вздымалась гора картофеля, пустившего зеленовато-пестрые ростки; в другом, на слое пакли, раскатилось с полдюжины румяных яблок. Возможно, это и являлось целью старика, если, конечно, у него вообще была какая-нибудь цель, помимо моей персоны. Так или иначе, я снова устремился в единственный проход, черневший в глубине подвала. И снова оказался на ступеньках полуразбитой лестницы, покрытой плесенью. В какое сумрачное подземелье я спускался? Сойдя на несколько ступеней, я замер, напрягая слух: старик, не торопясь, спускался по первой лесенке. Из-за собак мне нужно было оторваться от него как можно дальше. Я поспешил вперед.
В подземелье растекалась густая темнота, теснимая отчасти худосочным светом, сползавшим вниз из лестничного жерла. При этом малосильном освещении я рассмотрел подобье склепа с сырыми стенами, подернутыми бледным мхом и редкими пучками почти белесого венериного волоса. Два черных зева расходились из пещеры ижицей. Ни тот и ни другой мне не сулили никакого утешенья. В этот момент над головой раздался приглушенный звук: наверное, хозяин вышел из подвала. Поднявшись, я убедился, что подвал пустой. Значит, он отказался от погони, мнимой или настоящей.
Но я не очень-то от этого выигрывал; важнее отыскать другой маршрут, чтобы не возвращаться пройденным путем. Меня обуревало любопытство; коль скоро представлялся такой удобный случай, я захотел исследовать подземные ходы, а там, как знать, и выбраться на волю.
Наобум я двинулся по левому пути, напоминавшему расширенный подземный лаз, но не мощеный, а утрамбованный. Меня приободряли не столько пистолет (он мало бы на что сгодился в этой теми), сколько те самые три спички, которые при надобности я смог бы запалить и, уж конечно, должен был беречь на крайний случай. И все же я забеспокоился, когда, пройдя немного и прислонившись к скользкой стенке, понял, что коридор неумолимо уходит вглубь. Но я продолжил спуск и не скажу, каков он был и сколько длился. По малом времени я вдруг почувствовал, что нахожусь в просторном месте. Пришлось пожертвовать одной из спичек. Передо мной возникла обширная пещера со множеством ослизлых сталактитов. При свете догоравшей спички я различил неподалеку третью лестницу, тонувшую в подземной бездне, и снова погрузился в непроглядный мрак.
Не скрою: я слегка опешил. Но завладевший мной порыв (нечто гораздо большее, чем просто любопытство) взял верх. Вслепую я устремился и по этой лестнице. Казалось, у вероломно скошенных ступеней нет конца, однако и они иссякли. Тогда, словно в награду за мое долгоупорство, откуда-то забрезжил слабый свет, а может, это было лишь его предчувствием. Пройдя по галерее и повернув за поворот, я различил в неясной дали клочок мерцающего неба сквозь узкую расселину в скале. Наконец я подошел к ней и кое-как взобрался по завалу из стволов, камней и дерна.
Человеку там вовсе не пройти. Вид, открывавшийся оттуда на долину, немного отличался от привычной для меня картины. Исчезли заслонявшие обзор возвышенности. Я оказался в недрах не только дома, но и самих гор.
Расселина посапывала хладным сквозняком. Я медленно спустился и пристальнее осмотрел ее внутри. Широкий раструб галереи обрамляли блестящие от влаги стены. И стены, и земля пестрели липкими, разбухшими наростами — отвратными на вид грибами; испуганно метнулась из-под ног невиданных размеров алебастровая ящерица или другая омерзительная тварь.
Ближе к середине галереи я обнаружил прежде не замеченный глубокий сводчатый проем, проделанный в скале. В проем вела старинная, обитая железом дверь — сейчас она была открыта внутрь — со смотровым отверстием и маленькой решеткой. Дверь темницы. Возможно, предки моего хозяина держали в этом леденящем кровь узилище своих непобежденных недругов. Темница пучилась тяжелым сумраком, не пропускавшим блеклый свет расселины.
