«советской» группировки (и, увы, отличался немалой активностью во фракционных интригах). В своих выступлениях он жестко критиковал многих бывших руководителей Трудовой Партии Южной Кореи. [203]
15 января 1953 г., то есть непосредственно после декабрьского пленума, Пак Чхан Ок жаловался первому секретарю советского посольства В. А. Васюкевичу на конфликты и грызню группировок. По его словам, в конце 1952 г. эти конфликты заметно обострились. О положении дел в руководстве ЦК ТПК он сказал: «Работать крайне трудно. Те или иные мероприятия партии и правительства проводятся медленно, под большим нажимом… Ряд партийных и государственных работников не доверяет сообщениям корейского радио. Усилились пережитки сектантства и группировщины, «недовольные» стараются привлечь на свою сторону колеблющихся и т. п… Положение дел было таково, что необходимо было этот вопрос поставить на V пленуме ЦК, что и было сделано Ким Ир Сеном в его докладе… При постановке этого вопроса на Пленуме ЦК преследовались следующие три цели: во-первых, серьезно предупредить всех фракционеров, что партия будет вести решительную борьбу против любых проявлений фракционной деятельности в партии; во- вторых, отколоть от фракционеров колеблющихся, менее устойчивых членов партии и в-третьих, дать возможность партийным организациям поднять на должную высоту критику и самокритику и этим самым улучшить работу партийных организаций, поднять на более высокий уровень работу партийного и государственного аппарата. [204]
После декабрьского пленума положение «местной» группировки ухудшилось, а вскоре начались и аресты. В самом начале 1953 г. по Пхеньяну распространились слухи о якобы имевшей место неудачной попытке государственного переворота. Вслед за этим стало известно об аресте ряда руководителей «местной» группировки. Это были в большинстве своем люди, связанные с проводившейся на Севере подготовкой партизанских отрядов и диверсионных групп, предназначенных для действий в Южной Корее. Именно их и обвинили в подготовке переворота.
В конце марта или в начале апреля со своих постов были сняты лидер внутренней группировки (а в свое время — и всего корейского коммунистического движения) министр иностранных дел Пак Хон Ен и министр государственного контроля Ли Сын Еп. Ли Сын Еп был тут же арестован по абсурдному, но вполне в сталинских традициях выдержанному обвинению в «шпионаже в пользу США», а Пак Хон Ена ненадолго оставили на свободе.
4 апреля 1953 г. первый секретарь советского посольства В. А. Васюкевич по поручению советского посла посетил Пак Чхан Ока, чтобы выяснить ситуацию после недавних арестов и уточнить, кто именно из числа выходцев из Южной Кореи по-прежнему входит в состав правительства. По-видимому, посол хотел знать, кого из тогдашнего пхеньянского руководства отныне следует считать «живыми трупами», обреченными падению или смерти в ближайшем будущем. Пак Чхан Ок, который, подобно многим руководителям других группировок, был весьма рад низвержению внутренней группировки, сообщил требуемые сведения. В тот момент в партийном и государственном аппарате, а также в различных общественных организациях находилось на руководящих постах более 500 членов Трудовой Партии, в разное время прибывших из Южной Кореи: 82 человека на руководящей партийной работе, 237 человек в органах народной власти и 186 человек в различных кооперативных и общественных организациях и органах печати. Пак Чхан Ок даже в этой связи постарался уколоть своего главного противника — А. И. Хегая, к тому времени уже мертвого. Пак Чхан Ок заметил, что именно А. И. Хегай некогда назначил на руководящие посты «слишком много» бывших подпольщиков. Однако, по словам Пак Чхан Ока «в связи с раскрытием заговорщицкой группы во главе с Ли Сын Епом ЦК ТПК принимает меры к более тщательному изучению указанных руководящих работников, прибывших из Южной Кореи» (иначе говоря, готовит чистку — А. Л.). [205] Впоследствии Пак Чхан Ок постоянно информировал советское посольство о том, как развиваются события вокруг дела Пак Хон Ена — Ли Сын Епа, и каждый раз, когда следствию удавалось выбить из арестованных очередные абсурдные признания, сообщал о них советским дипломатам.
