приготовляют муку и пекут на масле превосходные лепёшки.
– Фу, гадость! – с отвращением плюнула Валя.
– Ну вот уж и гадость! – засмеялся Иван Гермогенович. – Просто непривычная для тебя пища – и только… Едим же мы омаров, креветок, крабов и даже раков, которые питаются падалью… Едим да ещё похваливаем… А вот арабы смотрят на тех, кто ест крабов и раков, с отвращением… Кроме саранчи, люди едят и других насекомых. В Мексике, например, туземцы собирают яйца полосатого плавунчика клопа, называют они их «готль» и считают самым лакомым блюдом… Неплоха, по мнению знатоков, и цикада. Та самая цикада, которую воспел в своей оде поэт Древней Греции Анакреон.
Иван Гермогенович откашлялся и, подняв руку над головой, прочитал нараспев:
Профессор задумчиво погладил бороду:
– А простые греки-прозаики жарили эту богоподобную цикаду в масле и с аппетитом ели… Даже таким насекомым, как муравьи, и тем случалось попадать в руки поваров. Когда-то во Франции из муравьёв делали соус к мясным и рыбным кушаньям… Индейцам, между прочим, очень нравятся зонтичные муравьи. Они жарят их, чуть подсолив, на сковородке, но, бывает, едят и сырыми.
– А жуков едят? – спросила Валя. – Они самые противные, по-моему.
– В Египте, – ответил Иван Гермогенович, – из жука медляка бороздчатого приготовляли особое кушанье. Это кушанье ели женщины, желающие потолстеть.
– Вот это здорово, – сказал Карик. – Теперь я вижу, что у нас дело пойдёт на лад… Мы закоптим окорока кузнечиков, наготовим колбасы из бабочек, засолим бочку стрекоз… Прямо целый амбар придётся строить. Под потолком повесим окорока и колбасы, а вдоль стен поставим бочки с маринованными тлями.
– А муравьи? – спросила Валя. – Они кисленькие?
– Из муравьёв приготовим пикули… Нет. лучше сделаем из них разные приправы к блюдам.
– Замечательно! – поглаживал бороду Иван Гермогенович. – Просто замечательно!.. Как видите, друзья мои, наше будущее прекрасно. Если случится что-нибудь и мы не сумеем попасть домой, то проживём здесь лучше всех робинзонов мира.
– Все это хорошо, – сказала Валя, – но ведь мы замёрзнем зимой, и все окорока и маринады пропадут зря.
– Ничего, – успокоил Валю Иван Гермогенович, – мы найдём пещеры с газовым отоплением. Наконец, можно провести по камышовым и по тростниковым трубам этот газ куда угодно.
– Конечно, – сказал Карик. – Торфяной газ даст нам тепло и свет и… Иван Гермогенович, мы ведь сможем построить тут целые фабрики и заводы…
– О нет, мой друг, – улыбнулся Иван Гермогенович. – Но мы могли бы заняться приручением насекомых…
– Ура! – крикнул Карик. – Мы будем на них летать, переплывать озера.
– Мы, – подхватила Валя, – заставим их рыть тоннели, прокладывать каналы и… и вообще – пускай они работают.
– Правильно! – сказал Карик. – На гусеницах можно пахать, жуков поставим на заготовку леса, а на стрекозах будем летать.
– А чтобы нас не съели, – вздохнув, сказала Валя, – хорошо бы придумать такие дома, как у ручейника, чтобы их можно было таскать на себе.
– Тоже выдумала! – махнул рукой Карик. – Я же говорил, что ты улитка. Улитка и есть.
– Но как же нам защищаться? – спросила Валя.
– Иван Гермогенович выдумает порох, – ответил Карик и повернулся к профессору: – Вы можете выдумать порох, Иван Гермогенович?
