когда Эдды нет дома. Я то страшно злюсь на эту упрямицу, то тревожусь за нее.
Лига прожевала хлеб с сыром и похлопала Бранзу по руке.
— Все будет хорошо, — успокоила она дочь. — Вот увидишь.
Ее слова не сбылись. Верней, все, как и раньше, было хорошо — за исключением того, что Эдда не вернулась. По утрам Бранза уходила в лес вместе с Медведем и с мыслями о том, куда еще могла отправиться сестра, в каком месте решила построить шалаш, чтобы пожить в нем несколько дней, как прежде они делали вдвоем. Хотя кроме общих забав у каждой из сестер с самого детства были свои, отдельные игры, скрытность Эдды обижала Бранзу.
Целые дни напролет она бродила по холмам и лугам, обшарила каждую кочку на болоте, исходила все городские улицы. Счет пошел на недели. Иногда Бранза делала перерыв в поисках и горько плакала, уткнувшись в мохнатое плечо Медведя. Она держала себя в руках и не выказывала уныния перед матерью, дабы не поколебать неугасимую надежду, горевшую в сердце Лиги, и все же время от времени ей требовалось дать выход своему горю. Бранза отчаялась увидеть младшую сестру. Лес был огромен; для того чтобы изучить его потайные уголки, не хватило бы целой жизни. Узкая речка тоже была опасна: длинна и в некоторых местах очень глубока. А болото… Кто знает, что скрывается там, под серебристой гладью, поросшей камышом, разрезаемой лишь тонкой стрелой следа, который оставляет за собой утка? Бранза вполне допускала, что во всех этих местах Эдды может и не быть. Она хорошо помнила, как мерзкий карлик топнул ногой за большим камнем и словно провалился сквозь землю: помнила, как Медведь — тот, первый Медведь — прыгнул в пустоту и растворился в волшебном лунном свете. Бранза помнила — память каленым железом жгла ее сердце — о том, как Эдда тоже пыталась взлететь, как ныряла в болото, упорно пытаясь отыскать застрявший клочок бороды. «Разве тебе не хочется хоть одним глазком взглянуть на другой мир?» — слова младшей сестры бередили душу. Очень возможно, что Эдды нет на этих бескрайних просторах — ни в лесу, ни на дне реки, ни в городе; что она просто топнула ногой и перенеслась туда, куда всегда мечтала попасть: в страну карликов и волшебных медведей, которые живут бок о бок с детьми и их матерями.
Недели переходили в месяцы, и постепенно в голосе Лиги что-то изменилось, столь неуловимо, что почувствовать это могла лишь Бранза. Когда она возвращалась домой, мать всегда бодро интересовалась: «Ну и где же ты сегодня была?» Со временем нотка ожидания добрых вестей об Эдде, а потом и всякий намек на то, что прогулки Бранзы в компании Медведя как-то связаны с поиском младшей дочери, исчезли из вопросительного тона.
— И никаких следов Эдды, — порой мрачно заканчивала Бранза рассказ о своих путешествиях, не в силах поверить, что мать так легко забыла причину, по которой ее старшая дочь каждый день сбивает в кровь ноги.
— Вот как? Ох. Да. — На мгновение встрепенувшись, Лига тут же отгоняла тревожные мысли. — Зато какой замечательный кресс-салат ты сегодня нашла! Говоришь, тебя к нему привел Медведь? Что ж, за это он заслуживает похвалы! — Лига бросала одобрительный взгляд на огромную голову, лежащую на пороге.
И все-таки она до конца не простила Медведю, что он не тот, первый. В сравнении с первым Медведем второй казался глуповатым и заурядным, до роскошного величия предшественника ему было далеко.
— Пошел, пошел во двор, нечего зыркать глазами! — прогоняла его Лига, пока Бранза одевалась.
— Мамочка, это всего-навсего лесной зверь, — смеялась дочь и сбрасывала платье.
Тонкая материя не скрывала волнующих очертаний девичьего тела: у Бранзы уже оформились бедра, обозначилась грудь, внизу живота золотился пушистый треугольник.
— Не нравится мне, как он смотрит, — хмурилась Лига. — В нем есть что-то человечье.
Миновал год, тяжесть горя на плечах Бранзы немного ослабела, к девушке постепенно начала возвращаться оживленность. Лига все больше склонялась к тому, что дочь нельзя оставлять наедине с животным. Девочка так невинна! Мать очень обрадовалась, когда наступили холода и Бранзе пришлось прекратить купания в ручье с Медведем. В мокрой облипшей сорочке — все равно что голая! — она хохотала и плескалась в воде с грубым животным, чье возбуждение было так заметно, что Лиге приходилось загонять дочку домой.
