Лакомые кусочки

совсем приуныла. Когда появился тот ужасный кот, она жутко испугалась, а теперь ее убеждали в том, что в облике кота перед ней предстала мисс Данс, что сидящий рядом Рамстронг был первым Медведем, а некто по имени Тизел Вурледж — как говорили, дурной, нехороший человек — вторым. Перемещаясь между мирами, Лига чуть не умерла от страха — тьма, свист ветра в ушах, чувство дикого напряжения, да еще мысль о том, что их ведет за собой чудовищный кот. Бурную радость от встречи с Эддой почти вытеснили другие, горькие чувства, когда в мозгу Лиги вдруг пронеслось: доченька! Доченьки мои! Она словно бы только что поняла, что у нее есть дочери. Почему не ощущала силу родной крови раньше? Почему не сознавала, как это важно?

Затем на сердце легло еще более тяжкое осознание: виновата во всем она одна. И была виновата все эти годы, с самого рождения девочек. «Я в некоторой степени допускаю, — сказала Лиге мисс Данс, — что вам было позволено взять с собой в искусственный мир двух младенцев. Но как вы могли удерживать их там столько лет, если ваш мир грез был для них чужим? Загадка, честное слово, загадка! Эдда совершила вполне естественный поступок: вернулась в реальный мир, чтобы встретить свое реальное будущее. Бранзе следовало бы взять пример с младшей сестры! То, что она задержалась так надолго — до двадцати пяти лет! — крайне скверный поворот судьбы. Бранза ведь даже не представляла и до сих пор не представляет, что можно иметь собственные грезы, собственные заветные желания! Четверть века провести в клетке чужого мира — разве это жизнь?

Едва Лига полностью осознала суть, причины и следствия своего существования в «ложном» мире, как мисс Данс обвинила ее в том, что она причинила вред собственным дочерям. Оказывается, она держала их в клетке! Разве это жизнь? По мнению могущественной чародейки, Лиге следовало хотя бы изредка навещать реальный мир (она и не подозревала, что такое возможно!), чтобы ее «рай» постепенно менялся в соответствии с переходом от детских представлений к взрослым. Однажды слепив свой мир по шаблону пятнадцатилетнего подростка (разве это сделала она, а не Лунный Младенец?), Лига удерживала его в неизменной форме, однако это еще не самое страшное. Оказывается, она наносила вред своим детям, делая то единственное, что считала правильным: заботясь о них, оберегая от бед в тихой гавани своего райского мира, вместо того чтобы отпустить в «настоящий» мир, где полно трактиров, грубых мужчин, сплетен и зла. В этом, по словам чародейки, и есть главная вина Лиги.

А у самой мисс Данс есть дети? Вряд ли! Откуда ей знать, что хорошо, а что плохо для детей? Тем не менее мисс Данс была невероятно убедительна! Лига еще никогда не слыхала, чтобы женщина говорила так уверенно.

Больнее всего ранило Лигу (и подтверждало правоту мисс Данс!) то, что ее девочки — нет, не предали мать в прямом смысле, но много лет что-то утаивали от нее. У них были секреты! Взять хотя бы историю с этим Коллаби, мистером Дотом: теперь Лиге ясно, как день, что именно он являлся Бранзе в кошмарных снах. Старшую дочь мучил совсем не призрак Па (да это, в общем, и невозможно), а этот злой крысеныш, который «вторгался», как говорила мисс Данс, в райский мир Лиги. Его отправляла туда старушка-с-кольцами-которые-превратились-в-птиц, помогала ему всякий раз или, по меньшей мере, сделала так, что он мог свободно ходить туда и обратно. Как объяснила чародейка, то, что вздорный карлик проник в этот мир, умер в нем и продолжал там оставаться в виде костей, зарытых в землю, и сбило время с правильного хода. Лига даже не пыталась вообразить подобные вещи, но втайне слегка порадовалась, заметив, что старушка пристыженно опустила глаза, когда мисс Данс описывала ее роль во всей этой истории. Хорошо хоть Лига Лонгфилд — не единственная, кто натворил бед!

Разговор перешел на другую тему: что теперь делать Лиге и Бранзе реальном мире, где и как жить. Эдда сказала, что лесная избушка полностью сгнила и развалилась. Это означало, что женщинам придется устраиваться в городе. В городе! По спине Лиги пробежал холодок.

