империи, но после того, как Николай I по неведомой для Ивана Васильевича причине резко оборвал все интеграционные процессы, глава Российско-американской компании откровенно боялся навлечь на себя гнев самодержца.
Надо также отметить, что связка из мягкого и обтекаемого Ивана Васильевича Фуругельма и вороватого Дмитрия Петровича Максутова, который был его замом, довели, и без того убогую, деятельность Российско-американской компании «до ручки». Степень воровства, взяточничества и всемерного вредительства государственным интересам могла бы дать фору даже началу лихих девяностых, когда СССР растаскивали просто Стахановскими темпами. Но если первый персонаж был просто обычной квашней, не способной к жестким, решительным поступкам, то второй самым наглым образом не думал о последствиях своего откровенного воровства, хотя мужества, храбрости и решительности ему было не занимать. В итоге, получалась, как говориться, «картина маслом». В связи с чем, Александр решился на применение шоковой терапии — ночью, в связанном виде, с мешком на голове к нему доставили Максутова. Само собой не в апартаменты, выделенные ему королем, а в подвальчик припортовой таверны, где уже успел завязать надежные контакты командир разведывательного взвода Виктор фон Валь.
— Дмитрий Петрович, как вы добрались? Надеюсь, вам в дороге ничто не создавало неудобств?
— Ваше императорское Высочество!? Что происходит?
— Ходят слухи, дражайший Дмитрий Петрович, что ехать ночью с мешком на голове и связанными руками — очень дурная примета, — сказал максимально вкрадчивым тоном Александр и улыбнулся своей коронной сияющей улыбкой, от чего Максутова всего перекосило.
— Ваше императорское Высочество, я вас не понимаю.
— Давайте говорить начистоту. Вы вор. А вор, как известно, должен сидеть в тюрьме. Впрочем, за неимением таковой подойдут и другие лечебно-профилактические методы. Знаете, Дмитрий Петрович, вы очень удачливый и крайне счастливый человек. По большому счету, эта наша встреча случайность, так как до недавнего времени я хотел просто вас прибить, без шума и пыли. Случаи ведь разные бывают. Напились, вы, допустим, и упали с пирса головой вниз. Ударились. Потеряли сознание. Захлебнулись. С кем не бывает? — Дмитрий Петрович побледнел. — Но беседа с Иваном Васильевичем меня сильно опечалила. Людей совсем нет, в особенности таких, кои в состоянии что-то делать толково. Поэтому, я, в силу своего неисправимого человеколюбия решил дать вам второй шанс. Вы отменно себя зарекомендовали во время последней войны как артиллерист, да и с воровством справлялись совершенно изумительно. Так что, можно считать, что с организаторскими способностями у вас все в порядке. А потому мне остается лишь направить в нужное русло вашу кипучую энергию. Или не направлять? Как вы сами думаете? Сможете послужить Отечеству?
— А у меня есть выбор?
— Конечно, есть. Я же говорю вам, мое человеколюбие и природный гуманизм не знают пределов. Вы можете отказать от сделанного вам предложения и эти добрые люди, — Александр кивнул на трех парней в черных вязаных масках, свитерах, саржевых брюках и кожаных сапогах, сидевших на диване у входа в расслабленных позах с револьверами в руках, — проводят вас до пирса.
— Ваше императорское Высочество, вы сама доброта, — Максутов выдавил из себя кислую улыбку.
— А вы разве сомневались? — Александр заулыбался еще лучезарнее. — Если же вы согласитесь, то ситуация окажется совершенно другой. В этом сценарии есть место и вашей цветущей жизни и вполне недурственному успеху.
— А в чем заключается служба Отечеству?
— Ну что вы, Дмитрий Петрович, зачем же нам забегать вперед? Давайте решать вопросы по порядку. Тем более если вы выберете первый вариант, то я просто впустую потрачу свое время. А я, знаете ли, спать хочу. Итак, каков ваш выбор?
— Я с радостью принимаю это крайне благородное и щедрое предложение. У вас, Ваше Императорское Высочество, поразительный талант убеждать людей.
— Ну что вы, Дмитрий Петрович, я просто пользуюсь советом одного очень умного человека, который говорил, что доброе слово и револьвер убеждают намного лучше, чем просто доброе слово.
