температуры горожанам о приближающемся лете. Неотмщенная Вероника пребывала в бешенстве. Первое тепло ее не радовало, а смачно трескавшиеся на деревьях почки лишний раз напоминали о грядущем мае, который будет безнадежно испорчен, если справедливость не восторжествует. На бестолковую Нину надежды не осталось. Пора было брать все в свои руки.
– Мама! – Она зашла в комнату матери, изнывавшей от утреннего безделья. Родительница уже много лет мучилась в роли домохозяйки при богатом супруге. В доме имелись домработница и повариха, поэтому в обязанности мамы входило лишь руководство двумя простоватыми тетками, осчастливленными приятной зарплатой. Единственной отрадой скучающей дамы являлись сплетни.
– Что, Никуля, деньги нужны? – привычно отозвалась маман.
Вероника покачала головой и изобразила внутренние метания.
– Ты беременна?! – всполошилась мать, не зная, как трактовать трагизм, проступавший в лице любимого чадушки.
– Мне нужен твой совет. Даже не знаю, как сказать… Только обещай, что это останется между нами!
Такое начало не могло не заинтриговать. При этом Вероника точно знала, что любую новость, особенно преподносимую как страшная тайна, ее мама немедленно сообщала всем подругам, а мама искренне считала, что сумеет сохранить доверенную ей информацию в секрете. Как минимум полчаса.
– Разумеется! – с горячностью подтвердила родительница и даже поджала ноги, устроившись поудобнее. Так дети готовятся послушать интересную сказку.
– Я узнала страшную вещь, – шепотом сообщила Ника. – Помнишь Алешу, сына твоей знакомой?
– Не помню, – расстроилась мама.
– Ну, как же! Сын Маргариты Викторовны! Мы с ним еще дружили!
Марго она, конечно, помнила, а вот сына ее вспомнить не могла.
– И что с ним?
– Мама, он попал в очень тяжелую ситуацию. Я вчера случайно узнала от подруги, такое дурацкое стечение обстоятельств, у нас оказались общие знакомые. В общем, он влюбился в девицу, которая решила женить его на себе. Из-за денег. Представляешь, эта дура всем рассказывает, какой он лопоухий и наивный! Так противно! Строит из себя овечку, а сама хочет залететь, чтобы он уже не отвертелся! Просто ужас. И ему говорить нельзя, он никого не слушает, так ее любит! Жаль парня. Представляешь, жить и знать, что рядом такая подлость совершается!
– Что ты, ни в коем случае нельзя ждать! Ты должна ему сказать или его друзья…
– Да он не слушает никого. Втюрился по уши и живет, как под гипнозом. Только, мам, не вздумай никому говорить! Иначе ты меня подведешь!
Уже к вечеру почти все подруги и знакомые знали о том, что «знакомые знакомых рассказали одной знакомой» о кошмарной ситуации, в которую попал сын Маргоши. Через день слухи об этом дошли и до самой Риты.
– Я ее уничтожу! – бесновалась Маргоша, мечась по квартире.
– Ритуля, угомонись. Давай подойдем к проблеме конструктивно. Эмоциями делу не поможешь. Если парень влюбился, то любые наговоры на его подругу он всерьез не воспримет. Тем более что фактов нет. Может, это просто сплетня, обычный испорченный телефон. Кто-то что-то не так понял. Необходимо все проверить. Ты с Лидой говорила?
– Точно, надо, чтобы Лидка ему все сказала. Он ее уважает.
– Меня он тоже уважает, – обиделся Максим, – но это не значит, что на основании каких-то бабских сплетен я буду давать ему указания с кем спать, а с кем нет. Сначала надо все выяснить.
– Выяснить, – повторила Маргоша. – А если она уже беременна?
– Побольше оптимизма. Все проблемы решаемы. Зови Лидку, будем думать.
Елена Сергеевна не прижилась у Лизочки. Собственно, сей прискорбный факт Колю нисколько не удивил. Проблема заключалась в ином. Поселив мать у любовницы, он приговорил их отношения с Лизой. Более того, его теперь абсолютно не тянуло после работы домой к любовнице, поскольку временное прибежище стало похоже на ринг: в одном углу постоянно исходила желчью мама, а в другом металась пытавшаяся сохранить ошметки интеллигентности Лизочка.
