– По приказу Центра сыскной полиции. Вы шпионите за голосами. В чью пользу?
– В пользу науки.
– Ладно! Вы еще расколетесь…
– Я тоже задержан? – прямодушно спросил Йере.
– Нет. У вас нет музыкального слуха.
В этот момент из принадлежавшего русскому эмигранту курятника, пока еще не переделанного в летнюю дачу для писателей, раздалось веселое пение петуха. Доктор Куралуома восторженно воскликнул:
– Друзья! Я слышал его! Это пел русский петух! – Он повернулся к сыщикам и продолжил: – Спасибо вам, представители благородной власти! Вы сэкономили мне время и труд. С удовольствием последую с вами в Хельсинки.
Доктор вытащил из внутреннего кармана записную книжку и записал: Ку-ку-ре-ку. Он вознамерился было на прощанье протянуть руки Йере, но на них уже звякнули наручники. Йере посчитал для себя за благо исчезнуть и влиться в толпу милого сердцу родного города. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как почувствовал, что кто-то дотронулся до его руки, и увидел рядом с собой тщательно выбритого молодого человека, который внешне напоминал воспитанника Оксфордского университета.
– Простите, – любезно произнес молодой человек. – Я имею честь разговаривать с писателем Суома- ла?..
– Да, это я, – удивился Йере. – Вы, видимо, встречаете меня?
– Вы правильно догадались. Меня зовут Янхукайнен.
– Инженер завода, если не ошибаюсь?
– Не инженер, а завхоз, – внес поправку Янхукайнен, широко улыбнувшись.
– Директор сказал, что на вас будет светлое пальто, а в руках трость, по этим признакам я и осмелился… Да, прошу прощения, раньше я с вами не встречался. Правда, ваше фото было в газете.
– Моя фотография? – снова удивился Йере, но тут же решил, что мыловаренный завод где-то раздобыл снимок и опубликовал его в выборгских газетах. Молодцы.
Завхоз выразил сожаление, что у Йере нет багажа и похвастался силой своих рук. Рассказал, что когда- то работал носильщиком. Затем стал рабочим сцены в театре, а сейчас уже более года исполняет обязанности завхоза. Он выразил беспредельную радость по поводу того, что руководство доверило ему выполнять функции хозяина сегодняшнего вечера, принимая писателя. Он заказал гостю номер в гостинице и поинтересовался, где Йере желал бы поужинать. После этого в честь писателя будет организован торжественный прием, который намечено начать сразу после окончания спектакля.
Йере в душе благословлял Ахопалтио. Без рекомендаций философа он не смог бы стать поэтическим воспевателем мыла, которого на новом месте встречают, словно князя, в ресторане. Он больше не метался между обманом и истиной подобно актеру, который играет выученную роль, а вел себя естественно и непринужденно. Стал почти независимым от изменений обстоятельств, превратился в человека с сильным характером, который психологически и эстетически казался значительной персоной, достойной уважения. Он овладел миром с помощью мыльного могущества. Когда Йере спустя некоторое время наслаждался крабами с белым вином в обществе завхоза, картина будущего открывалась перед ним ликующим амфитеатром.
– Как, кстати, идет «Леммикки»? – спросил он у Янхукайнена, движения которого были столь отточены, что он наполнял бокалы, не проливая ни капли на скатерть.
– «Леммикки»? – повторил бывший носильщик и рабочий сцены. – Господин писатель, конечно, имеет в виду «Стамбульскую розу». Благодарю, она идет довольно хорошо. Но рекламы о ней надо дать побольше. Это же просто оперетта из оперетт.
– Оперетта! Блестящее название! Я, видишь ли, пока еще не знаком с вашим профессиональным словарным запасом. Говоря прямо, совершенно зеленый юнец в этой отрасли.
– Ну-у, господин писатель слишком скромен, – произнес Янхукайнен. – Вы полностью созрели, более зрелый, чем все остальные.
– Пожалуй, пожалуй. Но в каждой профессии сначала надо познать ее словарный запас. Возьмем, к примеру, профессию часовщика. Часовых дел мастер шпеньки, на которых вращаются стрелки, зовет «ямочками от улыбки», маятник – «барабанщиком», храповик – «Гитлером», а хроноскоп – «точнемером». Естествоиспытатели, в свою очередь, говорят, что глаза мухи фальцетные, писатели болтают об анекдотах, а петит называют «навозным жуком».
Янхукайнен рассмеялся.
– У нас тоже есть свои словечки. Вазелин называют «вассу», а одеколон – «скрипичным ключом».
– «Чему мы при этом учимся?» – вопрошал в свое время дедушка Крылов, – рассмеялся Йере, – только тому, что во всех профессиях поначалу свои трудности.
– Именно так, – согласился завхоз и бросил взгляд на часы. – Нам скоро надо отправляться. Для нас зарезервированы места в директорской ложе.
– Неужели вы намерены затащить меня в театр?
– Конечно. Вам же нужно присутствовать на премьере.
– И не подумаю! Никогда не хожу летом в театр. Правда, за исключением хороших театров.
На лице завхоза появилось темно-красное пятно от выпитого вина.
– Этот спектакль отрепетировали хорошо, – сказал он в свою защиту. – Артисты были бы весьма благодарны, если бы увидели вас в зале.
Янхукайнен снова бросил взгляд на часы. Но Йере беззаботно махнул рукой.
– Поговорим о чем-нибудь другом. Скажите-ка мне, у вас есть другие оперетты, которые нуждаются в рекламе? Для «Леммикки» мы со временем добьемся хорошего сбыта.
