звериных взглядов, почудилось моим смятенным чувствам и в их неугомонных кликах, как будто бы передо мной явились страждущие души, которых заточило в этом доме немилосердное заклятие.
С какого же конца пробраться в дом? Парадный вход не дрогнул под моим напором; не поддалась и дверь второй террасы, и две другие, что пониже. Взглянув наверх, я различил свинцовый блеск оконных стекол второго этажа. Значит, они закрыты, да и располагались слишком высоко. Когда идти мне напролом, вернее было штурмовать дверь заднего крыльца: при этом я не упущу из виду четвероногих стражей крепости. Сыскать бы только подходящий инструмент — лом или железный прут, — тогда не долго одолеть преграду. Но где? Я вспомнил о сарае и амбаре, мимо которых проходил недавно: быть может, там я раздобуду то, что нужно? Размытое белесое пятно указывало на местонахождение одной из служб. Передвигаясь вдоль стены, я обнаружил дверь, которая довольно быстро сдалась под яростным нажимом и отворилась. В лицо пахнуло духом сеновала. Я вынул спички. Вымокшая сера отказывалась загораться. Шаря в кромешной тьме и беспрерывно спотыкаясь о непонятные предметы, в одном углу я вдруг нащупал черенки и жерди. Вслепую выбрал вилы и возвратился по проторенной дороге. Унявшиеся было псы вновь подняли невыносимый шум.
Но и теперь я не был до конца уверен, что совладаю с неприступной дверью. По крайней мере постараюсь выломать замок. Напоследок я заглянул в окно и убедился, что обитателей нет, как и не было. Что ж, воля ваша: быть вражде. Я вставил зубья вил меж створок и с силой повернул рычаг. Замок упорствовал. Я начал опасаться, что черенок сломается в моих руках. Наконец, с сухим щелчком, замок мне уступил.
Я остерегся сразу открывать входную дверь и ждал воинственного нападенья волкодавов. Оно последовало незамедлительно. Собаки ринулись на дверь с обратной стороны, пытаясь лапами раздвинуть небольшой проем. Все это я лишь слышал, но не видел: входная дверь вела не прямо в залу, а в сумрачные сени. Впрочем, сквозь оконную прореху наружу пробивался тусклый свет. Кроме того, в расщелину двери протиснулась мерцающая полоса, тянувшаяся из соседней залы; она обозначала путь, проделанный собаками.
Настал момент решиться. Не отрывая палец от курка, я опустил ружье и резко толкнул ногою дверь. На миг собак отбросило назад. Это позволило занять позицию на некотором удалении от них. Секунда — и первый волкодав явился на пороге во всей стати, но дальше так и не пошел. Я расхрабрился и шагнул вперед. Вторая псина присоединилась к первой; не сходя с порога, обе оглушали непрошеного гостя диким лаем. Свирепо лязгая клыками и брызжа в бешенстве слюной, они способны были ужаснуть кого угодно. Я сделал следующий шаг, затем еще и наконец достиг порога. Но стоило мне только подобраться к самому их носу, как псы попятились. Я осторожно переступил порог — они продолжили отход, не прекращая судорожно гавкать. Держаться от меня подале их вынуждало нацеленное дуло. Верно, они уж знали, какова его натура. Однако странное их поведение, казалось, имело и другую, пока что непонятную мне подоплеку.
По мере отступления собак меня все больше обволакивали сумерки, стиравшие их очертания. Не так-то просто будет защищаться, если возникнет надобность. Хотя важнее, чтобы волкодавы видели мое ружье. Полоска света, к которой я неспешно продвигался, лучилась все еще довольно далеко. Постепенно я привык к потемкам и различал отдельные предметы, хоть рассмотреть их пристальней, конечно же, не мог. Я находился в прямоугольном коридоре или в передней, почти без всякой обстановки. Следовательно, на моем пути существенных препятствий не было. И убедившись в этом, я слегка прибавил шагу, стараясь не терять из виду размытые собачьи силуэты. Собаки неохотно подались назад и скрылись за дверным проемом, откуда в сени проникал неровный свет. Я следом — крайне осторожно. Наконец-то будет вознаграждена моя настойчивость, и я вступлю в казавшуюся недоступной залу. Посмотрим, милостивые домовые, покажетесь ли вы теперь!
