и опасен. Он самый настоящий прототип «маленького человека».
Смит также нашел его «апофеозом маленького человека», но застенчивого, неуверенного в себе и забавно выглядевшего. Возможно, это только мнение американских журналистов, у которых иные критерии мужской красоты. Однако, давая свидетельские показания на суде в 1923 году, профессор Макс фон Грубер из Мюнхенского университета, наиболее выдающийся евгеник в Германии, утверждал:
«Тогда я впервые увидел Гитлера вблизи. Лицо и голова низшего типа, помесь; низкий впалый лоб, уродливый нос, широкие скулы, маленькие глаза, темные волосы. Вид не как у человека, который полностью контролирует себя, отдавая приказания, а как у бредово возбужденного субъекта. На лице — выражение удовлетворенной самовлюбленности».
Много было написано о его глазах, цвет которых якобы отражал все цвета радуги. По сути, они кажутся светло-голубыми, почти фиолетовыми. Но не этот цвет завораживает людей, а скорее глубина и выражение глаз, их яркий блеск имеют гипнотическое воздействие. В литературе время от времени можно обнаружить истории, подобно следующей. На встречу с Гитлером для поддержания порядка прислали полицейского, который был известен своей антипатией к нацистскому движению. Когда он стоял на посту, появился Гитлер.
«Он посмотрел в глаза полицейского тем гипнотизирующим и неотразимым взглядом, который сбил с ног несчастного. Этим утром, взывая к вниманию, страж порядка признался мне: «Со вчерашнего вечера я национал-социалист. Хайль Гитлер».
Эти истории вовсе не продукт нацистских ведомств пропаганды. Очень надежные люди, теперь в нашей стране, сообщали о подобных случаях среди их личных знакомых. Даже известные дипломаты рассказывали о редком свойстве глаз Гитлера и о том, как он, встречаясь с людьми, использует свой дар часто со страшными последствиями.
Есть и другие, подобно Раушнингу, которые находят его взгляд пристальным и мертвым, лишенным яркости и искристости неподдельного оживления. Однако не будем распространяться о его глазах и их особенном свойстве, поскольку относительно немногие немцы входили в такой близкий контакт с ним, что попали под их серьезное воздействие.
Каким бы ни был эффект внешности Гитлера, производимый на немцев в прошлом, разумнее будет допустить, что он регулировался миллионами плакатов, расклеенных в каждом заметном месте и изображавших фюрера достаточно презентабельной личностью. К тому же, пресса и кинохроника были постоянно наводнены тщательно подготовленными фотографиями и кинокадрами, в наилучшем виде показывающими Гитлера. Этими усилиями со временем было стерто любое неблагоприятное впечатление, которое мог произвести реальный человек в прошлом. Гитлера теперь знает большинство немцев, внешне это довольно видная личность. Подавляющее большинство людей имело единственный контакт с Гитлером — через его голос. Он был неутомимым оратором, и перед тем как пришел к власти, иногда мог произнести от трех до четырех речей за один день, часто в разных городах. Даже самые непримиримые его оппоненты признавали, что он — величайший оратор, которого когда-либо знала Германия. Это признание интересно еще тем, что звучание его голоса было далеким от приятного. Когда Гитлер возбуждался, скрежещущие интонации часто перерастали в пронзительный фальцет. Да и не дикция делала его великим оратором. В годы молодости она была особенно плохой. Это было сочетание верхнегерманского и австрийского диалекта. В целом же, его речи были долгими, плохо составленными и очень повторяющимися. Некоторые из них просто мучительно читать, но тем не менее, когда Гитлер провозглашал их, они производили необычайный эффект на аудиторию. Его сила и очарование в ораторском искусстве почти всецело основывались на способности почувствовать, что хочет услышать данная аудитория, а затем манипулировать таким образом, чтобы возбудить эмоции толпы. Вот что говорит Штрассер о его таланте:
«Гитлер реагирует на биение человеческого сердца, как сейсмограф… реагирует с точностью, которой он не смог бы достичь сознательно, и которая позволяет ему действовать наподобие громкоговорителя, провозглашающего наиболее тайные желания, наименее допустимые инстинкты, страдания и личное негодование целой нации».
До прихода к власти почти все его речи были сконцентрированы вокруг следующих тем: (1) предательство ноябрьских преступников; (2) необходимость ликвидации марксистского правления; (3) мировое господство евреев. Независимо от того, какие бы аспекты не были разрекламированы для конкретного выступления, он неизменно начинал распространяться на какую-либо из этих трех тем. И все же людям это нравилось, они посещали один митинг за другим, чтобы послушать его выступления. Следовательно, на аудиторию воздействовало не столько то, о чем он говорил, а то, как он это говорил.
