собираюсь, но я никак не мог доказать Лившицам, что немцы Волгу не перейдут и что Россию завоевать невозможно! Почему-то забывают историю. Армия Гитлера погибнет, как погибла армия Наполеона.
— Дау, а ты не посоветовал Женьке сдать свое золото в фонд победы?
— Коруша, мы победим без Женькиного золота, но про золото ты знать не должна. Я дал слово о золоте тебе не говорить. А главнейшее — я сейчас нужен стране, я ведь тоже работаю на Красную армию.
Об этом говорит еще и тот факт, что в 1945 году в докладах Академии наук появились три статьи Дау о детонации взрывных веществ. В справочниках наряду с адресом Института физических проблем был еще адрес Инженерного комитета Красной армии.
Илья с семьей уехал в Алма-Ату, а Женька остался при Ландау. Уговаривать меня бежать в Америку Женька не решился. Когда же в 1943 году мы вернулись в Москву, опять пришлось поселиться в одной квартире с Женькой.
Учитывая ценность продуктов питания во время войны, Женька перестал мыть посуду после еды: он тщательно вылизывал языком все тарелки, ложки, вилки и даже сковородки, только не горячие.
Дау ему говорил: 'Женька, как ты здорово лижешь! Твоя посуда совсем чистая'. Такие эксцессы очень веселили Дау.
Рубашки Женька носил два срока. Когда воротник и манжеты становились грязными, он выворачивал и носил наизнанку, утверждая, что этим он удлиняет их жизнь, считая, что белье в основном изнашивается только в стирке. Чем реже стирать, тем оно дольше будет служить. Чем не Плюшкин?
Пайки по карточке у нас были более чем приличные. Женьку поразила разница твердых цен по карточкам и цен на черном рынке. Он решил обогатиться. Продавал все, даже мыло. Вскоре заработал чесотку. Ходил забинтованный, промасленный дегтем. Теперь ему уже мыться было нельзя. Я боялась, что он заразит Дау. Но, к счастью, вскоре из институтских квартир выселили всех временно проживавших. Даунька меня спросил: 'Коруша, какую ты хочешь занять квартиру?' — 'Дау, я мечтаю жить в квартире № 2. Дверь квартиры № 2 в нескольких шагах от входной двери в институт. А ты зимой бегаешь раздетый много раз в день'. Мы заняли квартиру № 2. А Женьку отселили и, наконец, уже навсегда. От чесотки мы убереглись.
— Коруша, имей в виду, мой — верх, а ты занимаешь низ. Будем жить, как до войны. На разных половинах, война кончится, мы еще увидим небо в алмазах. Будем жить ярко, весело, интересно! Надо наверстать упущенное. Моя комната будет бывшая Женькина, там хороший стенной шкаф. Вторая большая комната наверху будет гостевая, а в маленькой балконной комнате наверху поставим телефон. В ней очень плотно закрывается дверь, когда я буду разговаривать со своими девицами, ты не будешь слышать. И когда ты будешь разговаривать со своими поклонниками, можешь не опасаться, никто не услышит.
Высокие стены маленькой балконной комнаты, ставшей впоследствии библиотекой, слышали все интимные разговоры физиков нашего института. Все знали: только у Дау по телефону можно поговорить без свидетелей с другом, с женой, с подругой. Самым активным гостем был Аркадий Мигдал, а самым верным мужем — Яша Смородинский: он никогда не пользовался нашим телефоном. Дау очень гордился телефонной комнатой, особенно когда ею пользовались не члены нашей семьи.
С ремонтом я справилась одна. Побелить стены и потолок с добавлением синьки и охры было нетрудно. Но в комнате Дау надо было соорудить очень тяжелую, задергивающуюся шнурами штору, смягчающую шум с улицы. Дау всегда очень плохо спал. Во время эвакуации кому-то понадобились клыки над окном у Дау, на которые вешают шторы, и их вынули вместе с кирпичами. По моей просьбе слесарь института выковал два добротных костыля, и я вмуровала их в стену цементом с кирпичами.
Прошли годы, отгремела война. Лившицу дали верх первой квартиры, три комнаты. Ему понадобились клыки — повесить штору. Я готовила обед, слышу — наверху грохот. Я решила: вероятно, ремонтируют крышу. Но Дау зашел в кухню и сказал: 'Коруша, там Женька наверху в моей комнате забирает свои гвозди, очень стучит, я позанимаюсь у тебя внизу'. — 'Так это он выколачивает мои клыки, их вынуть невозможно!'.