С ружьем наперевес я распахнул ногою дверь и перешел через второй порог, ведущий прямо в залу. Я очутился на глянцевитом деревянном возвышении, покрытом ветхими коврами и завершавшемся двумя широкими ступенями. Некогда подмостки в этом роде служили местом для рояля или сходственного инструмента, а заодно для песельников с музыкантами. Не прекращая изрыгать проклятия в мой адрес, собаки отступили к подножью деревянного настила. Что до меня, то я удерживал меж нами почтительное расстояние, хоть толком и не знал, что делать дальше, тем более теперь, когда отвоевал рубеж. Ведь я не мог всецело доверяться причудам дома, — не говоря уже о псах, — в который проложил себе дорогу таким особенным манером. К тому же, вероятнее всего, мне предстояло потягаться с теми, кто столь упорно преграждал мой путь.
В доме по-прежнему царило глубокое, зловещее безмолвье. Даже надсадный лай собак не в силах был его развеять. Краем глаза я заприметил круглый стол, увиденный еще снаружи. Помимо прочего на нем стояла тарелка супа; и хоть курившийся над ней дымок исчах, тарелка все равно дразнила мой тосковавший аппетит и нарочито дожидалась как раз меня. На время в моей душе угасли всяческие подозренья. Необходимо подойти к столу и хорошенько подкрепиться, если удастся сдержать собак. Главное сейчас — набраться сил, а там посмотрим. Медленно я двинулся по направлению к столу. И то ли чтобы внутренне приободриться, а может, оттого, что сдали нервы, я начал криком отвечать на выпады собак, все дальше оттесняя их в глубь залы. Заодно я принялся весьма бессвязно взывать к неведомым хозяевам, как бы желая показать: мое невольное вторжение в их дом имело самые благие цели.
Я подошел к уступу деревянного настила. От этого маневра обозреваемое мной пространство предстало в новом виде. Стараясь не подставлять собакам спину, я перестал приглядывать за дверью, располагавшейся левее от меня. И вот как раз оттуда до слуха моего донесся шорох, как будто чужеродный шуму нашей перебранки. Оторвавшись от моих противников, я повернулся в сторону двери, но ничего особенного не увидел. Подробнее я осмотреть ее не смог, так как собаки, внезапно осмелев, воспользовались удобным случаем и подступили с гулким рыком. Спохватившись, я обратился к ним лицом. В ту же минуту за моей спиной раздался хриплый властный голос:
— Бросьте оружие!
Я резко обернулся, оставив без внимания собак. На этот раз они напали на меня, хоть с ходу укусить и не смогли. Спустя мгновение их точно пригвоздило к месту движение вошедшего: пред ним они застыли в трепетной покорности.
То был старик лет около семидесяти, с густыми белыми бровями и вьющимися волосами. Виски посеребрила седина. Продолговатое лицо в морщинах отмечено печатью благородства и в то же время дикости. Так по крайней мере мне показалось в тот момент. Добавлю к этому одну наиглавнейшую деталь. Невозможно было без содрогания смотреть ему в глаза, запавшие и мрачные, сверлившие меня злым, хищным взором из-под нахмуренных бровей. И хоть не след мне было предаваться наблюденьям, меня необычайно поразило сходство, почти неуловимое, между хозяином и псами, которых я поневоле изучил за это время. Разительное сходство глаз: все та же затаенная свирепость и непонятное смятение угадывались в них.
На старике была поношенная куртка старинного покроя из дорогого бархата. Правой рукой он направлял мне в грудь предлинный пистолет, который я не мог особо не отметить. Такими пользовались в конце прошедшего столетия; из-за прихотливой формы, а заодно весьма сомнительной надежности их наградили прозвищем «костлявый окорок». Однако это не мешало им оставаться шестизарядными орудиями смерти. Старик стоял всего лишь в шаге. Дуло моего ружья смотрело вниз. Собаки готовы были по первому сигналу разорвать меня на части. Я понимал, что нахожусь всецело во власти старика.
Я не поддался грозному приказу. Старик не повторил его, но молча продолжал меня буравить взглядом. Видно, он пытался разгадать, кто я таков и с чем сюда явился. Проба, должно быть, вышла для меня благоприятной, поскольку выражение его лица пусть не смягчилось, но и не ожесточилось. Не шелохнувшись, я пристально смотрел ему в глаза. Собаки еще порыкивали, но приглушенно. Довольно было одного косого взгляда — и они затихли.
— Кто вы и что вам надобно? — промолвил он немного погодя.
Я был порядком обозлен из-за того, что оказался застигнутым врасплох. Положение мое все еще было