— Не позволяй ему прижиматься к тебе! — учила она Бранзу по осени, глядя, как эти двое валяются на циновке у очага. Лига не находила в себе смелости поговорить с дочерью о мужчинах, их похоти и повадках (ради всего святого, он же просто медведь, а не человек!) и таким образом предоставить ей самой заботиться о приличиях. В то же время мать не могла спокойно смотреть на игры почти взрослой женщины с крупным самцом, на их объятия, позы и точки соприкосновения. Она была обречена просто сидеть и недовольно поджимать губы либо выдумывать бесконечные поручения для дочери, чтобы та не задерживалась в лапах Медведя надолго, не привыкала к приятным ощущениям и не испытывала от них плотского удовольствия.
Наконец пришла зима. Теперь Медведь почти все время грелся на полу перед очагом. Как-то раз он приволокся из леса весь мокрый и перепачканный. Вернувшись домой, мать и дочь сморщили носы от резкой вони, а когда увидели, что стены и потолок домика заляпаны пятнами грязи, которую стряхнул с себя зверь, терпение Лиги лопнуло.
— Вон! Пошел вон отсюда! — закричала она и шлепнула Медведя по морде мокрой тряпкой, которой стирала со стола. — Посмотри, какой свинарник ты тут устроил! Найди себе берлогу и ложись спать, как положено медведям!
Бранза, конечно, уговорила бы Лигу не прогонять Медведя, но на уборку грязи ушло несколько часов, и это перевесило ее привязанность к животному. Тоненькая невысокая мать сердито выталкивала огромного хищника. Это выглядело странно, как если бы котенок шипел на волкодава: перед неукротимой яростью маленького зверька раболепно съежившийся медведь в страхе пятился прочь. Бранза понимала, что он действительно виноват и все старания защитить большого неряху ни к чему не приведут.
Медведь заглянул в избушку еще пару раз, а потом пропал до самой весны. Когда Бранза неожиданно повстречалась с ним в лесу, он пришел в радостное возбуждение, да и у нее самой так взыграло сердце, что она позволила зверю облизывать и тискать ее сколько угодно. В порыве ласки, однако, Медведь стащил с плеча Бранзы платье и оголил одну грудь. Несмотря на шутливые протесты девушки, лесной зверь крепко прижал ее к дереву и принялся настойчиво лизать розовый сосок, словно мед, вытекающий из битого горшка. В конце концов Бранза растерялась, испугавшись силы своих ощущений и их новизны. Другие части тела, отозвавшиеся на прикосновения шершавого медвежьего языка, располагались весьма далеко от соска, но при этом были связаны с ним невидимой нитью, словно кукла с рукой кукловода.
Вскоре страх возобладал над прочими чувствами, смех Бранзы перешел в сердитые крики. Она уже не отталкивала Медведя в игре, но по-настоящему шлепала его по носу. Бранза видела, каких усилий стоило зверю отстраниться от нее — он действовал вопреки всем инстинктам. На мгновение Медведь даже оскалил зубы, отчего девушка испугалась еще больше.
Она опрометью побежала через лес, домой, к матери, на минутку остановившись у ручья, чтобы смыть с груди слюну Медведя, избавиться от его запаха. Взбудораженная девушка не знала, как поступить: рассказать обо всем матери и узнать, чего добивалось животное, или промолчать. Добравшись до дома, Бранза склонилась ко второму решению.
При следующей встрече Медведь держался гораздо спокойнее, однако по мере того, как солнце катилось в лето, чувствовал себя все уверенней. Он придумал игру в догонялки, такую же, в какую играл с сестрами первый Медведь, когда они были маленькими. Теперь Бранза наслаждалась этой забавой, испытывая легкую ностальгию и определенную острую радость, которую, она знала, ощущала бы сейчас Эдда.
Тем не менее правила игры изменились. Убегая, Медведь нарочно выбирал заросли погуще, а Бранзе приходилось лезть за ним. Острые шипы цеплялись за ее платье, либо же колючие кусты смыкались позади девушки плотной стеной, и тогда уже Медведь спешил ей на выручку. Поначалу Бранзе казалось, что зверь ведет себя очень воспитанно, даже галантно, и старается уберечь ее от царапин, но в третий раз он заманил Бранзу в такую ловушку, что она поняла: это не случайность. К тому же в объятиях животного