Настал черед употребить вторую спичку, и я зажег ее с великими предосторожностями, желая непременно сохранить оставшуюся, третью, на обратный путь. Непродолжительное пламя озарило тесную пещеру. Тут и там виднелись признаки людских стараний. Стены подпирала каменная кладка, в иные трещины вколочены обтесанные глыбы. Все это делало пещеру надежным местом заточения, откуда невозможно совершить побег. Стены, а также пол и свод являли зрелище, мрачней которого я не видал. Их покрывали белоснежные шары, волокна, пузыри, бубоны или коконы (не знаю, право, как еще их называть) различных форм. Я принял их вначале за грибы, но это были жуткие соцветия из плесени; едва я к ним притрагивался, как эти рыхлые ростки мгновенно распадались и оставляли на ладони полузаметную испарину.
Тошнотная растительность настолько отвлекла мое внимание, что лишь в прощальном сполохе обуглившейся спички я разглядел прелюбопытнейший предмет. Слева от меня в стене торчало массивное железное кольцо; с него свисала ржавая, увесистая цепь. Как будто ничего особенного. Особенным, однако, было то, что на кольце покоился букет цветов, переплетенных наподобие венка. Здесь цветы: отколь? И в довершение чудес, цветы казались свежими.
Я находился на распутье. Как быть: пожертвовать последней спичкой и на обратный путь довериться лишь осязанию? Но слишком неправдоподобным показалось мне увиденное — я чиркнул третьей спичкой.
И верно: свежие — осенний лютик, дикий или одичавший. Я созерцал их со священным трепетом, припоминая смутно, что видел перед домом несколько пучков. Что это значило? Как ни старался, я ничего не понимал. Безмолвие и смрадный дух окутанного тайной подземелья начинали не на шутку будоражить нервы. С меня довольно — вон отсюда.
На этом утренние треволнения не кончились. Расставшись с тусклым светом, исходившим из расселины, я снова должен был преодолеть во тьме заведомо бугристый, долгий путь. Уже я начал подниматься по ступеням нижней лестницы, как сверху до меня донесся легкий шум шагов. Опять старик? Или, что хуже, его собаки, пробравшиеся ненароком в подземелье? Я насторожился. Шаги, похоже, были человеческими, но в них не слышалось привычного мне шарканья бабуш. А если это не старик, то кто? А если все-таки старик, зачем ему бежать? И если он забрел так глубоко и не догадывался о моем присутствии, то почему я не услышал его раньше? Что делать: отступить обратно в галерею и там, при слабом свете, защищаться от неизвестного врага? Я совершенно растерялся. Внезапно звук шагов стремительно угас. Я двинулся наверх с предельной осторожностью.
Поднявшись на вершину лестницы, я вновь услышал прежний шум. Последние сомнения рассеялись: от стен покатого туннеля отзывалась человеческая поступь. Она постукивала так легко и часто, как будто впереди бежало существо-пушинка. Я, право, никогда бы не подумал, что старик, даже такой крепыш, как мой хозяин, способен вдруг на этакую прыть.
Казалось, дробный топоток бегущего опережал меня лишь ненамного, хотя едва ли можно было доверять обманчивому эху подземелья. Я останавливался — он замедлял свой бег, а вскоре вовсе затихал; я шел вперед — он тотчас ускорял шаги. Они звучали вразнобой, даже со скидкой на неровный грунт и зыбкий отзвук, как будто это существо неслось вприпрыжку. Увы, я израсходовал и третью спичку, иначе, вопреки всему, ее зажег бы. В вынужденной слепоте мой интерес сменился яростью, отчаянием и агрессивностью. Отбросив всякую предосторожность, я ринулся в погоню, стремясь во что бы то ни стало схватить бегущий призрак.
Не тут-то было: он не только лучше знал извивы подземелья, но был проворнее меня. Его шаги довольно быстро унеслись куда-то вверх и вскоре окончательно замолкли. Он разгадал мой замысел. Опустошенный изнурительной и безуспешной гонкой, я кое-как добрался до подножья следующей лестницы, куда прокрадывался полусвет из верхнего чулана.
Похождения, точнее, первая их часть, закончились бесплодно. Допустим все же, что призраком был сам хозяин, но, Боже правый, зачем ему понадобилось уноситься от меня по сумрачному подземелью? Нелепо было бы предполагать, что у него нашлись здесь срочные дела. Вне всякого сомнения, старик спасался бегством от меня.
Я отложил догадки до более удобного момента. Вторая половина странствий сулила мне еще одну находку. Но, как и прежде, я не сумел в ней разобраться. Теперь мне предстояло вернуться по уже
