— Не могу! Видишь ли, Ханни, меня сослали в Сибирь, а я бежала оттуда. Беглецов было девять, и лишь троим повезло. Я была тогда совсем юной девушкой, когда мы попытались пробраться в Китай. Моего брата убили в Сибири, еще до того, как мы решились на побег, другой умер в бедности и нужде, а третий был умерщвлен каким-то подлецом в Монголии, ограбившим нас. Я единственная осталась в живых из всей моей семьи, и мне, увы, некуда возвращаться, Ханни. Кроме того, там меня могут снова арестовать...
Она посмотрела на залитую солнечным светом улицу, по которой промчалась повозка.
— Добравшись до Китая, я устроилась в одну английскую семью преподавать детям французский язык. Когда стала постарше, пошла служить гувернанткой. Копила деньги, приняв решение уехать навсегда в Америку. Я была такой бедной, Ханни, и не хочу снова ею стать. Поэтому работаю, планирую, коплю...
Долгое время мы сидели молча, просто наблюдая за прохожими на улице. В полном молчании: мисс Нессельрод — оттого, что впервые была так откровенна со мной, я же — пораженный до глубины души всем услышанным.
Потом она сказала:
— Мы были так молоды, Ханни, так наивны. Хотели изменить мир. Из-за своей молодости я не принимала активного участия в движении: просто слушала своих братьев и их друзей, разделяла их восторг и энтузиазм: ведь они жаждали реформ и перемен в России, подобно тому, как это сделали в Англии и Франции.
Моя мать была англичанкой, поэтому свои каникулы мы всегда проводили в Англии. Жалели своих крепостных и думали, что правительство предпримет какие-то шаги, чтобы освободить их, но мы не представляли, насколько глубоко укоренились в русской душе те принципы, которые нам хотелось изменить.
Мои братья были членами тайного общества «Союз благоденствия», организованного офицерами Семеновского полка. Русское общество в 1821 году стояло накануне перемен. Мой старший брат, оставшийся верным своим идеалам, перебрался в Тульчин, где жил полковник Павел Пестель, один из вдохновителей движения. Там они создали «Южное общество».
После смерти Александра I должны были начать восстание. Мечтатели-идеалисты, они не имели связи с армией, которая, по их плану, должна была присоединиться в назначенный день.
Их выступление называют восстанием декабристов, которое было подавлено быстро и жестоко. Пятерых казнили, в том числе и Пестеля, сто двадцати одному было предъявлено обвинение в измене родине, а сто девять из них не достигли и тридцати пяти лет. Одних приговорили к каторжным работам, других сослали в Сибирь. Пострадали и многие близкие: нам семьи...
— Но вы же были тогда совсем молоденькой!
— Это не имело никакого значения. В России, ли кто-то из семьи был в чем-то замешан, наказывались и остальные: нас сослали в Сибирь, там из надежных источников мы получили сведения, что нас вот-вот должны были негласно ликвидировать, после чего мы решились на побег[5] .
— И что же теперь, мэм?
— Я не могу туда вернуться, нас по-прежнему считают врагами отечества. И тот факт, что мы бежали, только усугубляет вину.
— Вы должны быть очень осторожны, мэм.
Она изучала меня несколько долгих минут, потом неожиданно спросила:
— Ты думаешь о доне Исидро?
— Он никогда не выходит у меня из головы, но... есть и другие вещи... — Я внезапно поднялся. — Беспокоюсь... о пустыне.
— Что тебя связывает с ней, Ханни, скажи? Естественно, красота, но ведь есть еще что-то?
— Не знаю, — нахмурился я. — В том-то и дело, — я подошел к окну, повернулся к ней лицом, — там есть что-то, что крепко держит меня; вроде что-то неоконченное, что я должен, обязан завершить... Понимаете? Здесь, — я сделал неопределенный жест рукой, — человек может стать богатым и преуспевающим. Но хочу ли я этого? Или существует что-то иное, что мне более по душе? То, что нашли мои родители...