— Какой мудрый человек!
— Без сомнения. Впрочем, слова словами, но я должен получить гарантии вашей лояльности. У меня, знаете ли, большие виды на Аляску и прочие русские владения Тихоокеанского региона. Поэтому, как говорят банкиры, я хочу защитить свои инвестиции. Что вы можете мне предложить?
— Честно говоря, даже не представляю. У вас и так моя жизнь, ничего более ценного у меня нет.
— А ваша семья? Вы любите их? — Максутов вновь побледнел.
— Вы хотите взять их в заложники?
— Пожалуй. Но не пугайтесь так. Если вы, Дмитрий Петрович, будете честно и исправно служить империи, то с ними все будет хорошо. Мало того, хочу вам открыть небольшой секрет — я намерен купить в Южной Африке некоторые земли и мне там понадобятся офицеры. Например, ваши братья.
— И что с ними будет, если меня вновь случайно бес попутает?
— С ними? Почему только с ними? — Александр вновь посмотрел на Максутова ласковым взглядом бульдога.
— Хорошо, я вас понял, Ваше Императорское Высочество. Что мне нужно будет делать?
Беседовать всю ночь о предстоящих делах с «подопытным» Александр не стал, дав ему сутки на написание подробного и обстоятельного отчета по делам компании, после чего отпустил его домой. Само собой с соблюдением всех предосторожностей. Когда же Дмитрия Петровича увели, фон Валь спросил Сашу:
— Ваше Императорское Высочество, и как далеко мы зайдем в этой игре?
— Вопрос не в том, Виктор Вильгельмович, как далеко мы зайдем, а в том, насколько крепка ваша вера, чтобы зайти так далеко, как понадобится. Вы ведь знаете мой девиз: «Империя превыше всего!».
— А как же Бог?
— Я говорю только про мир людей. К тому же, по меньшей мере, трижды Он, — Саша поднял указательный палец вверх, — довольно явно выражал свое отношение к моему делу.
— Да, со знамениями не поспоришь. Тот же Леша Путятин воспринимает вас не иначе, как человеком, коего коснулась божественная благодать. Особенно после практически воскрешения в Парагвае. Но все равно, меня тревожат подобные тяжелые мысли. Людей, подобных этому «красавцу» по России великое множество и, боюсь, что узнав, какая судьба их ждет, они станут сопротивляться. А их сила и число колоссальны! Нет ничего страшнее и деятельнее перепуганного вора.
— Вы боитесь?
— Ни в коем разе. Но я не хочу, чтобы победили они.
— Я тоже, Виктор Вильгельмович. Именно поэтому нам остается только одно — надеяться на успех и решительно, без колебаний, делать то, что должно для его приближения.
— Вы правы, Александр Александрович, нам, в сущности, ничего другого и не остается, ибо связаны мы по рукам и ногам не токмо долгом, но и временем.
— Злоба, грустная злоба кипит в груди… Черная злоба, святая злоба… Товарищ! Гляди в оба!
— Что?
— Так, легкое наваждение, — Саша вздохнул, — Знали бы вы, Виктор Вильгельмович, чего мне стоило с этим «красавцем» вежливо беседовать. Мне его избить до полусмерти хочется, а потом выбросить в придорожную канаву — медленно умирать. Ведь каков «талант» — ему дело важное доверили, а он ворует. Да и не это важно. Бог бы с ним, если к его рукам немного прилипало в ходе плодотворной работы. Но ведь он же, гад, дело губит своей непомерной жадностью и глупостью. Да и не он один. Мне все руководство Российско-американской компании хочет под нож пустить. Такое дело губят! У меня от этих мыслей все аж закипает внутри.
— Не у вас одного, Ваше Императорское Высочество. Я вас отлично понимаю, да и не только я. В России еще остались трезвые люди, — фон Валь покивал головой, задумчиво смотря куда-то в пустоту. Только теперь Виктор понял, что все происходящее не развлечение и не случайность, а системная борьба, которую Александр начал еще в Москве.
Дела в Российско-Американской компании обстояли в действительности очень плохо. Дмитрий
