пути единственную возможность поддерживать связи с английскими партнерами, а также с североевропейскими и средиземноморскими торговыми домами. Активность, с какой португальцы пускались в море, наглядно иллюстрирует тот факт, что в 1226 году одна только английская корона выдала более ста охранных грамот для португальских кораблей, собиравшихся прибыть в Англию.
В 1300 году уже упомянутый король Диниш (1279–1325), видимо вообще любитель насаждений, велел недалеко от Порту посадить хвойный лес, который по его замыслу должен давать кораблестроению дерево и смолу. В это же время Португалия начинает вывозить вино, оливковое масло, сушеные фрукты, пробку, кожу, мед и в большом количестве — рыбу. Ввозят в страну ткани, древесину, красители, лошадей, И хотя Португалия не была тогда крупным торговым партнером, она добилась довольно большого дохода от экспорта соленой и вяленой рыбы, которая во время поста была просто незаменимой на любом европейском столе.
В 1310 году порт Лагуш перестраивают для судов, которые бороздят воды открытого моря. Это происходит, видимо, по настоянию венецианцев: Португалия завоевывает все большее внимание венецианских и генуэзских торговых домов в качестве важной перевалочной базы на главной морской дороге средневековой торговли. На землях между рекой Миньо и мысом Сан-Висенти теперЁ обосновываются не только итальянские купцы, но и генуэзские корабелы, которых привлекают сюда выгодные условия труда, освобождение от налогов и воинской повинности. В 1317 году король Диниш назначил генуэзца Мануэля Пессаньо адмиралом Португалии и поручил ему завербовать еще двадцать опытных иностранных капитанов. 30—40-е годы XIУ века ознаменовались первыми плаваниями португальцев к Канарским островам. Они осуществлялись на испанских и итальянских судах с иностранными экипажами. Но скоро иностранные корабли заменяют юркие «нао», <барки> и «баринелы», сработанные на португальских верфях. деревья, из которых построены суда, можно беспрепятственно налить в королевских лесах, многих мастеров-корабелов возводят в дворянское звание. даже высокородная знать не считает унизительным командовать кораблями.
Почему так происходит? Это требует ответа, нуждается также в разъяснении, зачем рассказу о жизни Магальяйнша предшествует исторический экскурс, который, хочешь, не хочешь, должен быть исчерпывающим. В самом деле, поскольку все эти события теснейшим образом связаны с мореплаванием, они имеют непосредственное отношение и к Фернану ди Магальяйншу. Поколения португальцев пережили времена, которые определялись католицизмом раннего средневековья и угаром бесконечных крестовых походов. С тех пор как страна освободилась от чужеземного ига, дворянство, считавшее зазорной любую службу, кроме военной, и ущемленное претензиями королевского дома на единовластие, стремилось перенести реконкисту, уже в качестве конкисты3, через море на Африканское побережье. Само собой разумеется, что духовенство благословит такое начинание, что в этом случае не будет недостатка ни в крестьянах, которые, стремясь получить землю, станут его ярыми приверженцами, ни в воинах. не знающих ничего, кроме убийства и насилия. Совершенно очевидно, что иберийские монархи тоже заинтересованы в подобном развитии событий, тем более что такое направление политики позволило бы проучить берберийских пиратов, неоднократно нападавших на Португальское побережье.
Вот почему корабелы так яростно размахивают топорами на верфях Порту и Лиссабона, священники кропят святой водой паруса, разрисованные христианскими символами, а гордые фидалго 4 и кабальейро внимательно слушают своих итальянских учителей. Вот почему в Лиссабоне под руководством генуэзцев возникает центр по изучению картографии и навигации, притягательный свет которого много десятилетий спустя привлек молодого итальянца по имени Коломбо и укрепил его в дерзновенной и заманчивой идее. Странствующие рыцари, прежде снаряжавшиеся в путь «по стезе господней»5, выходили в открытое море, шли отвоевывать неведомые земли.
Правда, экономические силы молодого государства не устояли перед таким бурным развитием событий, перед «черной смертью чумой, из-за которой с 1356 года огромные земельные пространства буквально обезлюдели, перед междоусобными столкновениями и войнами. Португалия не располагала достаточным количеством экспортных товаров, чтобы приостановить характерный для того времени отток из страны драгоценных металлов.
