Варвара прокашлялась и вдруг поняла, что ей хочется отступить и прижаться спиной к косяку. Ну, а раз хочется, то так она и поступила.
— Отсюда сигналить десинтором было бесполезно, — начала она зачем-то объяснять. — Луч под слишком большим углом уходил вверх, из нижней долины его через толщу облаков и не заметили бы. Пришлось прошить лабиринт.
Вуковуд молчал.
— Насквозь.
Вуковуд молчал. Да что он, не понимает, что никаким десинтором такую толщу не проткнешь!
— Когда я там металась от одного коридора к другому, мне показалось, что эти круглые дырки, «иллюминаторы», все ориентированы…
Красный прямоугольник дрогнул и погас. Но не успело сердце уйти в пятки, как вместо красного зажегся теплый желтый свет. С чего бы это? Или Вуковуд тут без нее чего-то наколдовал? Она обернулась и вопросительно поглядела на него.
— Умница вы усатенькая, — проговорил он с бесконечной нежностью. — И все-то вы делаете правильно, даже когда ничего не делаете. Я терпеть не могу вопросов. Что надо, человек сам скажет. Это я старый прапрадедовский способ применил: живую кровь. Люди не верят в гравифобию, а компьютеры — в живую кровь: в них ведь заложено, что консервированная совершенно индентична свежей. Только это улучшение ненадолго…
— А моя… — начала было Варвара, но тут из раскрытой двери послышался крик Вафеля.
— Связь! Связь с вертолетом! — Можно подумать, что и он ее ждал, как человек.
А из рубки нарастало сливающееся в одно слово: «Отвечайтеотвечайтеотвечайте…»
— Сусанин! — крикнула Варвара еще с порога. — Евгений, у вас все живы?
— Естественно, — донеслось в ответ. — Что там с тобой?
— Со мной все хорошо… С Рамболтом плохо. Гравифобия. Надо срочно взлетать.
— Ага!.. — двухсекундная пауза показала, что он усваивает информацию — как произнесенную вслух, так и подразумевающуюся. — Состояние красное или с черным?
Ничего себе медикокосмический жаргон!
— Желтое, но это ненадолго.
— Тогда успеем, мы уже на траверзе восточной башни. Остальные-то ходячие?
Варвара невольно оглянулась на Вуковуда — у того распахнутые во всю космическую черноту глазища полыхнули волчьим заревом — улыбнулся, называется. Значит, двое нас, ведьмаков.
— Вы уж извините его, Джон, он у нас изысканностью манер не отличается. — Это настолько отчетливо, что на другом конце должно было прозвучать на весь вертолет.
— Разговорчики на вахте! — рявкнул Сусанин, и Варвара почувствовала; что у них не все благополучно. — Твоего скоча подобрать, который тут на всю окрестность иллюминацию устроил?
— Нет там никакого скоча, десинтор с нашей стороны. Сейчас разрядится, так что не теряй времени. И садись поближе к «Дункану».
— Я смотрю, ты там отоспалась и раскомандовалась…
— Вот именно. Ну, я пошла вас встречать.
Стоя плечом к плечу на пороге шлюзовой камеры — мало ли что, вдруг придется коридор защиты наводить, — Варвара с Вуковудом глядели, как на фоне кучерявого облачка все яснее проступает жужеличное брюшко вертолета, подсвеченное изнутри. Девушка перегнулась, заглядывая под опоры: тапиров не было, так и канули во тьму. Тем лучше, меньше расспросов. Замигали малиновые посадочные огни.
— Поменьше бы они мигали, — пробормотал Вуковуд, — еще примчится кто-нибудь, как на новогоднюю елку…
— Наши не примчатся, у наших кинолекторий, — хмыкнула Варвара. — А чужим — с чего бы? Они тут спят, как сурки, их поднимет или домкрат, или чудо.