Ситуация казалась безвыходной, Колясику было жаль себя до безумия. Но жалеть себя в одиночку тяжело, нужны сочувствующие, группа поддержки и хор для пения дифирамбов жертве несправедливой фортуны. Листая старую записную книжку в поисках хористов, он наткнулся на телефон бывшей жены, с которой расстался почти двадцать лет назад.
«Позвонить, что ли? – задумался Коля. Решение было принято спонтанно: – Пошлет так пошлет! Я ничего не теряю».
Таня Соколова, вляпавшаяся по молодости в кучку по имени Николай Федоркин, так и шла по жизни в поисках прибежища, где можно было бы очиститься от зловонных воспоминаний и сбросить собственное чувство вины. Дорога казалась бесконечной, а чувство вины давило с годами все сильнее. Она понимала, что одиночество – наказание за ее предательство. Сначала Таня оправдывала себя тем, что просто совершила глупость по молодости, но, оставшись с ребенком одна, поняла, на что обрекла Маргошу. Чувствуя себя собакой на сене, она утешала себя только одним: лучше совсем без мужика, чем с таким, как Коля. Не говоря уже о его чокнутой мамаше. Таня была красивой и статной, поначалу ей казалось, что, расставшись с Николаем, она не останется надолго в одиночестве, но время шло, а устроить судьбу не получалось. Радовала лишь Олечка, уродившаяся явно не в папу. Таня молила бога, чтобы дочери не пришлось расплачиваться за ее грехи. С каждым днем все неотвратимее надвигалась старость, словно эти годы кто-то докидывал в тележку, несущуюся под уклон. Одиночество стало невыносимым, и Таня была рада любому мужичку, случайно забредшему на огонек.
За окнами мягко скользил весенний вечер, гуляли парочки, а на Татьяну ватной шапкой нахлобучилась депрессия. В очередной раз сломались часы, потек кран в ванной комнате и вывалился выключатель в комнате. В нормальной семье, где имелись мужские руки, это казалось ерундой, не требующей особых усилий, а для них с Олечкой проблема представлялась глобальной, с необходимостью оплачивать услуги умельцев, которых еще надо было как-то свести с поломанными деталями. И если часы можно просто сдать в мастерскую, то для остального нужно отлавливать жэковских ремонтников, прятавшихся от неприбыльных клиентов с ловкостью и скоростью тараканов, нагоняемых тапкой.
Именно в такой момент ей позвонил Колясик.
«С паршивой овцы хоть шерсти клок», – оправдывала себя Таня в преддверии встречи с бывшим мужем. Но оправдание было каким-то вялым, будто долго хранившийся в холодильнике пожелтевший укроп, которым пытались украсить салат. Ей было стыдно признаться даже самой себе, что отсутствие хоть какой-то опоры в жизни, даже такой хлипкой и ненадежной, как Николай, довело ее до подобного унижения. Хотя унижением это назвала Оля, а сама Татьяна почему-то никак не могла понять, как она относится к предстоящему визиту. В любом случае никакой неприязни к мужчине, испортившему ей жизнь, она не ощущала. Странно. На самом деле, эмоции, конечно, возникали, причем в большом количестве. Они походили на рыхлую кучу разнокалиберных пожухших листьев, сметенных дворником в один большой, трепетавший на ветру разноцветный холмик. Разлапистым кленовым листом алела гордость, что он таки не смог без нее и хочет вернуться. Аккуратным березовым листочком желтело удовлетворение, что Татьяна добилась своего, хотя и через много лет. Острыми узкими листьями рябины пестрело злорадство, что Колясик опять во что-то вляпался и теперь спешит под крыло не к кому-нибудь, а к матери своего первого ребенка. Сероватой пересохшей травой топорщилась неуверенность, что внешне она не проигрывает его нынешней пассии, но никакого намека на стыд в этом мусоре не было.
Олечка отреагировала на новость неожиданно. Татьяна никак не могла решить, нужно ли дочери присутствовать при их встрече, и положилась на волю случая. Оказалось, что именно в этот день Алексей простудился, поэтому свидание не состоялось. Как только дочь появилась в прихожей, Таня сразу поняла, что лучше было бы потом поставить Олю перед фактом, что приходил отец. Но жизнь распорядилась иначе.
– Здрасте, приехали! – Девушка презрительно нахмурилась и сдула со лба челку. – Что он здесь забыл? Не удивлюсь, если он превратился в какого-нибудь законченного ханурика, которому уже нигде не дают в долг и не наливают, и именно поэтому он припрется к нам!