3 августа 1953 г., всего через неделю после подписания перемирия, которое положило конец Корейской войне, в Пхеньяне открылся первый в истории КНДР крупный политический процесс. Впрочем, ему суждено было стать и последним таким процессом, так как суд над Пак Хон Еном носил полузакрытый характер, а впоследствии северокорейский режим вообще отказался от организации пышных судебных спектаклей.
Процесс продолжался 4 дня. Перед Верховным судом КНДР предстали 12 человек во главе с Ли Сын Епом, бывшим секретарем ЦК ТПК. Все обвиняемые были ветеранами коммунистического движения, после Освобождения входили в высшее руководство Трудовой Партии Южной Кореи, а к моменту ареста находились на весьма заметных постах в КНДР, занимаясь главным образом руководством деятельностью подполья и партизанских отрядов на юге страны. Кроме Ли Сын Епа, среди обвиняемых выделялись Пэ Чхоль, бывший заведующий так называемым «отделом связи» ЦК ТПК — специальным подразделением, которое занималось организацией нелегальной деятельности в Южной Корее, его заместители Пак Сын Вон и Юн Сун Даль, заместитель министра пропаганды Чо Иль Мен. Против них было выдвинуто четыре основных обвинения: подготовка государственного переворота; подрыв коммунистического движения на юге страны; сотрудничество с японской полицией в годы оккупации; шпионаж в пользу США. [206]
Кроме того, инкриминировалась подсудимым и подготовка прямых подрывных акций. Так, обвиняемый No. 1 — Ли Сын Еп заявил, что еще в июле 1950 г. Нобл сообщил ему, что американцы намечают на конец сентября 1950 г. высадку крупного десанта в Корее и последующее наступление до корейско-китайской границы. По словам Ли Сын Епа, Нобл потребовал организовать в Пхеньяне восстание в поддержку наступающих американо-южнокорейских войск. [207] Пожалуй, вот тут чувство меры определенно изменило организаторам процесса. Даже если отвлечься от того обстоятельства, что, как нам сейчас хорошо известно, само планирование Инчхонской операции началось только в конце июля [208], и что само решение пересечь 38-ю параллель было принято уже в ходе боевых действий, весьма странной выглядит мысль о том, что американцы сообщили своему агенту столь секретную информацию как конкретную дату высадки, да еще за 2 месяца до самой операции!
Однако главным из выдвинутых было обвинение в подготовке военного переворота. Как было заявлено на суде и послушно подтверждено подсудимыми, подготовка этого переворота началась еще в сентябре 1951 г., причем дата его неоднократно переносилась и в конце концов он был, дескать, намечен на первый выходной сентября 1952 г. [209] Заговорщики якобы собирались сместить Ким Ир Сена и людей из его ближайшего окружения и сформировать новое правительство. На суде был даже сообщен его примерный состав: премьер-министр Пак Хон Ен, его заместители — Чан Си У и Чу Ен Ха, первый секретарь ЦК ТПК — Ли Сын Еп. [210] Переворот должен был, как утверждалось, произведен силами подчинявшихся обвиняемым отрядов Кымгансанского училища — центра по подготовке партизанских и разведывательно-диверсионных формирований для действий на Юге. Разумеется, прозвучала (хотя как-то робко, неохотно и малодетализировано) также и неизбежная тема планировавшейся американской поддержки: дескать, в случае переворота американцы собирались высадить десант в Вонсане и Анчжу.
Обвинение это было достаточно фантастичным, так как подчинявшиеся «заговорщикам» военные силы состояли лишь из нескольких рот, вооруженных только легким оружием. В то же время в стране находились китайские войска, которые едва ли бы смирились с подобной попыткой, да и советское влияние оставалось еще огромным. [211] Еще более далеки от реальности были заявления о том, что некоторые обвиняемые с давнего времени были агентами японской полиции, а потом перешли на службу к американцам, что они систематически предавали южнокорейское подполье, участвовали в диверсионно-вредительской деятельности против КНДР.
Надо сказать, что у обвинения не сходились концы с концами. Американскими исследователями (в первую очередь Со Дэ Суком) в обвинительных документах был обнаружен целый ряд убийственных противоречий. Так, один из обвиняемых показал, что летом 1950 г. получал инструкции о ведении подрывной деятельности от американского дипломата А. Нобла, которого в действительности в это время вообще не было в Корее. [212]
Обвиняемые, как уже говорилось, охотно каялись и подтверждали показания друг друга. Ничего