Даже в начале своей деятельности Гитлер был позером с большим чувством драматизма. Он не только планировал свои выступления на поздний вечер, когда его аудитория будет усталой и менее критически настроенной, но и заблаговременно направлял помощника произнести короткую речь, дабы подогреть публику. Штурмовики всегда играли значительную роль на этих митингах, они выстраивались, образуя проход, по которому он должен был пройти. В психологически удобный момент Гитлер мог появиться в задней двери зала. Затем, во главе небольшой группы сопровождающих, он продвигался мимо штурмовиков к ораторскому столику. Идя по проходу, он никогда не смотрел по сторонам и очень злился, когда кто-то пытался приветствовать его или же мешал его продвижению. Где позволяла обстановка, всегда присутствовал оркестр, начинавший играть веселый военный марш, когда Гитлер шел. В начале своего выступления он, как правило, проявлял признаки нервозности. Обычно он не мог сказать чего-либо вразумительного до тех пор, пока не начинал чувствовать свою аудиторию. Однажды, сообщает Хайден, он так разнервничался, что, казалось, потерял дар речи. Для того чтобы что-то сделать, он ухватился за стол и начал передвигать его по помосту. Затем внезапно «поймал восприятие» и смог продолжать. Прейс описывает, что выступал Гитлер следующим образом:
«Начинает он медленно, с запинками. Постепенно входит в раж, когда духовный настрой громадной толпы возбуждается. Ибо он реагирует на этот метафизический контакт таким образом, что каждый член множества чувствует себя связанным с ним индивидуальным звеном сочувствия».
Все наши информаторы докладывают именно о медленном начале, о поиске контакта с аудиторией. Как только он находит его, темп возрастает в гладком ритме и звуке, пока оратор не начинает кричать, охваченный экстазом. На протяжении всей речи слушатель, похоже, идентифицирует себя с голосом Гитлера, который становится голосом Германии.
Все это соответствует концепции Гитлера о массовой психологии, изложенной в книге «Майн Кампф», где он пишет:
«Психика широких масс не реагирует ни на что слабое или половинчатое. Как женщина, духовная решимость которой определяется не абстрактной причиной, а неопределяемым эмоциональным стремлением к исполняющей власти, и которая, по этой причине, предпочитает подчиниться скорее сильному, чем слабому — так и масса предпочитает правителя просящему».
И Гитлер дает им это.
«Ньюсуик» сообщает: «Женщины падали в обморок, когда с багровым и искаженным усилиями лицом он выдавал свою магическую ораторию».
Фланнер говорит: «Его оратория состояла из расстегнутого воротничка, взъерошенных волос, огня в глазах; он был похож на загипнотизированного человека, доводящего себя до исступления».
Согласно Йетс-Брауну: «Он был перевоплощенным и одержимым человеком. Мы присутствовали при чуде».
Эта огненная оратория была новой для немцев и особенно для немногословных баварцев низшего класса. В Мюнхене его выкрики и жестикуляция были спектаклем, на который, чтобы попасть, нужно было платить деньги. Однако не только его пламенная оратория завоевала толпу для его дела. Без сомнений, это было нечто новое, но куда более важной была серьезность, с которой он произносил речи.
«Каждое из произносимых им слов было заряжено мощным потоком энергии: временами казалось, что слова, вырванные из самого сердца этого человека, причиняют ему ужасную боль».
«Наклонившись с трибуны, как бы пытаясь имплантировать свое внутреннее «Я» в сознание всех этих тысяч людей, он держал массы и меня под гипнотическим колдовством… Было ясно, что Гитлер чувствовал восторг эмоциональной реакции, надвигавшейся сейчас на него… его голос поднимался до страстного предела… его слова были подобны бичу. Когда он замолчал, его грудь все еще вздымалась от чувств».
Многие авторы рассуждали о его способности гипнотизировать аудиторию. Стоили Хайт сообщает:
«Когда во время кульминации он качается со стороны в сторону, его слушатели качаются вместе с ним; когда он наклоняется вперед, они также наклоняются, а когда он заканчивает выступление, они либо приведены в благоговейный трепет, либо в экстазе вскакивают на ноги.
«Бесспорно, как оратор он оказывал мощное влияние на обыкновенных немцев. Его митинги всегда были многолюдны, а когда он заканчивал выступать, то способность критического мышления у слушателей была подавлена до такой степени, что они были готовы поверить почти во все сказанное им. Он льстил им и обхаживал их. Он бросал им обвинения и тут же развлекал их и умилял; казалось, он создавал соломенного человека, которого быстренько сбивал с ног. Его язык был подобен кнуту, подхлестывающему эмоции аудитории. И каким-то образом ему удавалось всегда высказать то, что большинство слушателей уже тайно держало в уме, но не могло выразить словами. В ответ на реакцию публики в нем бурно проявлялись различные чувства. Благодаря этой обоюдной связи, оратора и его аудиторию охватывало эмоциональное опьянение».
