фирмы вынуждены — если они хотят держать цены на нынешнем уровне — закупать не только русскую, но всякую платину, появляющуюся на мировом рынке, а следовательно и колумбийскую добычу около 45.000 унций.
Для меня было ясно, что соглашение между Россией и крупными фирмами было единственно правильным, единственно выгодным решением для России. Годовая сделка в 70.000 унций гарантировала народному комиссариату финансов твердую бюджетную доходную статью в 7.500.000 долларов, которая выплачивалась бы ежемесячными платежами в 625.000 долларов.
Россия при этом не имела бы никакого риска, а наоборот, вся тяжесть продажи, регулирования и контроля мирового рынка лежала бы на плечах крупных фирм.
Но тем не менее я должен был считаться с известным течением в Москве, которое сознательно стремилось провоцировать борьбу, вызывать путем внезапного выбрасывания на рынок крупных запасов полную разруху, вызывать, не считаясь ни с чем, крупное падение цен, чтобы этим путем якобы раз навсегда уничтожить добычу платины в Колумбии и вновь завоевать для Россия место диктатора на платиновом рынке.
Я убежденно боролся против этой авантюрной политики. Я докладывал валютному управлению неоднократно, что нет никакого основания думать, что колумбийская промышленность, в которую помещены крупные капиталы, может быть раз навсегда уничтожена внезапным падением цен, я доказывал, что себестоимость производства новой русской платины сама весьма высока, гораздо выше, чем до войны. Я указывал на то, что при крупном падении цен не только пострадает серьезнейшим образом новая добыча платины, ибо советской платинопромышленности придется работать без малейшей прибыли, но, что кроме того потеряют значительную часть своей стоимости и крупные старые запасы платины, имеющиеся у советского правительства, каковые в виду этого не смогут более служить в той же мере, как до сих пор, для обеспечения бумажно-денежного обращения. Я высказывал убеждение, что действительное увеличение потребления, т. е. значительное повышение приемоспособности рынка, безусловно не сможет быть достигнуто путем падения цен всего лишь на 10 или 20 долларов за унцию. Наоборот, цены должны будут упасть до совершенно запретного с точки зрения стоимости производства предела — и притом на долгий срок, — дабы технические отрасли промышленности опять возымели-бы интерес возвратиться к прежнему высокому уровню потребления платины.
Вначале января 1925 года я доложил прибывшему в Лондон начальнику валютного управления проф. Юровскому устно и положение дела по платиновому вопросу и мою точку зрения на него.
Другими словами, я сделал все, чтобы добиться разумного соглашения между советским правительством и крупными фирмами на платиновом рынке и этим устранить возможность внезапного и крупного падения цен, которое причинило бы России самый тяжкий ущерб, как в качестве владельца старых запасов, так и в качестве производителя новой платины.
Надлежащие ведомства в Москве, не понимавшие фактического взаимодействия отдельных факторов на мировом рынке платины или не желавшие понимать такового, чинили мне в этом отношении самые крупные препятствия.
В конце ноября 1924 года я получил телеграмму из Москвы от заместителя начальника валютного управления Карклина, что московский представитель крупной германской фирмы, торгующей металлами, сделал народному комиссариату финансов твердое предложение на покупку 3.000 килограмм платины (— около 96.500 унций = около 183,5 пуда) с поставкой в 1925 году и по очень высокой цене. Предложение было чрезвычайно выгодным и я поэтому посоветовал валютному управление телеграфно немедленно заключить эту сделку. Дело это однако, казалось мне весьма сомнительным, потому что партия платины, о которой тут шла речь, была слишком большой для того, чтобы имелась бы возможность разместить ее твердо по высокой цене. Я поэтому решил обследовать это дело в корне, немедленно отправился из Лондона в Германию и посетил соответственную фирму. Фирма эта ничего не знала о якобы твердом предложении ее московского представителя и была чрезвычайно поражена моему сообщение. После долгого обмена телеграммами между фирмой и ее московским представителем в конце концов выяснилось положение дела прямо противоположное тому, что мне было официально сообщено Карклиным, а именно не германская фирма сделала твердое предложение валютному управлению на покупку 3.000 килограммов платины, а наоборот, валютное управление сделало германской фирме твердое письменное предложение на продажу 3.000 килограммов платины, с поставкой в 1925 году и по цене в 109.50 долларов за унцию. Это предложение имело силу до 11 декабря 1924 года и германской фирмой, конечно, не было принято.