Через несколько секунд я была в комнате Дау. Сорванная штора валялась на полу. Женька в ботинках на письменном столе Дау пытался выбить клыки принесенным молотком. Объясняться было некогда. Я столкнула его со стола, он упал. Увидев меня разъяренной, он на четвереньках быстро пополз к лестнице. При помощи ноги я помогла ему преодолеть спуск в один миг. Дау вышел на шум в коридор, Женька распластался у его ног.
— Коруша, в чем дело?
— Твой Женечка ошибся, эти гвозди мои, я их заделала цементом и кирпичами после эвакуации, выбить их невозможно. Дау, как он посмел сорвать штору и учинить такое свинство?
— Женька, так эти гвозди не твои? Виноват ты. Проси прощения у Коры.
— Его извинения мне не нужны. Как ты можешь, Дау, терпеть эту тварь возле себя?
— Коруша, я согласен, Женька очень плохо воспитан. Я стараюсь его перевоспитать, но он бывает забавен. Ведь он по-настоящему терзается, когда ему нужно разменять рубль.
Глава 21
Когда я собралась родить, я оставила работу. Дау тоже очень хотел ребенка. Его нежность и заботы обо мне возросли. Он выяснил, что по этому профилю лучший врач страны — Сперанский, родственник Петра Леонидовича Капицы. Дау сам повел меня на прием к Сперанскому. Сперанский его успокоил: все в норме, ваша жена здорова, сложности и опасности исключаются. Он гарантировал, что у нас родится дочь.
— Даунька, дочку назовем Леночка.
— Я не возражаю. Но, Коруша, имей в виду, у нашей Леночки будет мой нос.
Когда я услышала слова: 'У вас родился мальчик, посмотрите на него', меня захлестнуло счастье. Мальчик, мальчик! Такое гордое, такое безбрежное счастье я испытывала впервые. Впилась глазами в лицо малыша — крутой лоб и рот Дау. О таком счастье я даже не смела мечтать. 'Доктор, а почему он так кричит?' — 'Это самое лучшее, что он сейчас умеет'. Я так хотела Леночку, почему же я так гордо затрепетала, когда сказали «мальчик»? Я стала более высокого мнения о самой себе!
Произошло это событие 14 июля 1946 года.
— Коруша, как ты умудрилась родить сына в такой знаменательный день — вся Франция празднует эту дату!
Дау был горд и счастлив, он сам дал сыну имя Игорь. Коруша, а дома будем звать его Гарик.
— Даунька, а нос у нашего мальчика — мой.
— Все равно, Коруша, он у нас гибрид. Мы в разумном возрасте завели ребенка, все выдающиеся люди, по статистике, рождались от поздних браков или были младшими детьми в семье. Конечно, в большинстве случаев от довольно талантливых родителей. Коруша, возможно, ты родила гения! Я достаточно талантлив, чтобы быть отцом гения?
Дау не предполагал, что после смерти его именно так и назовут. Но у гениальных отцов, по статистике, гении не родятся, и у их сыновей, даже одаренных, очень трудная жизнь. Тогда я тоже этого не знала. Вся ушла в бытовые мелочи: пеленки, кормление сына. Когда мальчику исполнился месяц, я слегла от простуды. Болеть было некогда, белый стрептоцид не принимала: боялась испортить молоко. Через три дня все прошло.
А некоторое время спустя на ноге в области вены обнаружилось странное вздутие, безболезненное, и я не обратила на него внимания. На той же ноге, опять на вене, появилось еще одно безболезненное вздутие. Показала врачу: диагноз серьезный послеродовой тромбофлебит. Лечения никакого, только строгий постельный режим. Если тромб оторвется — моментальная смерть. К счастью, приехала моя мама. Дау очень испугался, созвал всех знаменитых врачей ко мне. Пришли профессора медицины, возле моей кровати увидели младенца. Да, это послеродовой тромбофлебит. Абсолютный покой, лечения никакого. Но потом эти загадочные шарики выступили повсюду, уже не на венах, раздулись колени, ноги отекли, вся плевра легких
