наряды. Кроме того, вся территория лагеря была разделена проволокой на восемь частей – по количеству бараков. Собственно, сам барак, отхожие места, душевая и небольшой плац для построений. Идеально реализованная идея изоляции узников друг от друга.
На работы нас выводили следующим образом: побарачно мы выходили за ворота лагеря и погружались в приходящие к определенному времени грузовики. Рабочие из разных секций друг с другом сталкивались только на шахте или каких-то иных работах, на которые их назначали. Погрузка бараков осуществлялась в очередности, и за этим охрана строго следила. Команда на выход из секции давалась лишь после того, как груженные рабочими машины уходили от ворот лагеря.
Выходящим из собственного блока рабочим приходилось идти по узкому, опять же окруженному колючкой и спаянному из сварной арматуры шлюзу. Около шестидесяти метров до ворот под прицелом двух пулеметов с вышек. Охрана несет вахту по периметру, не особо напрягаясь, однако в силу продуманного расположения бараков и отсеков может контролировать каждый метр внутри лагеря.
Силы вертухаев скромны. Шесть вышек с пулеметами и примерно взвод бойцов, которые поддерживают порядок в зоне погрузки. Они же шмонают прибывших с работ на предмет наличия у них чего-либо противозаконного. Непосредственно в лагерь охрана суется примерно раз в неделю, устраивая плановый шмон по баракам. Остальное время они предпочитают проводить снаружи: в собственной казарме либо на блоке у ворот. Да, чуть не забыл: казарма охраны находится за оградой лагеря, в десятке метров. Как правило, там находится дежурная смена, но зачастую коротают время и их товарищи, которым только предстоит заступить на вахту.
Не идеальная система, но в силу своей продуманности практически совершенная. Разделенные на секции рабы не имеют возможности общаться: даже если задумают что-то, реализовать не получится. Загоны так просто не порушишь, а пока их будут ломать, всех вандалов нашинкуют с вышек в капусту. Грамотный пулеметчик с хорошей позиции в состоянии сдержать наступление вооруженной роты. Здесь же идет речь о безоружных зэках, понятия не имеющих ни о тактике, ни о воинской дисциплине.
…Я задумчиво разглядывал план… Ворота… Иначе и быть не может. Это будет являться основной целью. Уничтожение ворот и двух вышек рядом с ними. Конечно, при этом останется проблема в виде еще четырех огневых точек, но если лагерь сумеет ломануться за ограду и его не будут встречать в лоб огнем, есть шанс добраться до казармы охраны. Ну а там уже, вооружившись, вполне реально противостоять пулеметчикам.
– Нужно вынести ворота и вот эти две вышки. – Я ткнул карандашом в план.
– Рисуй, – кивнул на схему Ловкач, и я добросовестно поставил крестики на воротах и вышках.
– Затем овладение казармой. Вооружение. Снос остальных вышек, захват транспорта, рывок. – Звучало вроде бы неплохо, однако я прекрасно понимал, что все, мною обозначенное, невыполнимо. Нужно было поднять весь лагерь, всех до единого человека, и только тогда тень успеха замаячила бы перед нами. Мало того, следовало разделить зэков на отряды, объяснить каждому его маневр, назначить главных и ответственных… А это уже похоже на бред. Даже не говорю о необходимости иметь хоть какое-то оружие. В общем, по здравому размышлению, от эйфории по поводу возможной свободы я избавился. Мне не верилось в возможность восстания.
– Правильно, – совершенно неожиданно заключил Ловкач, – ты будешь брать казарму.
Самонадеянность и непрофессионализм – основные причины провала любого начинания. Можно переоценить свои силы и попасть впросак. Можно возлагать необоснованные надежды на собственные профессиональные навыки. В обоих случаях из задумки ничего не выйдет.
Впрочем, не отрицаю, что, пользуясь логикой и банальной житейской мудростью, можно создать нечто удобоваримое и жизнеспособное. Примером тому являлся план, озвученный Ловкачом.
По большому счету, он полностью повторял мои предварительные расклады, разве что с небольшими дополнениями. Сосредоточение ударного отряда за воротами лагеря, подрыв самих ворот и охранной вышки, атака на казарму охраны. Захват оружия, раздача его всем желающим и масштабные безобразия в городе.
