пять-шесть разведчиков, сапер со щупом, и — вперед. На первую для меня, а по номеру 11-ю заставу залез (а не взошел) с пятью остановками. Воздуха не хватает, ноги отказываются идти, нет навыка. Застава на вершине горы (2100 метров), опоясана траншеями полного профиля, есть бункер для личного состава, бункер-кухня, бункер для боеприпасов, перекрытые щели, огневые точки для ПТУР, ПКМ, ДШК, стрелков. Все обложено мешками с грунтом и камнями. Труд, конечно, вложен адский, попробуй закопаться в скалы, но закопались. Эти и другие живут еще вольготно, а вот две новые заставы пока еще дикие: ни жилья, ни подсобных помещений, только окопы. Долбят и взрывают скалы с утра до вечера. Все внимание обороне, быт — потом, и это понятно.
За два года «духи» предпринимали две попытки захватить заставы, самые дальние и высокие. Днем подбирались, готовились, а в сумерках нападали. ДШК ставили так, чтобы обстреливать выход из бункера, никого не выпускать, а наблюдателей снимали снайперы. Одна застава была вообще на волосок от гибели. Пришлось артиллерии бить прямо по заставе на воздушных разрывах (снаряды Зш1). Командир погиб сразу, почти весь личный состав был ранен. Фактически спас положение один солдат, который отбивался гранатами и отстреливался, а раненые снаряжали магазины. Итог: один убит, двенадцать раненых. У противника — пять-шесть убитых. Душманы прорвались было через заграждение, но так и ушли, не захватив заставу полностью. Это было 14 декабря 1985 года. Второй случай произошел в августе 1986- го.
После первого восхождения начал по утрам делать зарядку, бегать. Дело пошло на поправку, подъемы даются легче. По вечерам играем двумя командами в волейбол. Читаю все подряд, что попадется: от журнала «Знаменосец» до Джеймса Олдриджа. Так как давно нет газет, вечером обязательный просмотр программы «Время». Разница во времени с Москвой — полчаса. Смотрим здесь «Орбиту-3». Идет она не особенно для нас удачно. Начинается в три ночи, а заканчивается часов в восемь вечера. Информационная программа начинается по местному времени в 17.30.
Уже полностью обжился, вник в быт, жизнь и боевую деятельность «группировки», знаю людей. Себя чувствую уверенно. Три недели прошли спокойно. Душманы раза три обстреляли заставы да один раз взяли на испуг — выпустили три мины по «группировке», которые легли с недолетом метров в 300. Потери — двое раненых, да и то в результате разрыва своего же миномета.
Долина Панджшер названа так же, как и протекающая здесь река. Откуда такое название, пока не знаю. Когда-то была цветущая и плодородная. Очень удачно лежит на маршруте передвижения торговцев в Пакистан и обратно. Хорошие условия для земледелия. Труд в создание террас, прокладку арыков, строительство домов вложен огромный. Но сейчас все заброшено, разрушено. На всю долину осталось три кишлака (вокруг нашей «группировки»), в которых живут две с половиной тысячи мирных жителей. Не знаю, насколько это достоверно, но раньше проживало около 250 тысяч. Слово «мирный» используем с большой натяжкой. Живут оседло, обрабатывают землю, вот и мирные. Но гражданская война на то и гражданская, чтобы разделять даже членов одной семьи. Часть людей ушли в горы и живут в пещерах, часть — в Пакистан. У каждого семейства в банде кто-то есть. Не чувствуя своей, да и нашей силы, царандой (местная милиция) и ХАД (афганская служба безопасности) особой активности не проявляют, информацию чаще дают ложную и больше заняты своими полями и огородами. По ночам изредка в нашу сторону звучат выстрелы. Было два случая подрыва: водовозки у реки и БМП на выходе из Анавы. Кто поставил мины, кто стрелял, пойди — разберись. Без «зеленых» (афганские войска) мы не имеем права проверять дома, а стрелять даже в сторону кишлаков категорически запрещено. Вот и живем, они — сами по себе, мы — сами по себе.
Первое время никак не мог привыкнуть к местным названиям, но теперь владею ими более или менее уверенно. Кишлаки: Анава, Каламирамшах, Маликан — эти заселены. Достумхейль, Заманкор, Калача, Корава, Тавах — разбиты и брошены. Долины рек Абдара, Фирадж, Шутуль, Шуфа с множеством заброшенных кишлаков, частью заминированы, и мы туда не суемся. Места самые бандитские. На наших картах они сплошь в квадратиках пристрелянных участков сосредоточенного огня. С обнаружением огоньков, людей, караванов начальники застав выходят на связь с «группировкой», дают номер цели, и мы кладем с десяток снарядов туда, куда попросят.