В самом начале ХУ века король Жуан 1 и его супруга Филипа из английской династии Ланкастеров оказались на грани национального банкротства. Государственная казна была пуста, не хватало даже меди, и пришлось пустить в оборот кожаные деньги. Чтобы покончить с нуждой, принимая во внимание и политические соображения, коронованные особы решились на смелое предприятие. Проезжие купцы сообщали, что берберийские корсары в североафриканском городе Сеуте прячут горы самоцветов, а караваны верблюдов доставляют туда полные мешки мерцающего суданского золота. Подобные известия поступали уже давно, и вряд ли была какая-либо необходимость в страстных уговорах казначея, о которых сообщают историки, чтобы их величества отдали приказ о захвате Сеуты.
Итак, знамя ордена Спасителя с большим красным крестом, которое развернул сын короля Жуана 1 дом Энрике на флагманском корабле своего морского флота, усиленного английскими, фландрскими и баскскими кораблями, в 1415 году достигло Сеуты. Когда город оказался в руках завоевателей, они действительно поверили, что всевышний направил их мечи и закалил их латы: берберийские сокровища были захвачены ценой жизни менее чем двенадцати человек.
Возможно, именно этот успех определил дальнейший жизненный путь дома Энрике, которого в исторической литературе обычно именуют принцем Генрихом Мореплавателем (1394–1460). Во всяком случае, теперь не вызывает сомнений, что во всех его начинаниях самым причудливым образом слились воедино дух крестоносцев, политические мотивы и типичная для того времени неуемная жажда золота. Будучи третьим сыном короля, дом Энрике не мог рассчитывать на престол, поэтому удовлетворился разбирательством религиозных дел и с завидным постоянством проявлял удвоенную энергию и организационный талант в морских предприятиях. Его участие в них часто переоценивалось. По инициативе принца Энрике с 1415 по 1460 год была осуществлена только треть всех предпринятых под португальским флагом изыскательских плаваний, а по существу морских разбойничьих вылазок, остальные были организованы и финансировались королями, торговыми домами, отдельными феодальными магнатами.
Генриха Мореплавателя, тем не менее, бесспорно, следует считать вдохновителем португальской экспансии, потому что экспедиции, которые снаряжались под его руководством, проложили дорогу последующим мореплавателям. По-видимому, он руководствовался двумя соображениями, когда посылал своих капитанов на юг. Во-первых, только в этом направлении можно достичь земель, где добывалось золото, которое и попало в Сеуте в руки португальцев, так как на востоке были исламские владения, а путь через Северную Африку к суданскому золоту преграждала Сахара. К этому следует добавить, что многие космографы ошибочно полагали, что Нил или, по крайней мере, один из его рукавов впадает в Атлантический океан где-то в Западной Африке. Какая заманчивая перспектива обойти арабские караваны! Во-вторых, Генрих Мореплаватель ищет легендарного «брата во Христе, короля- священника Иоанна, правившего в «Африканской Индии». Именно так называли тогда империю в Эфиопии, первые посланцы которой достигли Иберийского полуострова в 1327 году. (В 1452 году в Португалию прибыло даже официальное посольство из Эфиопии.) Разве можно было упустить возможность разработать гигантский стратегический план — сокрушить с тыла государства, входившие в сферу влияния арабов и османов? Торговлю рабами, вскоре бурно расцветшую, напротив, никак нельзя считать движущей силой первых изыскательских плаваний португальцев хотя бы потому, что тогда никто не знал, могут ли вообще жить люди в условиях жаркого климата южнее мыса Бохадор. Ведь утверждали же античные и средневековые географы, что тропический зной якобы уже в субэкваториальных районах трудно переносим, поэтому местные жители от жара почернели, кроме того, солнце там сжигает все живое.
Генрих Мореплаватель и его капитаны подвергли подобные бытовавшие тогда догмы проверке. В 1416 году первые португальские барки появились у западного побережья Марокко, через два года достигли архипелага Мадейра и в 1425 году уже курсировали в районе Канарских островов.
