смотрит, как бы кого цапнуть.
– Это вы про Джека? – удивился толстяк. – Ну что вы! Мой Джек и ребёнка не тронет. Он смирный, как голубь. Хотите погладить его?
Мама махнула рукой.
– Ну вот, только и дела у меня, что собак гладить. Дома обед стынет, в комнатах не прибрано, а тут ещё ребят дозваться никак не могу… И куда пропали, – не понимаю. Ка-а-арик! Ва-а-аля! – снова закричала она.
– А вы приласкайте Джека, попросите его хорошенько. Скажите ему: «Ну-ка, Джек, разыщи поскорее Карика и Валю». Он их мигом найдёт.
Шмидт наклонился к собаке, потрепал её по шее.
– Найдёшь, Джек?
Джек тихонько взвизгнул и, неожиданно подпрыгнув, лизнул фотографа в губы. Толстяк отшатнулся, брезгливо плюнул и вытер губы рукавом.
Мама засмеялась.
– Напрасно смеётесь, – сказал Шмидт. Кажется, он очень обиделся. – Мой Джек великолепная ищейка. Дайте ему понюхать какую-нибудь вещь Карика или Вали, и он найдёт их, где бы они ни были. Это же премированная ищейка. Он идёт по следам человека, как паровоз по рельсам. Дайте ему что-нибудь игрушку ребят, рубашку, тюбетейку – и вы сами увидите, какой он замечательный следопыт.
Мама нерешительно пожала плечами, однако, подумав, наклонилась, подняла с земли зелёный совочек Вали и тюбетейку Карика.
– Ну что ж, – сказала она, – пусть понюхает. Это – вещи моих ребят.
– Прекрасно! – потёр руки Шмидт. – Замечательно! Очень хорошо!
Он сунул под нос Джека совочек и тюбетейку.
– Ну-ка, Джек, – скомандовал Шмидт, – покажи, как ты умеешь работать. Ищи, Джек! Ищи, собачка!
Джек взвизгнул, пригнул голову к самой земле и, вытянув хвост, побежал по двору широкими кругами.
За ним бодро мчался фотограф.
Добежав до поленницы дров, Джек остановился и вдруг, подпрыгнув, встал на задние лапы, а передние положил на поленницу. Нос Джека очутился перед мордой кота Анюты.
«Р-р-ра-аз-зо-ор-р-р-ву!» – зарычал Джек.
Кот вскочил, изогнулся в дугу и, сверкнув зелёными глазами, зашипел, как змея: «Меня? Ш-ш-ш-али- ш-ш-шь!»
Джек попытался схватить его за хвост. Кот ощерился и закатил Джеку такую оплеуху, что бедный пёс завизжал от боли и от досады, но тотчас же оправился и с громким лаем снова кинулся на Анюту. Кот зашипел ещё громче, поднял лапу и закричал на своём кошачьем языке: «Пош-ш-ш-шёл вон! Заш-ш-ш-ш- шибу!»
– Ну-ну, довольно, Джек, – сказал сердито фотограф. – Не отвлекаться! – И он так сильно натянул поводок, что собака присела на задние лапы.
– А теперь ищи!
Сердито тявкнув на кота, Джек побежал дальше. Он обежал весь двор, остановился у водосточной трубы и, шумно втягивая ноздрями воздух, посмотрел на хозяина.
– Понятно! Всё понятно, Джек! – кивнул головою фотограф. – Ты хочешь сказать, что они сидели тут и, наверно, играли с Анютой? Прекрасно! Но куда же они пошли отсюда? Ну? Ищи, ищи, собачка!
Джек заюлил, завертелся волчком, поскрёб лапами землю под трубой, потом с громким лаем помчался к парадному подъезду.
– Ага, ага, вы видите? – крикнул Шмидт. – Он уже напал на след.
Шаркая сандалиями, фотограф вприпрыжку побежал за собакой.
– Если найдёте ребят, пошлите их домой! – крикнула мама и направилась через двор к воротам.
«Наверное, они в соседнем дворе», – подумала она и, уже не обращая внимания на Джека и его хозяина, вышла за ворота дома.
Натягивая с силой цепочку, Джек тащил толстяка по лестнице вверх.
– Тише, тише! – пыхтел толстяк, еле поспевая за собакой.
На площадке пятого этажа Джек на секунду остановился, взглянул на хозяина, потом, отрывисто тявкая, бросился к дверям, обитым клеёнкой и войлоком. На дверях висела белая эмалированная дощечка с надписью:
Пониже была приколота записка:
Джек с визгом подпрыгивал, царапая когтями клеёнчатую обивку двери.
– Тубо, Джек! Тут просят стучать, а не визжать.
Фотограф Шмидт пригладил ладонью причёску, обстоятельно вытер платком потное лицо, потом согнутым пальцем осторожно постучал в дверь.
За дверью послышались шаркающие шаги.
Щёлкнул замок.
Дверь приотворилась. В щели показалось лицо с мохнатыми седыми бровями и жёлто-белой бородой.
– Вы ко мне?
– Простите, профессор, – смущённо сказал фотограф, – я только хотел спросить вас…
Но не успел толстяк договорить, как Джек вырвал из его рук поводок и, чуть не сбив профессора с ног, бросился в квартиру.
– Назад! Джек! Тубо! – закричал Шмидт.
А Джек уже громыхал цепью где-то в конце коридора.
– Извините, профессор, Джек так молод… Разрешите войти. Я сейчас же уведу его обратно.
– Да, да… Конечно, – рассеянно сказал профессор, пропуская в квартиру Шмидта, – войдите, пожалуйста! Надеюсь, ваша собака не кусается?
– Очень редко! – успокоил профессора Шмидт.
Фотограф переступил порог. Закрыв за собой дверь, он сказал негромко:
– Тысяча извинений! Я на одну минутку… У вас, товарищ профессор, должны быть ребята… Карик и Валя! Из второго этажа…
– Позвольте, позвольте… Карик и Валя? Ну да! Конечно. Прекрасно знаю. Очень славные ребята. Вежливые, любознательные…
– Они у вас?
– Нет! Сегодня их не было у меня.
– Странно! – пробормотал толстяк. – Джек так уверенно шёл по следу…
– А может быть, это вчерашний след? – вежливо спросил профессор.
Но Шмидт не успел ответить. В дальней комнате звонко залаял Джек и тотчас же что-то загремело, задребезжало, зазвенело, как будто на пол упал шкаф или стол с посудой. Профессор вздрогнул.
– Да ведь он перебьёт всё! – закричал он плачущим голосом и, схватив Шмидта за рукав, потащил за собой по тёмному коридору.
– Сюда! Сюда! – бормотал он, толкая дверь.
Как только профессор и фотограф переступили порог комнаты, Джек кинулся хозяину на грудь, взвизгнул и с лаем бросился назад.
Он носился по комнате, волоча за собой цепочку, обнюхивал книжные шкафы, вскакивая на кожаные кресла, вертелся под столом, бестолково бросался из стороны в сторону. На столе звенели, подпрыгивая, колбы и реторты, качались высокие прозрачные стаканы, дрожали тонкие стеклянные трубочки.
