— Послушайте, Роберто...
— Меня зовут Большой Варяг!
— Роберто Коракальина, выслушайте меня. Солнце восходит и садится, небо меркнет и темнеет и сочится дождевою влагой. Но у меня перед глазами — незамутненная небесная лазурь, струящаяся слабым светом. Тело же мое в вашей власти.
Промолвив это, Лукреция сорвала с себя оставшуюся одежду и обнажила стройное, упругое тело.
— Дубье! Истуканы! — взревел Варяг. — Я что сказал? Вина! Песню!
Дырявая Макаронина достал шарманку, откашлялся и сипло затянул:
— Заткни пасть, кабысдох! Эй, девица, спой-ка ты нам что-нибудь душещипательное, при лунном свете. Манерам ты, верно, обучена.
— Лучше вырви мне язык.
— Будешь ломаться — придется сказать тебе одну вещь, чтоб знала, как себя вести! — И Варяг шепнул ей что-то на ухо.
— Лжете! — вырвалось у нее.
— Увидишь, я разотру его каблуком.
— Он сам прикончит вас всех до единого.
— Кто? Этот плюгавый червяк?! Отец! Раздевайся.
Двое в треуголках подскочили к адвокату и стащили с него одежду. Оставшись в кальсонах и рубахе, он стыдливо отошел в сторонку.
— Брюки! — приказал Варяг. Он осторожно пошарил в отворотах отцовских брюк и извлек оттуда прозрачного голубого червячка. — Я знал, что ты здесь, — злобно обронил Варяг. — А теперь вот что я тебе скажу, девица: не запоешь — от него одно мокрое место останется. Голыми руками раздавлю.
Червячок, зажатый между большим и указательным пальцами, презрительно отмалчивался, только крошечная головка угрожающе поднялась в сторону врага. Женщина рванулась было ему на помощь.
— Любимый, я нашла тебя! — вопила она. — Я знаю, ты меня спасешь!..
— Накройте его стаканом, — распорядился Варяг. — Отнесите в мою каюту. И глаз с него не спускать! Итак, девица, черед за тобой.
Лукреция запела. Голос ее сначала дрожал, потом мало-помалу окреп:
— Начало хоть куда! — рявкнул Охотничья Дробь.
Наступила тишина. Все смотрели на сияющее в лунном свете море...
— Эх, Лукреция, Лукреция! — нежно вздохнул Варяг.
— Напрасно умиляетесь, Роберто Коракальина. Мораль той сказки именно про вас! — насмешливо выкрикнула женщина.
— Вина, вина! Пойте же, черт побери! — снова потребовал Варяг, и все засуетились. — В каюту ее, поближе к возлюбленному! Да смотрите, чтоб не подняла стакан!
Корабль замедлил ход. На горизонте вырисовывались диковинные очертания, похожие на отроги неприступных гор или коралловые острова.
— Бранденбург, — доложил капитан. — Причаливать будем?
— Вы в своем уме? — отвечал Варяг. — Поднять паруса, полный вперед!
— Воля ваша. — Капитан и матросы были явно разочарованы.
Адвокат облокотился о борт. Омытый лунным сиянием, на берегу высился исполинский город; его громадные здания амфитеатром нисходили к самому морю. В этом городе, как и в любом другом, были площади, улицы, башни и дома, но все каких-то неслыханных, пугающих размеров. Торжественные, освещенные бледным светом фасады, а меж ними улицы, черные как деготь, и глубокие площади-колодцы, напоминавшие бездонные омуты. Кругом полное безмолвие: ни одной живой души, ни огонька, ни малейшего признака жизни. Только мерно и холодно журчали пышные фонтаны, расположенные уступами и соединенные приподнятыми над землей желобами. Тишина стояла такая зловещая, что казалось, вот-вот прозвучит громогласный боевой клич. Как величавый часовой, город застыл на страже моря.
Не в силах созерцать эти невиданные пропорции, адвокат почувствовал головокружение и безудержный страх. К нему подошел капитан.
— Это Бранденбург, гигантская морская крепость, — сказал он задумчиво. — Мои парни хотели тут высадиться. И все из-за женщин-броненосцев. В подземельях этого брошенного города, — пояснил он, — обитают необыкновенные женщины: их лоно способно поглотить мужчину целиком. Истинная правда! Представьте себе жирную мокрицу или, скажем, ежа и... муравья. Если мокрица свернется клубочком, то муравей весь исчезнет в ее объятиях. А теперь представьте, что муравей — это мужчина, а мокрица — женщина, то бишь женщина-броненосец. Поверьте, иногда куда как приятно окутаться со всех сторон мягким и горячим женским телом, так что даже и не вздохнуть!.. В молодые годы и я... Бранденбург — последний бастион на пути к Тараканьему морю, — закончил он и снова задумался.
Луна скрылась за облаками, и город растворился в темноте. Пьяные матросы растянулись на палубе; адвокат последовал их примеру, а Варяг исчез в люке. Тишина опустилась на корабль. Лишь маленький фонарь на румпеле освещал мрачное лицо Гвоздя, заступившего на вахту у штурвала.
Лукреция не спала в большой каюте. Под сонным взглядом боцмана она пыталась делать знаки червячку. Он сидел на карте капитана, посреди стола, накрытый стаканом. Вскинув голову, как будто думая о чем-то, он смотрел вдаль, не обращая на нее никакого внимания. Лукреция гладила стакан ладонью, прижималась к нему щекой и роняла слезы на стеклянный колпак. Впрочем, гордое поведение червячка объяснялось легко: любые сношения были невозможны через стенки этой темницы. Даже его звонкий голосок не мог долететь до ушей возлюбленной.
— Боцман, — просила девица, — позвольте поднять стакан, позвольте освободить его, и вы получите от