В этом «недоразумении» может быть следовало бы усмотреть известную методичность: может быть в Москве пожелали этим путем подтолкнуть меня к тому, чтобы я добивался еще лучших условий, чтобы я действовал еще энергичнее. Но я в этом видел лишь наивную и чрезвычайно неудачную попытку валютного управления ввести в заблуждение своего собственного представителя и поверенного относительно действительных шансов имеющей быть проведенной сделки. Поэтому, когда Карклин мне телеграфировал из Москвы 6-го февраля 1925 года, что японская группа твердо купила для Японии очень крупную партию платины, а именно 30 пудов (= 15.780 унций) с поставкой в 1925 году, по высокой цене в 110 долларов за унцию, то я принял это сообщение с полным убеждением, что невероятность такового обнаружится в ближайшем же времени, что, конечно, и случилось через несколько недель.
Дабы не допустить перерыва в снабжении мирового рынка русской платиной, мною, с разрешения валютного управления, было продано 31 января 1925 года в Лондоне партия в 10.000 унций платины руководящей англо-американской группе по высокой твердой оптовой цене.
Тем временем, я делал все возможное, чтобы побудить названную группу пойти на самые крайние уступки по отношению к валютному управлению, и в моих переговорах энергично поддерживал точку зрения валютного управления. Переговоры несколько раз прекращались и опять возобновлялись и кончились наконец тем, что народный комиссар финансов Сокольников дал свое согласие на заключение годовой сделки, с поставкой в 1925 году, и поручил мне подписать таковую.
2-го апреля 1925 года был заключен в Лондоне договор, согласно коему англо-американская группа купила партию в 60.000 унций платины, с поставкой до 31 декабря 1925 года по твердой высокой оптовой цене. Совместно с купленным 31-го января 1925 года количеством в 10.000 унций таким образом была размещена на мировом рынке, без малейшего потрясения мировой цены, крупнейшая партия в 70.000 унций (= 133 пуда).
Во время этой борьбы в Москве уже возникла мысль создать собственную организацию для продажи русской платины и мне было поручено выработать устав соответственного общества. Это общество должно было иметь целью совершенную самостоятельность и полную свободу действий на платиновом рынке, полную независимость по отношению к фирмам и группам, контролирующим мировой платиновый рынок, а также реализацию на мировом рынке полностью русской текущей добычи платины и русских старых запасов.
Характерно, что в некоторых местах попытались придать и этой чисто деловой цели учреждения общества партийно-политическую окраску. В марте 1925 года генеральный агент народного комиссариата финансов за границей, А. С. Сванидзе, обратился к народному комиссару финансов Сокольникову с просьбой поместить в московской печати заметку относительно предстоящего учреждения общества для продажи платины в том смысле, что «в виду искусственно созданной монополии на платиновом мировом рынке, в которой не заинтересованы ни производители, ни широкие потребители, и которая идет на пользу только нескольким крупным фирмам, захватившим в свои руки реализацию платины, народный комиссариат финансов предполагает учредить за границей акционерное общество по продаже платины, которое откроет доступ к платине и для широких потребительских кругов».
Что платина не является предметом первой необходимости, который интересует широкие народные массы, известно, конечно, всем. Какие «широкие потребительские круги» имел в виду генеральный агент при этом объявлении, остается очевидно его секретом, тем более, что имеющее быть учрежденным общество, конечно, уже вследствие фискальных соображений, а также высокой себестоимости добычи русской платины, должно было стремиться к тому, чтобы по возможности предупреждать падение или серьезное понижение мировой цены на платину.
Я оставил мою должность 1-го мая 1925 года,[17] а поэтому очерчу здесь дальнейшее развитие лишь краткими штрихами.
Предполагаемое общество было учреждено в Берлине, 3-го декабря 1925 года, под наименованием
