исполнительная аппаратура должны находиться там. Думаю так, потому что более подходящего, недоступного и засекреченного места в Кокервиле нет.
– А как проникают в диспетчерскую в случае крайней необходимости?
– Галерея перекрыта двумя щитами. Ни пробить, ни прожечь их невозможно. Сложнейший шифр, открывающий их, известен только Боулзу.
– И других путей нет?
– Это единственный.
– Подумайте хорошенько. Может быть, можно добраться туда через космос?
Впервые за время беседы Молроу издал хриплое подобие смеха.
– Конечно… Добраться до вентиляционных шахт, прогуляться по горячим зонам, а там уж рукой подать.
– Не смейтесь, Молроу. Покажите, где выходы в космос.
– Вы серьезно? – Молроу с вновь возникшим подозрением посмотрел на Лайта. Мелькнувшая было в самом начале их беседы мысль о том, что перед ним психически больной человек, снова появилась. Но сразу же отпала. Слишком логичным, страшным и убедительным было все, что он услышал. – Выходов несколько. Только для ремонтных бригад роботов на случай исправления повреждений обшивки… Ну, если удар метеорита или что-нибудь вроде этого.
– Где они? Покажите.
Молроу в трех местах галереи поставил крестики.
– Шифр от этих люков тоже у Боулза?
– Нет. Такая предосторожность не предусмотрена, потому что только самоубийце может прийти мысль воспользоваться этими выходами. Довольно простая система запоров, требующих только физической силы роботов. Человеку, конечно, с ними не справиться.
Лайт внимательно изучал схему, запоминая каждую деталь.
– Самый близкий к шахтам выход вот этот? – уточнил он, указывая на один из крестиков.
– Ближе нет.
– Какое расстояние от него до входа в шахту?
– Метров тридцать. Но повторяю, доктор, в самой шахте даже самый совершенный робот обречен на уничтожение, – адская температура и весь набор гибельной радиации. Выход – только для работы на поверхности.
– Это я понял, Молроу. Теперь покажите мне внутреннюю планировку помещения, ведущего из шахты в диспетчерскую.
Перестав чему бы то ни было удивляться, Молроу точными штрихами начертил лабиринт ходов.
– Вы ни черта не запомните.
– И это пусть вас не беспокоит. Теперь все ясно, можете стирать. Вы забыли про свою бутылку. Советую выпить, – уж очень плохо вы выглядите. Не знаю вашей нормы, но напоминаю: если вы опьянеете настолько, что потеряете контроль над своим языком, и вас и меня могут убрать до того, как примутся за Землю. Жизнь ваших детей теперь зависит еще от вашей выдержки, от умения молча ждать дальнейших событий.
– Вот что, доктор Лайт… Не знаю, что вы задумали и как собираетесь провернуть задуманное, но если вам удастся… Я… Можете на меня положиться во всем.
– Спасибо, Эд, вы мне очень помогли. Поверьте, что все будет хорошо.
На этом они расстались.
23
– Если тебе не позволят меня сопровождать, я сегодня же улетаю на Землю.
– Никуда ты не улетишь, Рэти.
– Ты сомневаешься в моем упрямстве?
Лайт подошел к ней, ласково отвел прядку волос и коснулся ее правого уха. Так же нежно взял ее за руку и пожал большой палец.
– Что ты делаешь?
– Молчи и слушай внимательно. В этих благословенных владениях твоего пра-пра прослушивается и записывается каждое слово. Но только в том случае, если слова произнесены обычным голосом. Сейчас я говорю с тобой в ультразвуковом диапазоне выше двадцати килогерц. Ты меня хорошо слышишь?
– Как всегда.
– И это только потому, что я оснастил твое прелестное ушко одной хитрой штуковиной. На вид и на ощупь она так же неприметна, как наши датчики биотоков, но обладает свойством преобразования звуковых частот. Никто, кроме тебя, сейчас не слышит меня в Кокервиле.
– Это чудесно, Гарри!
– Молчи! Ты не выслушала меня до конца. Я хочу, чтобы подслушивать не могли не только меня, но и тебя, когда я с тобой разговариваю. Поэтому, когда будешь отвечать на мои вопросы или захочешь сообщить мне нечто, не подлежащее оглашению, приложи палец к гортани… Покажи, как ты это сделаешь… Правильно. Теперь говори.
– Я люблю тебя, Гарри.
– Спасибо. Но это ты можешь говорить обычным голосом. Теперь продолжим разговор, начатый ранее. Не забудь только про палец, когда будешь возражать.
– Не забуду.
– Ты уже допустила ошибку. Точнее – мы допустили, и не одну, а две. Твоя первая реплика «как всегда» и последняя «не забуду». Они прозвучали как обычно и записаны. Причем записаны после моих объяснений, которые зафиксированы у них как длинные паузы. Теперь охранники будут ломать голову над тем, что означают твои слова и чем они были вызваны. Приложи палец и скажи, понятна ли тебе механика нашего общения.
– Ты мне надоел со своими наставлениями, – ответила Рэти, прижимая палец к горлу. – А разве полное молчание не вызовет у охраны подозрения?
– Когда мы с тобой вдвоем, не вызовет. Каждому дураку известно, что любящие друг друга люди могут довольно долго общаться, не сообщая всему миру о своих переживаниях. Выскажи еще раз нормальным голосом свои чувства ко мне и потом уж не отрывай пальца.
– Я тебя ненавижу.
– Тоже годится. Итак…
– Погоди, – прервала его Рэти. – А почему ты не держишь палец на горле?
– У меня другое, более совершенное устройство.
– А что похуже, то мне. Спасибо. Продолжай.
– Итак, я сказал, что ты никуда не улетишь. Могу объяснить почему. Тебя не выпустят.
– Меня?! – Рэти возмущенно всплеснула руками, и только гневный жест Лайта заставил ее вернуть большой палец на должное место. – Не было на свете человека, который мог бы меня куда-нибудь не пустить или откуда-нибудь не выпустить.
– На этот раз такие люди нашлись. Все обратные рейсы из Кокервиля прекращены. Ни один человек, попавший сюда, не сможет вернуться к своим пенатам, пока твой прапрадед со своей бандой не закончит задуманную операцию.
– Ты бредишь, Гарри. Через пятнадцать минут мой корабль будет готов к отлету.
– Нет.
Рэти нажала кнопку на пульте связи. Сразу же появилась спокойная физиономия мими- диспетчера.
– Слушаю вас, мисс.
– Через пятнадцать минут я вылетаю на Землю. Заправьте мой корабль и подайте к центральному причалу.