— Ты уверен, что они что-то обнаружили? Может быть, просто бежали отсюда и все? Они были счастливы, нам это известно, а что еще может быть?
Я вспомнил, как много лет назад меня в пустыне нашел Смит Деревянная Нога. Я не раз старался воскресить свои тогдашние чувства: был ли я испуган, обрадован, равнодушен. Но не смог. Знал одно: я оказался в беде и должен был как-то спасаться.
Я не имел права не справиться. Смит спас мне тогда жизнь. Без него я бы умер там, в горячих песках, поскольку почти ничего не знал о пустыне.
Что же так томительно тянуло меня назад? Мой дом возле родника? Сама пустыня?..
— Кто-то идет, — неожиданно прервала мои мысли мисс Нессельрод. — Будь осторожен.
Я отошел от окна, повернувшись лицом к двери. Она тихонько приоткрылась, и на пороге появился маленький мальчик с выразительными черными глазами и в большой соломенной шляпе. Он переводил взгляд с мисс Нессельрод на меня, потом подбежал ко мне, сунул мне в руки сложенный вчетверо листок и исчез за дверью прежде, чем я успел что-то произнести.
На листочке знакомым почерком было написано:
'Не мог бы ты прийти, Ханни? Ты мне очень нужен. Я в отчаянии!
Мегги'.
Молча протянув мисс Нессельрод в качестве объяснения записку, я мгновенно оказался на улице.
Дом Мегги стоял неподалеку, и я мог оказаться там через несколько минут.
Глава 41
До смерти перепуганная служанка отворила входную дверь.
— О, синьор! Входите скорее и будьте осторожны! — только и произнесла она.
Я шел за ней, она показывала мне дорогу. Пересек дворик и задержался в дверях гостиной.
Мегги сидела лицом ко мне и к человеку, стоявшему спиной к двери. Мне не надо было заглядывать ему в лицо, чтобы узнать его: это был Ред Хубер.
— Доброе утро, Мегги, — поздоровался я. — Извини, что задержался. — Я шагнул в комнату, и в тот же момент Хубер обернулся на мой голос. — Давненько мы не встречались с тобой, Ред!
Наверняка он весил теперь фунтов на сорок больше чем я, и был, пожалуй, на дюйм выше. Но во всем его облике угадывалась какая-то первобытная неуклюжесть, жестокая звериная сила, и была при этом еще какая-то незавершенность, что ли. А может, это явилось проявлением какой-то сложной закомплексованности? Не знаю!
— Уходи! — только и прорычал он, кивнув мне головой на дверь. — Уходи, пока можешь идти сам!
— Извини, Ред! — Я постарался придать своему голосу уверенность и независимость. — Но нам с Мегги надо поговорить, капитан Лаурел просил меня зайти и привести тут в порядок кое-какие дела. Понимаешь?
Он стоял, широко расставив ноги и свирепо глядя на меня: не иначе как жаждал столкновения, просто добивался его. Но проблема состояла в том, что здесь присутствовала Мегги, а пуля не всегда попадает в намеченную цель.
— Проходи! — снова прорычал он. — Да поскорей делай свое дело, а потом проваливай!
— Наше дело конфиденциальное, — выдавил я из себя улыбку. — И с тобой, Хубер, никак не связанное. Я здесь по приглашению, а ты, Ред? Если память не изменяет мне, в прошлом году на виселицу были вздернуты несколько человек только за то, что навязывали свое внимание леди. Ты можешь оказаться следующим.
— Я ухаживаю за ней! — рявкнул он в качестве объяснения.
— Но я просила его оставить меня в покое, — умоляюще посмотрела на меня Мегги. — А он пришел, потому что узнал, что отец в плавании.
— Это и есть одно из тех дел, которое мы должны обсудить, — сказал я, прохаживаясь по комнате. — Твой отец, Мегги, просил перед отъездом, чтобы я нашел парней в «Эль-Монте», которые бы на случай опасности подежурили бы здесь, поблизости.
И, повернувшись к Реду, добавил:
