времен года и наступлении весны. Ладно, я согласна, что «сезоны» – не самая волнующая тема, но она присутствует в выпускных и, самое главное, вступительных экзаменах наравне с другими! Так что я мягко начинаю тормошить ученичков, пытаюсь их расшевелить. Хватит текст переводить, пусть рассказывают подготовленные дома устные темы!
Надя Попова повествует о переходе от зимы к весне, о сумасшедшем весеннем вихре и влюбленности, а я с головой ухожу в свои мысли. Неужели и впрямь будет ребенок? Да не будет, а есть, уже живет во мне! Или нет… Ох, как я боюсь врачей! И страшусь их приговора… А вдруг я страшно больна? И умру… Как же Паша один останется, у него в Питере никого, считай, нет, кроме меня?
В учительской на перемене людно. Спокойно попить кофе и подготовиться к следующему занятию можно, только если есть «окно», а у меня сейчас уроки подряд идут… Хотя дырки в расписании, конечно, неудобны, но мне нравится сидеть одной, когда учительская толпа схлынула по своим кабинетам, школа затихает и можно пристроится на диванчике с книжкой. Или помечтать…
Вот уже второй год все мои мечты так или иначе касаются нашей с Павлом семейной жизни. Казалось бы, о чем еще можно мечтать, когда любимый человек и так рядом и жизнь идет потихоньку своим чередом? Но мысли приходят сами собой: о нашем будущем, о детях (если честно, то я бы хотела иметь по меньшей мере двоих), о том, как дружно и весело заживет наша семейка, когда в доме появится малыш. А еще я постоянно думаю о муже. Может быть это смешно, но с самого первого дня нашего знакомства я, где-то в глубине сознания, не забываю о нем ни на минуту. Наверно, так и должно быть, когда по-настоящему любишь. Правда, в последнее время к тихой радости от воспоминания о том, что на свете живет человек, которого я люблю, примешивается боль оттого, что в наших отношениях с этим человеком есть какой-то разлад. Но теперь-то все изменится… Ребенок должен скрепить наши отношения. Да и я, возможно, стану меньше приставать к Павлу с пустяками, ведь у меня появится столько неотложных дел.
В женской консультации жду в утомительной очереди и от усталости уже не волнуюсь. Поэтому сообщение о беременности обрушивается на меня огромным пыльным мешком. Слова «восемь с половиной недель беременности» доходят до меня медленно, словно сквозь вату, и я просто продолжаю сидеть в гинекологическом кресле, судорожно комкая в руках колготки. Пожилая докторша с неодобрением посматривает на меня, а я не могу произнести ничего. Дышать тяжело. Счастье так огромно, так долгожданно и навалилось настолько неожиданно, что я только хлопаю глазами. Вид, должно быть, у меня чрезвычайно глупый, но в эту минуту мне не до этого. Из ступора меня выводит голос врача.
– Вот вам, девушка, направления на анализы. Аборт рекомендую делать у нас. С готовыми анализами в кассу две тысячи, с чеком за направлением ко мне. Дешевле вы вряд ли найдете, если, конечно, не предпочитаете без наркоза в порядке живой очереди. И советую поторопиться, все-таки почти девять недель.
Смысл слов эскулапа в юбке до меня доходит отнюдь не сразу. Я соскакиваю на холодный пол и как есть, босиком бросаюсь к врачихиному столу.
– Какой аборт, почему? Со мной что-то не в порядке?
– Так вы собираетесь рожать? Так бы сразу и сказали, а то молчит, как проштрафившаяся школьница. Вроде взрослая дама, – тут докторша в первый раз за прием смотрит на меня внимательно и вдруг улыбается. – Нынче редко рожают, – более миролюбиво объясняет она, – из десяти дай бог двое хотят ребенка, а остальные как заслышат про роды, так сразу на аборт бегут. И одевайтесь, ради бога.
Я выхожу на улицу и полной грудью вдыхаю свежий мартовский ветер. Мимо меня проходит молодая женщина с детской коляской. Неужели следующей весной я буду вот так же гулять по улицам, заботливо посматривая на мирно посапывающего малыша?! Он будет самым красивым, самым умным, самым-самым. Или это будет девочка? Моя малышка… Мартовское солнышко приятно согревает лицо, многоголосье птичьего гама, кажется, заглушает постоянный гул Московского проспекта. Сегодня я наконец-то чувствую, что в город пришла весна.
Я иду – да что там, лечу, радостно подпрыгивая, хоть докторша и запретила, домой в таком радостном настроении, какого у меня не было уже давно. Дело в том, что всю зиму я только и думала о своей, пока еще совсем короткой, но уже не очень-то счастливой семейной жизни. Что-то с самого начала пошло не так в нашем маленьком, только на двоих с мужем, интимном мирке. Павел красиво ухаживал за мной, но после свадьбы стал холоден и замкнут. Пытался не показывать вида, но я знала, что его раздражает, когда я говорю о чем-то, не касающемся лично его. Надо признаться себе самой: наше общение в последнее время сходит на нет. «Паша, иди ужинать. – Ага. – Вкусно? – Да, спасибо, детка». Ну почему же он все вечера молчит, уставившись в телевизор? Почему, когда я рассказываю о самом интересном – о забавной школьной жизни, об успехах своих безалаберных учеников, он упорно читает детектив или бульварную газету? А после наших перебранок по утрам мне порой хочется повеситься…
Но теперь… Я уверена, что теперь все должно измениться. У нас будет ребенок!
Я возвращаюсь в нашу любимую квартиру на улице Типанова, в которой из-за вечного молчания и угрюмого вида Павла мне было так одиноко последние месяцы. Все будет по-другому! Павел, я в этом ни одной секунды не сомневаюсь, будет счастлив, как счастлива я сама. У нас будет столько забот в ближайшие месяцы!
Одну комнату надо будет переделать в детскую. Я представляю себе, как мы с Пашей будем ходить по магазинам и подбирать веселые обои с мишками, или нет, с зайчатами. Как будем покупать кроватку и все- все, что нужно: пеленки, распашонки, малюсенькие ботиночки и курточки… Мне становится так хорошо и весело от этих мыслей, что я не выдерживаю и громко смеюсь. Взъерошенная ворона, сидящая на крыше чьего-то автомобиля, неодобрительно смотрит на меня и громко возмущенно каркает.
Наш сталинский двор серый и мокрый от стремительно тающего снега. Огромный полосатый соседский кот Василий дремлет, разомлев под весенним солнышком. Солнце везде: дрожит в грязных многочисленных лужах, в еще не намытых окнах, по мокрым крышам домов тоже скачут светло-желтые зайчики. Воробьи с шумом поднимаются в воздух – я вспугнула небольшую стайку забавных птичек, спокойно до моего появления возившихся у скамейки.
Засмотревшись на птиц, я ненароком ступаю в воду, делаю шаг, спеша покинуть гостеприимную лужу и выбраться на сухое пространство, и… зацепляюсь каблуком за ржавую железяку, одну из тех, которых так много валяется по весне в питерских дворах. Я падаю прямо на поребрик, вдоль которого тянется лужа.
Этого еще не хватало! Разлеглась тут, как Волочкова! Тоже мне – умирающий лебедь! Браниться я могу только на себя, что и делаю, пока поднимаюсь с земли, пока разглядываю разбитую коленку и порванные колготки, пытаюсь носовым платком очистить пальто и иду до подъезда. Весеннее настроение куда-то улетучилось, кружится голова, ломит поясницу, видимо, я очень сильно потянула бок, слегка мутит.
– Что случилось? – Павел встречает меня в дверях квартиры. Ласков, нечего сказать. Он оглядывает меня, чуть усмехаясь.
Муж явно собирается уходить. Белый плащ, наброшенный прямо на черный обтягивающий джемпер, потрясающе идет ему, и я в который раз любуюсь крепкой и стройной фигурой своего мужа. Я перевожу дыхание.
– Ничего страшного, просто споткнулась. Паша, нам надо поговорить.
– Вечером, все вечером. Видишь же, я спешу.
Раздражение отчетливо слышится в голосе Павла, но я предпочитаю этого не заметить. Я не могу ждать до вечера. Я несла эту новость, как драгоценный дар, и мне хочется поделиться с мужем своим счастьем немедленно.
– Паша, остановись на секундочку. Поговорим сейчас.
Кажется, Павел удивляется моей неожиданной твердости, по крайней мере снимает плащ и в ботинках нехотя идет на кухню. Ничего, потом вытру.
– Ну что там у тебя случилось? Да сними ты наконец это грязное пальто!
Он вальяжно перекидывает ногу на ногу, руками обхватывает колено – его излюбленная поза.
– Паша, у нас будет ребенок. Я сейчас была в женской консультации, и мне сказали, что срок девять недель.
Я поднимаю глаза и… замолкаю. Всегда невозмутимое, чуть насмешливое лицо Павла сейчас обезображено отвратительной гримасой, мерзкое и какое-то даже старое лицо. Я никогда не видела его таким.
