. Он обошел скалу вокруг, а потом вскарабкался на вершину горы, расположенной позади, чтобы поглядеть на нее сверху. От того, что он увидел, у него сделалось сухо во рту, а по спине забегали мурашки.
Эта гигантская глыба, очевидно, являлась частью значительно более древнего хребта, который на протяжении долгого времени подвергался разрушению с поверхности, испытывая в то же время глубинные толчки и сдвиги, в результате которых скалу вытолкнуло наверх, и она, источенная временем, так и осталась стоять среди более молодых и крепких пиков. За минувшие века под воздействием мощных внешних сил громадина растрескалась, превратившись в то, что золотоискатели называют «кошмар шахтера». На поверхности скалы виднелись глубокие расселины, ее буквально пронизывали трещины, словно стену здания, чудом уцелевшую после бомбежки. Возвратившись к подножию скалы, Уэзертон увидел, что отдельные куски кварца можно отламывать просто руками. Уэзертон стоял и смотрел, завороженный необычным зрелищем. До неисчислимых богатств, которые таились здесь, можно было добраться только рискуя жизнью. Внешняя стена скалы имела резкий наклон, так что человеку, работающему на жиле, придется как бы подкапываться под самое основание башни. Достаточно одного порохового заряда или рокового удара кирки, и вся эта махина, возвышающаяся на добрых триста футов над выносом, превратится в груду обломков и обрушится ему на голову. Более того, и сама жила будет погребена под тоннами пустой породы, и ее разработка потребует таких денег, каких ему никогда не найти. В данный момент весь капитал Уэзертона составлял не более сорока долларов.
Отойдя ярдов на триста от скалы, Уэзертон уселся на песок и набил табаком свою трубку. Конечно, скала может обрушиться от первого же удара, но простояла же она уже столько лет! Да и выбора у него нет. Это он знал прекрасно. Ему нужны деньги, и вот они лежат перед его глазами. Если он хочет заполучить их и остаться в живых, ему следует избегать двух вещей: во-первых, нельзя забывать об опасности, это может привести к потере осторожности, а во-вторых, нельзя поддаваться жадности, стремиться ухватить еще и еще, это чревато гибелью.
Перевалило далеко за полдень, а он еще ничего не ел, однако голода не испытывал. Обойдя скалу вокруг и осмотрев ее со всех сторон и во всех ракурсах, пришел к выводу, что первоначальная его оценка абсолютно правильна. Чтобы добраться до золота, надо начать у самого основания наклонившейся скалы и копать там, работая только вручную. С того места, где он стоял, казалось просто смешным, что человек, вооруженный лишь одним кайлом, способен опрокинуть, разрушить эту каменную громаду, однако Уэзертон хорошо представлял, каким неустойчивым может быть подобное равновесие.
Скала располагалась в центре горного кряжа, а веерообразный вынос круто спускался к ее основанию, гораздо круче, чем самая крутая лестница. Верхушка ее наклоненного тела нависала над верхней границей выноса, так что, если скала начнет крошиться и человек вовремя это заметит, у него будет шанс спастись, побежав вниз на север. Серьезное препятствие представляет рыхлый песок, бежать по нему трудно. Однако и это преодолимо, если проложить к скале дорожку из плоских обломков камня.
В лагерь он возвратился уже в сумерки. Нарочно не позволил себе начать работу, не взял даже пробы песка. Нужно соблюдать осторожность, предельную осторожность, ни на минуту не забывая о нависшей каменной громаде. Секундное промедление при начале обвала — он принимал это как неизбежность, — и на него обрушатся тысячи тонн камня.
На следующее утро старатель привязал ослов на небольшой лужайке возле ручья, расчистил ручей и приготовил себе еду. Потом снял рубашку, натянул на руки перчатки и направился к скале. Но даже и теперь он не начал работать, зная, что от его осмотрительности будет зависеть не только успех всего дела, но и сама его жизнь. Он набрал плоских камней и взялся строить дорожку. «Когда начнешь работать, — сказал он себе, — время терять будет некогда».
Наконец с величайшей осторожностью он приступил к делу, расширяя трещины в кварцевой жиле кайлом, отгребая обломки и затем вынимая крупные куски кварца целиком. Кайло он использовал исключительно в качестве рычага, не осмеливаясь взмахнуть им для удара. Кварц оказался рыхлым, и он крошил его руками, доставая обломки и складывая в мешок. Наполнив, Уэзертон отнес его по дорожке в безопасное место под сенью башни. На обратном пути он подправил камни на дорожке, добавил несколько новых и начал наполнять второй мешок. Он работал даже с большей осторожностью, чем необходимо, — ему был чужд азарт игрока и он не любил рисковать.
В данном случае Уэзертон шел на сознательный, хорошо рассчитанный риск, когда все случайности предусмотрены и взвешены. Ему нужны деньги, и он твердо решил их получить. Трезво оценивая свои шансы на успех, он понимал, что величайшую опасность представляют, с одной стороны, жадность, а с другой — чрезмерная увлеченность работой, которая может привести к потере бдительности.
Стащив вниз оба мешка, старатель нашел плоский камень и, пользуясь одним лишь молотком, принялся дробить кварц — медленная, тяжелая работа! Но другого способа извлечь золото он не видел. Из раздробленного кварца золотые крупинки выковыривались кончиком ножа, настолько плотно друг к другу они сидели. То, что осталось, Уэзертон промыл на лотке водой из ручья; на это у него ушел весь оставшийся день до самой темноты.
Проснувшись на рассвете, он позавтракал и закончил промывать золото. При грубом подсчете этот первый день дал ему четыреста долларов. Припрятав заветный мешочек, снова полез наверх под скалу.