Ничего сложного на первый взгляд. И, возможно, это было бы выполнимо, будь под началом Ловкача хотя бы пара взводов более-менее обстрелянных и подготовленных бойцов. Тогда план, разработанный дилетантами на удивление толково, мог бы сработать.
Долгие годы мира хреново отразились на боеспособности немецких соединений. Охрана лагеря не усердствовала, производя плановый шмон, и на многое закрывала глаза. Не будь у вертухаев четких инструкций, которым они безошибочно следовали, задача была бы гораздо легче. Сама по себе планировка лагеря практически исключала возможность организованного бунта. Ограды, огневые точки, система вывода контингента – все было продумано до мелочей. Именно по этой причине разработать иной план, кроме как ударной группой взломать ворота извне и взять казарму, было невозможно.
Подобные мысли терзали меня всю ночь, не давая заснуть. Ими же были полны утро и следующий день, который, к удивлению, я провел в бараке, поскольку от всех работ был освобожден. С сохранением содержания.
С самого утра, едва прикончив завтрак, я занялся делами поважнее, чем работа на благо немецкого металлургического концерна. В отгороженном одеялом кабинете мы с Ловкачом склонились над нарисованным планом.
– Давай так: все по-серьезному, верно?
– Серьезней некуда, Бон, – согласился со мной Ловкач.
– Если вы хотите рывок, пока барак будет гаситься на погрузке, у вас ничего не выйдет. Даже если прошибете периметр, останутся минное поле и вышки. Свалите одну вышку – будут работать остальные. Есть только вариант с бунтом всей зоны. – Я внимательно посмотрел в глаза зэку. Впрочем, если уж откровенно, смутить или задеть его я не надеялся. Разве что донести свою идею, чтобы минимизировать возможность подставы. Я не исключал, что, формируя ударный отряд, зэки собираются им пожертвовать, сами совершив побег каким-то иным способом.
– Я понимаю. Давай по делу. – Мои сомнения, судя по всему, собеседника совершенно не трогали.
– Нужно, чтобы весь барак был готов. Поделен на группы. Каждая группа должна знать свой маневр. Весь остальной лагерь должен быть настороже, чтобы валить ограды и рваться к воротам. Везде должны быть старшие.
– Не дурней паровоза, Бон, – неожиданно оскалился Ловкач и положил поверх листа карандаш: – Рисуй, что каждая группа делать должна.
Распределить обязанности групп для меня большого труда не составило. В конце концов, я все это ночью прокручивал в уме: прикидывал так и сяк, выбирал варианты менее рисковые и как можно более эффективные.
– Разоружаем охрану. Быстро действуя по секторам, считаем их от построения. Строимся, уже имея в виду разделение по группам. Каждая группа берет на себя троих, стоящих ближе к ним. Вот это отделение, – пометив треугольник карандашом, я продемонстрировал его Ловкачу, – начинает. – Первым делом поднимается на вышку и захватывает пулемет. Если это не будет выполнено, можно ставить крест на всей затее. Сваливать вышку взрывчаткой глупо, гораздо лучше захватить ее. Но делать это придется на глазах всей охраны и четырех пулеметчиков по периметру. Это самый слабый момент, Ловкач. Надо забраться на вышку и закрыть с нее остальных стрелков либо как минимум привлечь к себе основное внимание.
– Не надо, – неожиданно прервал мои объяснения собеседник. Полюбовавшись на мое недоумевающее лицо, Ловкач счел возможным объяснить: – Не надо этой группы. Пулемет над воротами будет нашим с самого начала. Еще с утра, сразу после развода. Надо начинать по его сигналу.
– Наш? – удивленно переспросил я.
– Глухой? – довольно невежливо оборвал меня Ловкач. – Дальше давай!
Ну что ж, если пулеметчик будет свой на точке, то это кардинально меняет расклад сил. Можно сказать, практически уравнивает.
– Тогда верно. Работает пулеметчик, по его сигналу начинается общая свалка. Группы бьют свои цели, вот эти, – карандаш обводит два треугольника, – открывают или взрывают ворота, подрывают шлюз. Добытое оружие распределяется по тем, кто умеет с ним обращаться. В каждой группе должны быть такие бойцы. Делать это нужно быстро, чтобы через минуту с момента начала операции под моей командой уже был штурмовой отряд. Те, кто остается без оружия, как только нейтрализуют охрану, тут же берут контроль
