— Не знаю, Лора. В самом деле, не знаю.
— Шалако?
— Глупо, правда? Мы вышли из разных миров, живем в разных мирах, думаем по-разному. Сама мысль о нем нелепа.
— Почему? Для меня — нет. Во всяком случае, я много раз слышала от тебя, что ты хотела бы жить не в Лондоне или Париже, а в поместье. Чем ранчо в Нью-Мексико или Аризоне хуже?
— Глупости, и ты это знаешь.
Ночь была холодной и удивительно тихой. За освещенным кругом костра колыхалась черная завеса тьмы.
К костру подошел граф Анри и налил себе кружку кофе.
— Слишком тихо, — сказал он. — Не нравится мне это. Слишком напоминает Африку. — Он отхлебнул кофе. — Они здесь и, думаю, очень близко.
— Я бы хотела, чтобы Шалако вернулся, — сказала Лора.
Анри посмотрел на нее.
— Я тоже, Лора. Я тоже.
Шалако Карлин устроился на пятачке редкой, жухлой травы среди кустов за разрушенной хижиной. Вначале ее сложили из камня, она развалилась, на ее месте поставили новую из глинобитных кирпичей, а теперь и эта превратилась в руины. Но несмотря на готовое убежище, Шалако предпочел остаться на воле, не желая быть застигнутым врасплох среди стен.
Мохаммет, расседланный и разнузданный, пасся на травянистом склоне у него за спиной. Ночь выдалась тихой, Шалако очень устал и заснул мгновенно.
На ближайшем дереве заухала сова, вздрогнул и удивленно повел носом в направлении спящего человека суслик.
Упала с сосны шишка, сова, лениво взмахивая крыльями, исчезла между редкими деревьями. Успокоенный суслик робко выбрался из убежища в «кошачьем когте», обежал полянку и отправился по каким-то своим ночным делам. Шелестя крыльями, над хижиной появилась летучая мышь, взмыла вверх и погналась за каким-то насекомым. Все шумы исчезли, только лошадь щипала траву. В темном, тихом небе висели яркие фонари звезд, ветерок разносил сосновый аромат.
Несколько часов спустя далеко, среди деревьев, внезапно послышался еле слышный звук, и снова наступила тишина. Жеребец тревожно поднял голову, запрядал ушами, Шалако открыл глаза и тихо лежал, вслушиваясь в тишину.
Револьверы лежали под рукой, однако он не тронул их, а вытащил нож. Он держал клинок острием вверх — только дурак бьет ножом сверху вниз. В верхней части тела слишком много костей… и, если не найти уязвимую точку… Бить надо снизу вверх, в мякоть, где ни одна кость не помешает клинку.
Ни звука… время шло… он не расслаблялся. Вдруг жеребец отпрянул и захрапел, и Шалако учуял апача. Запах костра, оленьей кожи, чего-то горького, странного… шевельнулась тень… прыгнула.
Шалако вскочил на колени. Не видя в темноте индейца, он пошел на риск, полоснул перед собой ножом и почувствовал, как кончик ножа задел плоть. Послышался сдавленный стон, и железная рука сжала его запястье.
Напружив могучие мышцы ног, Шалако разогнулся, вырвал руку и тут же опустил кулак вниз на врага.
Индеец кинулся на него, острие ножа распороло рубашку Шалако. Шалако сделал ответный выпад, но промахнулся, индеец схватил его руку с ножом и попытался перебросить через плечо. Шалако тут же прыгнул на него и поджал ноги.
Неожиданная тяжесть вывела индейца из равновесия, и он упал лицом вниз с Шалако на плечах. Скользкий от грязи и пота, апач вывернулся из-под Шалако и вскочил на ноги. Шалако поднялся вместе с ним и нанес ему точный удар ножом. Клинок прошел под рукой индейца и вонзился ему в бок по рукоятку, Шалако почувствовал на руке теплую кровь и вытащил нож. Индеец вскрикнул и упал навзничь.
Шалако отошел назад, перевел дыхание и стал тихо успокаивать испуганного жеребца. Он не двигался с места и не спускал глаз с темного пятна на земле. Он слышал хрипы умирающего, но не доверял звукам и ждал.
