изучили, как и чем я живу, и поняли, что наиболее короткий путь ко мне через любимую дочь. Ты оказался успешным ловеласом…
– Это чушь! – взорвался Сапожников. – Я люблю твою дочь.
Липсиц пожевал губами, почмокал ими и сказал:
– А ты знаешь, может быть. Ты ее действительно полюбил, но это и немудрено – такую умницу и красавицу. Значит, тебе организовали якобы случайную встречу, это так?
– Нет, мне никто не организовывал случайные встречи. Я летел вне всякого плана в Лондон…
Произнеся название города, Сапожников запнулся. Он вдруг вспомнил, что в тот раз не мог вылететь из Москвы два дня в связи с проблемами, возникшими с его самолетом. Могло ли быть подстроено, что разрешение на выезд специально предоставили с учетом пересечения по времени в одном терминале Сапожникова с Софи?
«Так бывает только в кино! Ладно, как-нибудь на досуге подумаю».
Мотя выглядел очень уставшим, было видно, что каждое новое слово дается ему с большим трудом, тем не менее он спросил:
– Что остановился? Вспомнил что-то?
– Нет, ерунда всякая в голову приходит.
– Зря ты так, именно твоя «ерунда» и может быть истиной!
– Прекрати! – повысил голос Сапожников, не желающий верить в разыгранную по нотам встречу с Софи. – Этого не может быть!
– Не знаю, о чем ты говоришь, но может, еще как может, – произнес Мотя с интонацией, полной сострадания.
Разговор закончился. Одноклассники сидели и молчали. Минут через пять, показавшихся вечностью, Сапожников сказал:
– Не знаю, сможешь ли ты мне поверить, но я действительно люблю твою дочь…
– Я тебе уже говорил, что это единственное, во что я могу поверить.
– И на том спасибо.
Сапожников поднялся, собираясь закончить беседу и выйти из кабинета.
– Подожди! – вдруг закричал впервые потерявший самообладание Липсиц и тут же взял себя в руки: – Извини. – Он, настоящий интеллигент, даже в такой критической ситуации не мог опуститься до банальной грубости: – Извини, присядь. Я все-таки хочу с тобой закончить этот разговор.
Сапожников с большой неохотой присел на то же место, предчувствуя, что именно сейчас предстоит пережить непростые минуты.
– Понимаешь, Миша, охота за мной идет очень давно. У меня вскрывали машину, залезали в дом – до тех пор, пока власти не установили круглосуточное наблюдение и охрану дома, а вот от присутствия личной охраны в доме я отказался. Не хочу ощущать себя под домашним арестом. Поэтому двадцать четыре часа в сутки рядом с домом стоит автомобиль с двумя федеральными агентами в нем. Видишь, насколько ценен для самой великой страны в мире твой бывший одноклассник.
– Я и не сомневался, – парировал Сапожников.
Липсиц, не обратив внимания на реплику Михаила, продолжил:
– Я ждал, что эти люди придумают что-нибудь новенькое. Кстати, кто они?
– Не знаю!
– Ну и ладно. Для меня это не имеет ни малейшего значения, я так спросил, из любопытства. Самое удивительное, что если бы ты даже влез в мой компьютер, а это, поверь мне очень и очень непросто, я ведь все-таки математик, и очень неплохой, ты ничего бы там не нашел.
– Почему? – не скрывая удивления, спросил Сапожников.
Его искренне тяготило продолжение разговора, но встать и уйти было невозможно, поэтому приходилось сидеть и выслушивать излияния Липсица. А Мотя, наоборот, по какой-то необъяснимой причине хотел высказаться. Может быть, это происходило от того, что перед ним сидел одноклассник, человек, вернувший его в то счастливое и тяжелое время, когда все в жизни было интересно, и оно, к величайшему сожалению, уже никогда не вернется!
– Потому что я не занимаюсь работой дома.
– Странно, я предполагал, что люди творческих профессий, а ты явно относишься к таковым, работают круглосуточно.
– Не думаю! Где ты видел балерину или оперного певца, выступающих у себя дома?
– Они, конечно, не выступают, но наверняка репетируют.
– Не думаю! У них есть репетиционные залы, а дома они, может быть, делают какие-нибудь обязательные ежедневные элементарные упражнения.
– Наверное, ты прав, но Речел рассказывала, что ты любишь поработать в кабинете…
– Конечно, – прервал Липсиц, – читаю книги, пишу мемуары…
– А я там есть? – решил шуткой разрядить обстановку Сапожников.
– Нет, извини, я описываю встречи с крупными учеными, государственными деятелями, монархами и артистами. Ты ни к одной из этих категорий не относишься.
– А встречи с представителями крупного бизнеса ты не описываешь?
– Нет, потому что я с ними никогда не встречался. Вернее, не так! Я встречался с ними во время благотворительных встреч и официальных приемов, но дружеские отношения у меня не сложились ни с кем из мультимиллионеров и миллиардеров. Я не увидел в них ничего особенного, они кажутся мне самыми обыкновенными персонажами, в большом количестве окружающими меня. Я люблю каждого человека, встретившегося на моем жизненном пути, но мои мемуары будут бесконечными, если попытаться написать хотя бы о сотой части из них.
Сапожников тяжело вздохнул, с каждой минутой ему становилось все хуже. Мало того, что он устал физически, теперь к этому добавлялась невероятное моральное давление. Слушать дальше речи о любви к ближним было совсем невмоготу, но и избежать этого разговора не получалось. Вдруг прозвучали слова, заставившие Михаила Петровича сосредоточиться и, превратившись в слух, начать воспринимать все сказанное с огромным вниманием.
– Ладно, хватит о высоком. Скажу тебе напоследок, что все твои потуги были бессмысленны, потому что работаю я не дома. Я не делаю из этого никакого секрета, потому что ни ты, ни твои… – Липсиц остановился, подбирая слова, – коллеги до меня никогда не доберетесь. Я работаю только в специально оборудованной для меня лаборатории, находящейся в часе полета на вертолете от Хьюстона. Каждый день машина доставляет меня к вертолету, и уже через час двадцать минут после выхода из дома я сижу за своим рабочим столом в кабинете. Найти лабораторию из космоса невозможно, да и проследить полет вертолета можно, только используя специальное оборудование, которое вряд ли удастся развернуть под неусыпным оком агентов, охраняющих меня.
Липсиц закончил свой рассказ и горящими глазами, не мигая, смотрел на Сапожникова.
Тот, как кролик, загипнотизированный удавом, быстро произнес:
– Я понял.
Хотя из этой фразы было очень трудно уяснить, что же он понял.
– Ну и отлично! Тогда будем считать, что на этом твоя миссия в нашем доме исчерпана. Собирай свои вещи и до утра уезжай!
– Как это, уезжай? – искренне удивился Сапожников.
– Вот так! Как приехал, так и уезжай.
– Куда я сейчас среди ночи поеду?
– В любую гостиницу. Они работают двадцать четыре часа в сутки, и те дорогие номера, к которым ты привык, наверняка имеются в наличии.
– Неужели ты вот так запросто выгонишь меня среди ночи на улицу? – сделал попытку разжалобить одноклассника Сапожников.
– Никуда я тебя выкидывать не собираюсь. Сейчас вызову такси. Потом, пока ты будешь складывать вещи, я свяжусь с гостиницей, и такси отвезет тебя очень даже цивилизованно в лучший отель города. Ты какой предпочитаешь?
– «Ланкастер», – по инерции ответил Сапожников.