— В том-то и дело, что — чудо. Видали, в пещере с лестницами — бананы на огне жарятся, ешь — не хочу; так ведь не хотят. Спи — не хочу: сорок два часа. Тоже не хотят, с открытыми глазами валяются. И притом без малейших сил. Но вот происходит чудо, пусть маленькое, забавное: их старый, привычный крокодил, он же скорпион, решает отведать живой плоти какого-то незнакомого, но не слишком примечательного зверя, а зверь начинает плясать на веревочке, как будто специально им на потеху…
— Не надо, Вуки…
— А вы ведь не поняли главного. Вспоминайте, Варвара, вспоминайте, как бы ни было страшно, вы ведь сейчас не красная девица, а исследователь. Смотрите: сначала загораются глаза, потом напрягаются лицевые мышцы — сначала гримасы, а затем уже мимика на грани гротеска; общая апатия сменяется повышенной возбудимостью, и только тут — не поздно ли? — включается звуковое сопровождение… Что- нибудь не так?
— Чувствуется, что вы не биолог, Вуки…
— Сейчас это не существенно, да и разведка дальних планет приучает к взаимозаменяемости. Но на что это похоже?
Варвара пожала плечами:
— Ну, как сказать… Например, резкое повышение содержания адреналина в крови.
— Близко! Во всяком случае, уровень явно гормональный. Чартары оживают, когда им интересно, и погружаются в полнейший транс от скуки. Свежая, яркая информация нужна им как витамин, как ультрафиолет… как вода, в конце концов.
— На Большой Земле такие гормоны найдены еще в конце двадцатого века, правда, на земные организмы они влияют раз так в тысячу слабее.
— А здесь это условие жизни. Вот для чего понастроены лабиринты — в них ИНТЕРЕСНО!
Варвара следила глазами за вертолетом, прошедшим над самой верхушкой стоявшего торчком второго корабля, и в ушах ее звучал изысканно вежливый, чуточку высокомерный голос: «Значит ли все вышесказанное, что вы имеете собственную, то есть отличающуюся от общепринятой, концепцию ноосферы Земли Тамерлана Степанищева?..» С этого вопроса, собственно говоря, и началось все то, что заканчивается здесь, в этой ночной долине, поросшей, как стадион, короткой травкой.
Потому что сейчас Сусанин заберет всех спасенных, и — на буек, в «странноприимный дом». И она потеряет Вуковуда.
Послышался свист, потом шум, словно захлопала крыльями гигантская курица, — вертолет глушил моторы. Сел он всего шагах в двадцати, и через прозрачный колпак было видно, как заросший щетиной до самых бровей Сегура, издалека кажущийся из-за этого негром, машет руками, скрещивая их над головой, что у всех народов и на любых планетах значило: «Порядок!»
— Надо бы спуститься, — задумчиво проговорил Вуковуд.
— Еще чего!
Вылезла наконец громадная персиковая луна — которая уже по счету! — и в ее обманчивом нежарком сиянии лица людей, потянувшихся цепочкой от вертолета, казались загорелыми и совсем не утомленными. Первым шел Сусанин, угрюмый и голодный, что было на нем прямо-таки написано, и Варвара подумала, что знает его всего месяца четыре, а ведь угадывает любое его выражение; трусил Кирюша, похлопывая себя по оттопыренным карманам, неизменно восторженный и преданный Сусанину, как аполин; Ригведас, всегда и у всех бывший на побегушках, был навьючен, как скоч; Дориан шествовал небрежно и устало, он умудрялся всегда выглядеть так аристократично, что даже скафандр, кажется, ниспадал с него античными складками — иллюзия, аналогичная несуществующим каналам Марса; Сегура все время оборачивался к Грише Эболи, порываясь его поддержать; а замыкал шествие победоносно шагающий Гюрг. От усталости, недосыпа и всей этой неправдоподобной эпопеи сегодняшней бесконечной ночи у Варвары голова шла кругом, и ее нисколько не интересовало, какие же там победы одержал командор Голубого отряда.
Ее внезапно поразило простейшее открытие: а ведь все, что произошло между нею и Гюргом, уложилось всего в несколько дней… Она пристальнее вгляделась в своего бывшего командора и поправилась: все, чего НЕ произошло между нею и Гюргом, который сейчас вышагивал, как римский легионер. Но поразило-то ее совсем другое: а ведь ей и Вуковуду отпущена всего одна ночь. Бесконечная, сумасшедшая, неповторимая, но всего одна!