Очевидно, апач остался без лошади во время неизвестной Шалако стычки и надеялся добыть коня и оружие. Его беспокоило, что здесь оказался индеец. За ним следили? Или апач набрел на него случайно?
Прошло несколько минут, все звуки затихли, тогда Шалако опустился на корточки и зажег спичку, прикрыв ее ладонью. Апач оказался небольшого роста и крепкого сложения, он был мертв.
Первый удар вслепую угодил индейцу в плечо, второй рассек горло, кровь растеклась по всему телу.
Неподалеку лежал сравнительно новый «спрингфилд» — армейская винтовка. На апаче был армейский пояс с подсумком. Приклад винтовки, покрытый резьбой, был в руках солдата еще несколько дней назад, а, может быть, даже часов. За прикладом любовно ухаживал человек, понимающий красоту дерева, о чем не беспокоился ни один апач.
Значит, армия в пустыне и, похоже, недалеко. Если так, то вполне вероятно, Чато во все лопатки мчится к границе, обуреваемый жаждой насилий и убийств, добычи и лошадей.
Шалако развязал жеребца, оседлал его и, вложив лишнее ружье в чехол, проверил заряды своего винчестера 76-го года. Когда он садился на коня, восточная часть неба над Волчьим каньоном, начала светлеть.
В десяти милях на юго-восток, Боски Фултон повернулся на бок и открыл глаза. Он встал, рассеянно стряхнул с одежды иголки и траву, прислушался к предутренним звукам. Пора уходить.
Он был встревожен и обеспокоен. Округа кишела индейцами, и он решил, что лучше всего двигаться к перевалу Стайна. И все-таки на душе было тревожно, и, даже оседлав лошадь, он отправился в путь не сразу.
Впервые ему было что терять. На деньги и драгоценности, которыми он разжился, он мог стать сравнительно богатым человеком, и ему хотелось крупно погулять в Сан-Франциско.
Фултон находился сейчас где-то юго-восточнее пика Анимас, мысль о необходимости пересечь долину Анимас пугала его. По долине шел путь на юг в Сонору и Чихуахуа, и апачи, конечно, должны были выбрать его. Тропа, возле которой он остановился на ночь, вела прямо в долину.
Он долго выжидал, затем вывел лошадь из укрытия и снова застыл в ожидании. Наконец сел в седло и пустил лошадь по узкой тропе.
Боски Фултон почесал под мышкой и осторожно огляделся по сторонам. Для этого ему не надо было вертеть головой, скосив глаза, он смотрел через плечо. Его грызло беспокойство и тревога, он помнил двух возчиков, привязанных вверх ногами к задним колесам своего фургона. Под ними горели небольшие костры: старый апачский обычай.
Боится? Да, черт возьми, боится! Любой человек в здравом уме и памяти будет бояться, проезжая по землям апачей. И он тоже боится, но к бою готов.
Эта девка Карнарвон — он неожиданно вспомнил о ней. Черт возьми, с каким удовольствием он бы…
В Сан-Франциско полно баб, и с его деньгами он выберет себе не хуже.
Он медленно ехал и облизывал сухие губы.
В нескольких милях впереди него апач, известный под именем Татс-а-дас-ай-го, выскользнул из камней и подкрался к разрушенной хижине. Он нашел место, где был привязан жеребец, нашел мертвого апача.
Татс-а-дас-ай-го с презрением взглянул на соплеменника. Напал на спящего и дал себя убить!
Татс-а-дас-ай-го присел на корточки у стены и закурил. Дока курил, он читал оставленные Шалако и апачем следы, словно книгу.
Белоглазый проснулся или вообще не спал, просто лежал. Индеец видел отпечатки его колен, следы ног, когда тот вскочил и вступил в схватку с его соплеменником в нескольких футах от места, где спал.
Белоглазый оставил мало следов и спал чутко. Он был воином и носил мокасины… апачские мокасины… может, он даже жил среди них? Убить такого человека — великий подвиг. Татс-а-дас-ай-го встал и вернулся
