склонностям и предпочтениям пациентов. Пожилым людям и детям рекомендуется умеренная дозировка вследствие выявленной повышенной чувствительности этих пациентов к одиночествотропным лекарственным средствам. Взаимодействие с другими лекарственными препаратами: Необходимо иметь в виду, что, если крокодифил назначается одновременно с лекарствами, обладающими крокодепрессивным действием, может усилиться эффект обостренного чувства одиночества.
Особые указания: Пациентам следует избегать ярко выраженных проявлений бездействия и скуки у окружающих, а также дождливых и ностальгических выходных дней, так как могут последовать непредсказуемые индивидуальные проявления.
Предостережения: Крокодифил обладает свойством изменять реакции пациента (способность к самообману, самолюбованию, самоуспокоению, самоудовлетворению и т. д.). Стоит помнить об элементарном принципе, в соответствии с которым только в случаях проявления несомненных признаков недомогания лекарство может быть назначено в первые месяцы влюбленности. Передозировка и ее лечение: в случаях передозировки могут появиться конвульсивные оргазмы, состояния высшего экстаза и сверхчеловеческого миролюбия. Предлагаемое лечение состоит в
Х. Х. прервал чтение этого маленького, но в высшей степени содержательного психологического повествования.
Он был потрясен. Воздействие этого описания на его внутренний мир оказалось столь сильным, что еще долгое время он провел, погрузившись в размышления обо всех этих ощущениях и чувствах, которые так хорошо были ему знакомы.
Ему показалось, что с этой минуты он знает себя лучше, потому что до сих пор он был неспособен ни определить, ни описать то, что он переживает: заброшенность, одиночество, сексуальное самоудовлетворение, утрата надежд, скрытая агрессивность… Все это происходило с ним. В точку!
У него не было ни малейшего сомнения в том, что эти маленькие таблетки смогут изменить его жизнь.
И при мысли об этом маленький огонек вспыхнул в его сердце — то, что Х. Х. под влиянием прочитанных им психологических описаний посчитал надеждой. Эти таблетки, например, могли бы придать ему смелости для того, чтобы пригласить Элену в кафе; нет, он сможет пригласить ее к себе домой… и он скажет ей, что…
И Х. Х. уснул, приняв первую таблетку и запив ее горячим молоком. Сегодня впервые за долгое время он почувствовал голод. Сильный голод.
10
Х. Х. проснулся на следующее утро промокшим насквозь. Он с изумлением отметил, что слезы текут из его глаз, как из двух плохо закрытых кранов. Он не чувствовал никакой боли, не испытывал ни страданий, ни тех ощущений пустоты и упадка сил, которые ежедневно сопутствовали его пробуждению ото сна. Он просто плакал. Плакал тихо, безостановочно, словно это было вне его, нечто постороннее, совершенно чуждое его воле и чувствам.
Он бросился к зеркалу. Его лицо было совершенно спокойным, будто бесчувственным и даже, пожалуй, глуповатым. Он не сразу понял, что все это могло быть связано с побочными эффектами, о которых говорилось в описании крокодифила. Как уже повелось у него в последнее время, он направился к своей комнате и осторожно открыл дверь.
Он остолбенел от увиденного: его кровать стояла в луже воды, словно под ней вдруг забил родник, прорвавшийся к поверхности из глубоких недр, из логова его крокодила. Он встал на четвереньки, замочив колени и ладони. Глаза крокодила были полуоткрыты, безучастные и никуда не смотрящие глаза, и из них скатывались тяжелые слезы размером с фасолину, ритмично и неспешно, со скоростью и частотой работы больничных капельниц.
Он поднялся, ошеломленный и растерянный, и, шатаясь, направился на кухню. Он взял старые газеты и разложил их на полу с тем, чтобы они впитывали это необыкновенное половодье. Он уже не испытывал страха перед своим крокодилом. Куда больше его внимание занимало плотоядное растение, разраставшееся внутри него, которое поглощало его и душило за горло. Х. Х., быстро научившийся давать определения всему, что он чувствовал, ни минуты не сомневаясь, дал имя этому удушающему ощущению: тоска. Он бросил раскладывать старые газеты на полу и бросился к аптечке в ванной. Он судорожно проглотил таблетку крокодифила, будто утопающий, хватающийся за брошенную ему спасительную веревку.
Было семь тридцать утра. Ему нужно было идти на работу, и он не знал, что ему делать. Он оделся как робот, время от времени утирая с лица слезы, которые, как ему показалось, стали капать реже и не так обильно. Когда он вышел из подъезда, то нацепил черные солнечные очки, купленные прошлым летом, и вынужден был признать, что тоска, душившая его еще несколько минут назад, уступает место странному ощущению отупения.
В офисе сеньора Эулалия, увидев его, возопила:
— Хуан Хосе, что с тобой?
Это, несомненно, относилось к очкам. Элена, что-то убиравшая в ящик стола, обернулась и посмотрела на него с интересом:
— Тебе очень идут очки, — сказала она. И отвернулась к окну, чтобы скрыть легкое подрагивание губ. А ее правая рука скользнула с клавиатуры компьютера на грудь, словно она пыталась унять сумасшедшее биение сердца.
Х. Х. не придал значения этому жесту.
— Ты ведь не собираешься предстать перед шефом в таком виде, я надеюсь? — допытывалась сеньора Эулалия, весьма чувствительная к вопросам эстетики на рабочем месте.
— Кажется, у меня конъюнктивит… — промямлил Х. Х., усаживаясь за свой рабочий стол и включая компьютер, стараясь сделать так, чтобы его голос звучал так естественно, как только было возможно.
— Конъюнктивит? Дай-ка мне посмотреть! — воскликнула Элена, приблизив свое лицо к его лицу.
— Нет! Нет!..
Х. Х. был категоричен. Он не просто противился приближению девушки, но даже скорчил такую недовольную и неприязненную рожу, что та на мгновение словно окаменела в своем кресле.
— Прости!.. Я…
— Х. Х.! — голова директора филиала высунулась из-за двери его кабинета. — Можешь зайти сейчас?
Страдалец почувствовал на себе дыхание смерти. За те несколько секунд, которые ушли у него на то, чтобы снять свои черные очки и встать из-за стола, он успел оценить глубину пропасти, разверзшейся между девушкой с самыми прекрасными на свете вьющимися волосами и им самим. Он подумал о том, что все это означало крушение его планов на будущее, о ее немом оцепенении, случившемся по его вине, о своем ужасном положении, о своем безумии…
— Скорее!
Директор отделения, в котором работал Х. Х., был пятидесятилетним толстяком. В галстуке, повязанном вокруг короткой шеи, он напоминал поденщика, вырядившегося на собственную свадьбу. Он всегда был неряшлив в одежде, его брюки носили неизгладимый отпечаток сидячей работы, и, к удивлению Х. Х., сегодня на нем красовались мокасины, гораздо более подходящие индейскому вождю Сидящему Быку, чем стремящемуся произвести впечатление клерку. Стоя перед ним, Х. Х. не мог оторвать глаз от этой пары мокасин с бахромой и плоской подошвой.
— У тебя что-то случилось? — спросил его директор, несколько смущенный тем, что он принял за знак излишнего, по его мнению, повиновения. Он восседал в своем кресле, вытянув ноги под столом, так, что его перекрещенные ступни оказались на виду. Кожа на мокасинах была изрядно потрепана, подошвы растянуты,
