выбраться из Москвы. Неужели же вы думаете, что если вам удалось дважды выскочить из России, то вы можете быть уверены и в третьем разе? Укротитель зверей по сто раз кладет голову в пасть льва, а в сто первый раз лев отгрызает ему голову.
Л.: — Имеется ли у вас особое основание делать мне подобное предсказание?
В.: — Нет, но я только хотел показать вам, что ваше положение гораздо хуже, чем мое, и что ваши служебный функции гораздо опаснее моих. У меня в Москве среди партийных людей есть много влиятельнейших близких друзей. Я знаю каждого отдельного из сыщиков, которые снуют у меня на бирже и я со всеми ими поддерживаю прекраснейшие отношения. Если случится хоть что-нибудь, то меня уже своевременно предупредят. И если я действительно попаду в лапы ГПУ, то мои друзья меня защитят, ибо я не делаю ничего дурного и ни у кого не вытаскиваю денег из кармана. Для вас же никто пальцем о палец не ударит. Мы ведь находимся в Амстердаме и говорим с глазу на глаз. Нас ведь никто не слышит. Поэтому нам нечего ломать комедию друг перед другом. Попросту говоря, я вам советую: останьтесь вы там, где вы сейчас находитесь.
Л.: — Я благодарю вас за вашу откровенность и крепко подумаю о ваших словах. Конечно, вы правы, в отличие от вас я в Москве не имею ни единого влиятельного друга. И все же я советую вам искренне: уйдите от «черной биржи». Поищите себе в валютном управлении или в наркомфине другое поле деятельности, в котором не имеется постоянной опасности быть вовлеченным в темное дело.
На этом мы разошлись, Волин чрезвычайно оптимистически, а я в раздумьи и удрученный разговором.
В 1925 году Волин долго жил в Берлине и Париже. У него имелись широкие полномочия от народного комиссариата финансов и он все еще работал в «Особом Отделе». Он много тратил и жил очень широко. В марте 1926 года, когда он стоял как раз перед новой командировкой за границу, он был арестован в Москве.
Волин был обвинен в том, что он использовал свое служебное положение «для дезорганизации валютного и фондового рынка» и что он, совместно с некоторыми другими сотрудниками народного комиссариата финансов и частными биржевыми маклерами, вел на бирже «преступную спекуляцию золотом, иностранной валютой и государственными ценными бумагами». Обвиняемые, якобы, стремились «вызывать искусственное повышение спроса на золото и иностранную валюту и намеренно понижать курс государственных ценных бумаг».
4-го мая 1926 года Лев Волин, совместно с двумя другими сотрудниками народного комиссариата финансов (А. Чепелевским и Л. Рабиновичем) был приговорен особым присутствием ГПУ к расстрелу, 5-го мая приговор в отношении всех трех был приведен в исполнение и 6-го мая соответственное официальное сообщение появилось в московских газетах. Все остальные обвиняемые были приговорены к заключению в концентрационные лагеря на различные сроки. Все их имущество было конфисковано.
Настоящш объем совершенного Волиным правонарушения не подлежит здесь обсуждению, так как все производство происходило при полном исключении публичности, а приговор был объявлен во внесудебном порядке. Но как бы велика ни была вина Волина, подобное правонарушение ни в каком правовом государстве и ни при каких обстоятельствам, не могло быть караемо смертью.
Я думаю, что Волин еще сегодня был бы жив, если бы он послушался моего совета, ушел бы от «черной биржи» и нашел бы себе другое поле деятельности.
Производство против Волина и его сообщников имело, впрочем, еще и политическую подкладку. Оно было предпринято некоторыми кругами, как удар против народного комиссара финансов Сокольникова, который вынужден был оставить свой пост и который должен был быть тяжело поражен самим приговором и выраженным в нем осуждением обнаруженных в народном комиссариате финансов неурядиц.
Волин должен был заплатить за этот политически шахматный ход своей жизнью. Его твердая надежда на друзей не оправдалась.
Дело Беседовского
Система неотступной слежки и сыска не ограничивается одними «спецами». Она распространяется также и на советских дипломатов за границею. В каждом советском посольстве имеется особый совершенно независимый от посла отдел ГПУ, куда доступ воспрещен не только обыкновенным посольским служащим, но и партийным членам посольства, если у них нет на то специального полномочия. Эти отделы занимаются коммунистическою пропагандою в данном государстве, пропагандою в войсках, колониях и т. п.
Ярким доказательством методов, практикуемых при этом ГПУ, является случай с первым советником посольства СССР и полномочным представителем советской Украины во Франции, Г. З. Беседовским, замещавшим в конце сентября — начале октября 1929 г. находившегося в Лондоне посла Довгалевскаго.
По рассказу самого Беседовского, появившемуся на другой день в парижских газетах, дело происходило так:
2-го октября 1929 г., в 3 часа дня, неожиданно явился в Париж в здание посольства «ревизор» Ройзенман, член коллегии ГПУ, собрал вокруг себя служащих и заявил им, что отныне он распоряжается в посольстве. Засим Ройзенман вызвал к себе Беседовского и имел с ним беседу по поводу его политических взглядов, проявлявших сильный «уклон» от предписанного свыше правоверного образа мыслей. Разговор этот, длившийся около двух часов, окончился ударами Ройзенмана кулаком по столу и резкими окриками на Беседовского. Ройзенман заявил Беседовскому, что он контр-революционер и должен немедленно выехать в Москву, чтобы отчитаться перед партийным судом в своей ереси. Беседовский от поездки в Москву отказался, вышел из комнаты и решил немедленно выехать из посольства вместе со своею женою и сыном.
Когда он подошел к воротам, желая выйти на улицу, его остановил швейцар, который, угрожая револьвером, заявил ему: «Если вы сделаете еще шаг, я вас убью на месте. Возвращайтесь в вашу комнату».
Усматривая серьезнейшую опасность для своей жизни и не желая остаться ни одной минуты более в посольстве, дабы с ним не произошел какой-либо «несчастный случай», Беседовский вернулся в здание посольства, прошел оттуда в прилегающий к посольству сад, перескочил через несколько заборов и оказался во дворе соседнего дома. Он немедленно обратился к французской полиции и с ее помощью в тот же вечер вывез из посольства жену и сына.
На другое утро советское посольство официально оповестило французские газеты, что Беседовский совершил крупную растрату и что он выдумал всю эту историю, дабы придать чисто уголовному делу характер политического разногласия.
Случай этот, не имеющий прецедента в дипломатической истории и представляющей собою неслыханный скандал «в общемировом масштабе», подтверждает вновь, что действительным хозяином советской России является политическая полиция, ГПУ, которая управляет всем и всюду, вплоть до послов включительно. Если она почему-либо это считает необходимым, она разделывается с партийными советскими дипломатами, так же, как с беспартийными спецами, теми же методами и с тем же успехом.
Только в отношении беспартийных спецов даже расстрелы без суда вызывают лишь минутный интерес привыкшей постепенно к подобным известиям Европы, между тем как бегство советского дипломата из здания посольства в Париже, вызванное угрозою убийства со стороны агентов ГПУ, представляет собою рекорд, до сих пор еще нигде не виданный, и поэтому приковывает к себе внимание всего цивилизованного мира.
Официальное же обвинение советским посольством своего первого советника в крупной растрате — ничем не доказанное и встречающее всеобщее и абсолютное недоверие — еще более усугубляет то тяжелое впечатление полного отсутствия достоинства и глубокого презрения всякой правомерности, которое получается от вышеприведенного случая.