Именно такого Гитлера знал, прежде всего, немецкий народ. Гитлера, пламенного оратора, который без устали мчался с одного митинга на другой, выматываясь до стадии истощения. Гитлера, чье сердце и душа принадлежали делу и который неустанно боролся против всепоглощающих бедствий и препятствий, чтобы раскрыть глаза слушателей на истинное положение вещей. Гитлера, который мог возбудить чувства и довести до сознания людей цель национального подъема. Гитлера мужественного, который решился сказать правду и бросить вызов как национальным властям, так и международным поработителям. Немцы знали искреннего Гитлера, чьи слова воспламенялись в тысячах сердец, призывая искоренить недостатки. Именно Гитлер откроет немцам путь к самоуважению, потому что он верит в них.
Это фундаментальное представление о Гитлере создало прекрасную основу для нацистской пропаганды. Он был так убедителен на ораторской трибуне и казался таким искренним в своих выступлениях, что большинство его слушателей было готово поверить всему хорошему о нем, так как они желали верить в это. Ведомства нацистской пропаганды не замедлили использовать свои возможности в полном масштабе.
Да и сам Гитлер создал отличный фундамент для нацистской пропаганды. С ранних дней своей политической карьеры он непреклонно отказывался раскрывать что-либо из своей личной жизни, в прошлом или настоящем. Действительно, для большинства своих ближайших соратников он был человеком тайны. Фактически, чем больше он скрывал факты своей личной жизни, тем более любопытными становились его сторонники. В самом деле, это была плодотворная почва для построения на ней мифа или легенды. Нацистская машина пропаганды посвятила все свои усилия задаче изобразить Гитлера как сверхчеловека. Все, что он делал, было представлено таким образом, чтобы показать его превосходный характер. Если он не ест мяса, не пьет алкогольных напитков и не курит, то это не вызвано тем фактом, что ему это противопоказано или же он считает, что дольше сохранит свое здоровье. Эти вещи просто не имеют для фюрера ценности. Он воздерживается от них, потому что следует примеру великого немца, Рихарда Вагнера, или же из-за того, что воздержание повышает его энергию и выносливость до такой степени, что он сможет целиком и полностью посвятить себя созданию нового германского рейха.
Согласно пропаганде, такое воздержание лишний раз подтверждает, что фюрер — это человек с громадной силой воли и самодисциплиной. Как сообщает Ганфштангль, Гитлеру нужна именно такая характеристика, ибо, когда кто-то спрашивает его, как ему удалось отказаться от этих слабостей, он отвечает: «Силой воли. Если я решу не делать чего-то, я просто не буду делать. А как только решение принято, оно не отменяется никогда. Неужели это так удивительно?»
То же касается и секса. Немецкому народу известно, что у Гитлера нет половой жизни, и это также преподносится не как аномалия, а как великая добродетель. Фюрер выше человеческих слабостей, и фон Виганд говорит нам, что «у него глубокое презрение к слабости людей к сексу, который делает из них дураков». Ганфштангль сообщает, что Гитлер частенько делает заявления о том, что никогда не женится на женщине, поскольку Германия его единственная невеста. Однако Гитлер, с его глубоким пониманием человеческой природы, видя эти слабости в других, терпимо относится к ним. Он даже не предает их анафеме и не запрещает среди своих ближайших соратников.
Пропаганда изображает его также, как доброго и щедрого человека. В литературе повсеместно можно найти нескончаемые истории, иллюстрирующие эти добродетели. Прайс приводит типичный пример: привлекательная молодая крестьянка пытается приблизиться к нему, но путь ей преграждает охрана. Она начинает рыдать, и Гитлер, видя ее отчаяние, допытывается, в чем дело. Она рассказывает, что ее жениха выгнали из Австрии за нацистские убеждения и что он не может найти работу, а следовательно, они не могут сыграть свадьбу. Гитлер глубоко тронут. Он обещает найти молодому человеку работу и, в дополнение, полностью обставляет для них квартиру, вплоть даже до колыбельки для младенца. Делаются все попытки, чтобы представить Гитлера, как исключительно человечного, глубоко понимающего проблемы обычных людей. Многие авторы, как нацистские, так и антинацистские, постоянно пишут о его великой любви к детям, а нацистская пресса, конечно, полна фотографий, изображающих Гитлера среди малышей. Сообщается, что когда он находится в Берхтесгадене, он всегда приглашает соседских детей прийти к нему в гости после полудня и угощает их сладостями, мороженым и пирогом. Файр говорит: «Никогда не было такого холостяка средних лет, который был бы в таком восторге от компании детей». Принцесса Ольга рассказывала, что когда она нанесла визит Гитлеру в Берлине и во время их беседы речь зашла о детях, глаза Гитлера наполнились слезами. Нацистская пресса очень хорошо воспользовалась этим, и фотографии начали сопровождаться бесконечными комментариями. В таком же духе многое было