Глядя на злое лицо мисс Данс, которое сейчас было серым от усталости, Лига никогда бы не подумала, что чародейка может быть столь терпелива: она излагала события четко и ясно, не считала за труд по нескольку раз растолковывать непонятное. Ее внимательно слушала и семья с двумя детишками: старшего звали Андерс, его маленького братика — Озел; мать с добрым лицом и спокойной улыбкой звалась Тоддой, а отец — Давитом. В райском мире Лиги Давит Рамстронг был Медведем, которого Лига знала в молодости, когда ее девочки еще не подросли; тем Медведем, которого она гладила, чесала за ухом, обнимала, с которым обращалась, как с добрым мохнатым приятелем. Что из этого осталось у него в памяти? При воспоминании о прошлом Лига слегка покраснела. Рассказывал ли он что-нибудь своей жене?

Лига принялась рассеянно обрывать травинки. Если уж ей суждено перенестись в реальный мир, было бы лучше, если бы Медведь остался частью мира «ложного» и исчез совсем, как исчезла избушка, и Волк Бранзы, и Сент-Олафредс с его пустырями на месте половины домов. Как держать себя с Давитом теперь? Он больше не бессловесное животное, не большой добродушный Медведь, над чьей неуклюжестью можно посмеяться, а мужчина — вне всяких сомнений, красивый и статный, — у которого есть жена и дети, которого уважают, как никогда не уважали ее собственного отца… Лигой владели противоречивые чувства, она пока не могла разобраться в себе, и от этого ей было неловко.

— Мамочка, ты рада? — спросила Эдда, и вся компания — Рамстронги, и Бранза, и колдунья, и маленькая старушка без перстней, которую называли вдовой или просто Энни, — все они поглядели на Лигу, все с разной степенью участия, разными улыбками, разными душами и мыслями.

— Ах, простите, — сказала она, выходя из задумчивости. — Что-то я устала… Эдда, о чем ты говорила?

— О том, что нам придется немного пожить у Энни, пока мы не раздобудем заказы на шитье.

Госпожа Энни подмигнула Лиге и ободряюще кивнула. Лига не помнила эту женщину, старую и улыбчивую. На старушке был дорогой красивый наряд. Интересно, откуда она взяла эти кружева на воротник?

— Буду очень счастлива, — робко произнесла Лига, — если вы все считаете, что это к лучшему.

Ну конечно, шитье! У нее есть хорошее ремесло и две дочки в помощницах, она больше не «браконьерское отродье». Но что, если ее узнают? Что, если люди из реального мира — Лигу охватил холодный ужас — увидят в Бранзе и Эдде сходство не только с матерью, но и с разными отцами? Несмотря на то, что Лига всегда была далека от города и городской жизни, те давние старания Па скрыть ее от чужих глаз и собственное ощущение чего-то скверного и неправильного подсказывали, что настоящий мир не прощает кровосмешения. Что же до младшей дочери… Если хоть один из пятерых насильников вспомнит Лигу и свой поступок, а потом присмотрится к Эдде и увидит те же черты лица и оттенок кожи, что и у младшего Хогбека (Лиге они просто бросались в глаза)… Одна мысль о том, что они могут хотя бы задуматься, приводила ее в ужас, не говоря уже о том, что пойдут слухи и сплетни. Разве что… Когда мисс Данс вновь начала объяснять Тодде, жене мистера Рамстронга, суть расхождения времени между мирами, в сердце Лиги затеплилась надежда: может быть, это расхождение сослужит ее небольшой семье добрую службу. Если Эдда сейчас примерно в том возрасте, в каком ей полагается быть, то лишние десять лет, состарившие Лигу и Бранзу, должны отвести всякие подозрения горожан насчет прошлого обеих женщин. Надо только придумать подходящую историю. Кашлянув, Лига сказала:

— Послушайте!

Внимание всей компании, прикованное к Эдде и мисс Данс, вернулось к Лиге. Она вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха, что она вот-вот сорвется: разрыдается, захохочет, упадет в обморок, выкинет какую-нибудь нелепость… Когда Лига заговорила, ее голос прозвучал очень тихо и сдержанно:

— Я была замужем.

От ее лжи не разверзлись небеса, не случилось вообще ничего. Все спокойно ожидали, пока Лига продолжит:

— Замужество длилось недолго, о нем никто не знал. Я овдовела еще до рождения Эдды. Его звали Коттинг.

Тодда, Энни и Давит Рамстронг напрягли память, вспоминая фамилию; на лице Бранзы отразилось изумление, на лице Эдды — восторг.

— А в девичестве ты была Лигой Лонгфилд! — радостно воскликнула она. — Нам с Рамстронгом удалось это выяснить.

Звук имени, которого никто не произносил много лет, словно бы ударил Лигу под дых, у нее закружилась голова.