В 1434 году Жил Эаниш обогнул мыс Бохадор, постоянно окутанный туманами, омываемый при западном ветре более чем двенадцатиметровыми волнами и считавшийся до сего времени границей мореплавания в Атлантике. Хронисты сообщают, что Эаниш предпринял пятнадцать попыток обойти мыс и только тогда его мужество было вознаграждено. Вернувшись назад, он пре- поднес принцу Генриху Мореплавателю букет диких роз, которые нарвал по ту сторону мыса, сообщив, что путь на юг свободен. Через год Эаниш и Афонсу Гонсалвиш Балдайа пересекают тро- пик Рака и достигают Рио-де-Оро. На сей раз, моряки привозят кое-что более дразнящее воображение, нежели розы, — золото. А в 1441 году Антон Гонсалвиш доставляет инфанту с мавританского побережья «черное золото» — негритянских рабов.
Все сильнее бьется пульс эпохи географических открытий. В 1446 году Диниш Фернандиш достигает островов Зеленого Мыса. Как, должно быть, ликовали моряки, завидя эту землю, до такой степени не соответствующую средневековым представлениям об экваториальной растительности, что они дали ей это название. Итак, было установлено, что античные ученые ошибались. Вблизи экватора нет выжженной земли! Итальянцы Антониотто Узодимаре и Луиджи Кадамосто, состоявшие на португальской службе, в 1455 году открыли Гамбию и даже предполагали, что обнаружили рукав Нила, но их надежда не оправдалась. В 1460 году принц Генрих Мореплаватель умирает. К этому времени его каравеллы бороздят Гвинейский залив, а на плантациях сахарного тростника и пшеничных полях Мадейры уже гнут спину первые африканские невольники.
Мечты Генриха Мореплавателя осуществились только частично. С 1442 года удается регулярно выменивать большие количества золота на ткани, коралловые бусы и серебро; у набережных Лиссабона вплотную друг к другу швартуются корабли, груженные рабами и слоновой костью, аравийской камедью и гвинейским перцем. Но суданское золото и король-священник Иоанн, с помощью которых принц Энрике собирался завоевать Иерусалим, все еще не найдены.
Самым деятельным последователем Генриха Мореплавателя был, пожалуй, Жуан 11 (1481–1495), который задался целью претворить в жизнь даже более дерзновенные идеи. Этот принц, а позже король, уполномоченный отцом Альфонсом у (1438–1481) «управлять Гвинеей и разведывать моря, страны и народы, которые не были известны до принца Энрике», продолжает целенаправленно организовывать дальние морские плавания. После того как многие выводы античных космографов оказались ошибочными, он сомневается и в авторитете Птолемея, который когдато изобразил Индийский океан внутренним морем. Где-то же Африка должна кончаться! И тогда можно поставить перед собой более привлекательную цель, чем освобождение гроба господня: достижение Индии с ее пряностями и самоцветами.
В 1482 году Дьогу Кан открывает устье Конго, и король считает, что почти достиг заветной цели, и отвергает предложение Колумба добраться до Индии западным путем. Наконец однажды, в начале 1488 года, капитан Бартоломеу Диаш, исследовавший за одним из береговых мысов южное побережье Западной Африки, был снесен вместе со своими каравеллами сильным штормом далеко на юг. Диаш выровнял курс и поплыл на север. Скоро его взору, словно в награду за самое долгое доселе в истории человечества плавание, открылись горы, которые до сих пор не видел ни один европеец, — Капские горы. Капитан, следуя вдоль побережья, вскоре вынужден был уступить настояниям обессиленных, упавших духом членов команды и, как пишет хронист, «с Индией перед глазами, как Моисей с землей обетованной», повернуть назад. На обратном пути Диаш огибает испещренный расселинами, окруженный морской пеной мыс Игольный и следующий за ним мыс, замыкающий Столовую бухту, который он называет мысом Бурь. Король Жуан дает ему позже другое наименование — мыс Доброй Надежды.
Жуан II оставил своему преемнику Мануэлу 1 (1495–1521) не только разведанный путь в «Землю обетованную», но и централизованно управляемое государство.
“Еl Нотbге” (муж, мужчина) — так уважительно называла королева Кастилии Изабелла Жуана II — лишил знатных дворян власти, их феодальных привилегий, конфисковал большинство поместий, а самых знатных вельмож сослал или казнил. Герцог де Браганса был обезглавлен, для герцога де Визеу