Основная наша задача: обеспечение проводки колонн к нам и в Руху
Самое влиятельное лицо в провинции Парван — Ахмад Шах Масуд. Молод, энергичен и умен. Единственный из всей бандитской братии, кто за все расплачивается сам — добытыми в горах изумрудами и лазуритом.
Провели сегодня учебную тревогу. Молодежь твердо стоит на ногах. Сигналы изучены, управление идет уверенно, огонь по различным участкам открывается моментально. Люди свое дело знают. Однако с состоянием техники до сих пор нелады. Боевые машины С. Лохина и А. Тятина так толком на рубежи и не вышли. Полк ссылает сюда самую рухлядь, что уже еле-еле ходит, под предлогом, что мы здесь стоим оседло, а им «гулять» по всему Афганистану. Понять их можно, но нам от этого не легче.
В 15.00 сотрудники ХАД вызвали нас сыграть с ними в волейбол. Команда у нас есть, вызов приняли. Заполнил в своей записной книжке целую страницу перечислением того, что нам нужно: от стекол для керосиновых ламп до направления комиссии для категорирования орудий. Начали экономить снаряды. Давно нет зелени, свежего мяса, яиц. Разговаривать с дежурным по ЦБУ (центр боевого управления) практически бесполезно. Этот паршивец начпрод ведь только что был здесь, знает обстановку, но и только. Опять надо сажать в Баграме своего «толкача», конкретного человека. Надо дождаться прихода с «боевых» полка, вот тогда и разговаривать, да не по рации. Разговор и аргументы «глаза в глаза» более убедительны, да и контролировать можно. Вот поэтому всегда предпочитал живой разговор общению по телефону. Будем ждать 5 июня, только тогда можно рассчитывать на колонну. Может быть, и вертолетами что-то подбросят. Наконец к обеду проглядывает солнце. Может, к утру и все небо очистится.
Скоро у Людмилы день рождения. Наверное, впервые за всю нашу семейную жизнь я ее не поздравлю. Правда, в письме к посылке просил Александра передать маме мои поздравления. Но успеет ли дойти? А вот сыну к окончанию школы подарок сделал хороший. Занял 200 чеков и купил ему японский кассетник. Приобрел еще и кассету, записал А. Розенбаума и приложил к магнитофону. Все это сделал за день до отлета сюда, в Анаву. Вечером того же дня передал посылку В. Яновичу, который заменился и уезжал в Союз. Он парень надежный, там перешлет по назначению. Так что вся первая афганская получка уйдет на долги, но не жаль. Школу ведь не каждый год оканчивают. Вчера у сына был первый экзамен, а его результаты я когда еще узнаю. Начинаю тосковать по дому, по Людмиле и мальчишкам. Днем это не так ощутимо, а вот вечером, когда расходимся по своим комнатам, в одиночестве начинает грызть тоска.
Придумал себе новое развлечение. Гашу свет, на перевернутую банку кладу сухой спирт из пайка, зажигаю и мечтаю «при свечах». Днем отоспишься, ночью долго ворочаешься. Но сны на удивление какие- то сочные, яркие, интересные. Просыпаешься и мгновенное разочарование от вида стен, обклеенных газетами, и потолка из досок от снарядных ящиков с клеймом ОТК и наклейками: снаряд ОФ (осколочно- фугасный), партия… штук… и т. д.
Выиграли у афганцев в волейбол. Счет 3:1. Первую партию проиграли из-за непонятной скованности и зажатости, а потом дело пошло, и все успокоились. Теперь они нас приглашают. Но сразу мы срок не установили. Лучше неожиданно, чтобы «духи» не устроили какую-нибудь пакость. Да и разведчиков в прикрытие надо будет взять с собой обязательно.
Назавтра снарядили экспедицию за рыбой для офицерской столовой. Надо разнообразить питание. Основная пища: суп консервированный, рис, гречка и макароны в различной последовательности. Уже в горло не лезут. Утром традиционный здесь молочный суп из сухого молока с рисом. Когда на паек дают сгущенку, то суп варим на ней. Сейчас бы картошки жареной или вареной, да пельменей навернул бы за милую душу. Приходится только мечтать.