– Ой, нет… Пороха я, пожалуй, не выдумаю, – засмеялся Иван Гермогенович, – но я надеюсь, что мы и так не пропадём. Без пороху. Я ведь, друзья мои, биолог. Неплохо знаю жизнь окружающего нас мира, а эти знания сильнее всех взрывчатых веществ… А теперь, Карик, подбрось в костёр хворосту. Приятно сидеть, когда в огне потрескивают сучья.
Карик принёс охапку хворосту, бросил его в зелёный огонь и растянулся на земле, задумчиво поглядывая на костёр.
Все замолчали.
Весело трещали сучья и ветки. Дым столбом поднимался в небо.
Путешественники сидели у огня и думали каждый о своём.
Торопиться было некуда. Пока туман не рассеется, двигаться вперёд невозможно. Да и куда, в какую сторону идти? Где теперь маяк? Впереди? Сзади?
– Ну, – сказал профессор, – пока нам нечего делать, предлагаю спеть песню.
Ребята испуганно переглянулись. «Что угодно, только не это», – можно было прочитать на лицах Карика и Вали. Слушать спокойно, как поёт Иван Гермогенович, могли бы только мёртвые. На всех живых голос профессора действовал, как удар дубиной по голове.
Жмурясь от дыма и закрывая лицо руками, Карик повернулся боком к дымящемуся костру и поспешно спросил профессора, который готов уже был запеть:
– А скажите, Иван Гермогенович, как вы догадались, что с нами случилось, и как вы нас разыскали?
– Очень просто, – ответил профессор. – Вы же выпили у меня почти полстакана жидкости… И это я, конечно, заметил.
– Но…
– И у меня было «но», – засмеялся Иван Гермогенович. – Выпить-то вы выпили, а вот куда после этого исчезли?… Я целый час ползал по полу с лупой в руках, но… ничего… Понимаете? Никаких следов.
– Значит, мы улетели! – сказала Валя.
– Это слишком поспешный вывод, – остановил её Иван Гермогенович.
– Но мы же в самом деле улетели, – сказала Валя.
– Тем не менее я не имел основания предполагать этого, пока собака уважаемого фотографа Шмидта не разыскала ваши трусики и не бросилась на подоконник… Вот тут-то я и вспомнил, что, когда вошёл в кабинет, на подоконнике сидела стрекоза. И я готов был ручаться, что слышал комариные голоса, которые кричали: «Сюда!»
– Да, да… Это мы кричали.
– Сначала я подумал, что ослышался, но потом, сопоставляя одно с другим, я понял: шалунов утащила стрекоза, и, если я хочу спасти их, я должен бежать в Дубки, к пруду, который зовут «Гнилое болото».
– Но почему вы пошли сюда? – спросил Карик. – Ведь стрекоза могла утащить нас в лес, в поле…
– Нет, этого не могло быть, – снисходительно улыбнулся Иван Гермогенович. – Стрекозы живут около воды. В воду они кладут яйца, в воде родятся, в воде живут и растут стрекозьи личинки. У воды стрекозы обычно и охотятся. Но иногда в погоне за добычей стрекоза улетает от места постоянной охоты.
– И так далеко, – сказала Валя. – Ведь от нас до Дубков больше пятнадцати километров.
– Для стрекозы это не такое уж большое расстояние. Стрекозы за час покрывают расстояние в девяносто километров.
– Ого! Быстрее поезда, значит? Это, наверное, самые быстрые насекомые?
– Кое-кто из насекомых летает ещё быстрее. Так, например, овод летит со скоростью сто двадцать два километра в час – Так вот, зная, что стрекоза живёт около воды и что в пятнадцати километрах от города находится пруд «Гнилое болото», где можно встретить тысячи стрекоз, я и решил искать вас в окрестностях этого пруда. Есть, правда, в нашей местности ещё один пруд, но он расположен в трехстах километрах от города. А уж оттуда вряд ли могла прилететь стрекоза. Всё-таки стрекозы охотятся в том районе, где родятся, где живут постоянно. И как видите, я не ошибся.
– А вы не хотите послушать, что с нами случилось? – спросила Валя.
