а потом вопросительно склонил ее набок.
— Мы до сих пор не пробрались в Библиотеку, а я почти уверена… — начала Гильфи.
Сорен снова заспорил. Честно говоря, он совершенно не понимал, какая сила тянет Гильфи в эту дурацкую библиотеку. Крупинки — это, конечно, интересно, но какое отношение они имеют к побегу из Сант-Эголиуса? С другой стороны, Библиотека расположена в самой высокой части каньона, возле самого неба. После гибели Гортензии их шансы использовать ее уступ скалы в качестве взлетной площадки свелись к нулю.
— Я желудком чувствую, там что-то есть, Сорен. Если мы проберемся в Библиотеку, то облегчим себе путь к спасению. Но если Бормотт не тот, за кого я его принимаю, этот путь нам тоже заказан.
— Почему мы не спросили Гортензию о Бормотте? — вслух подумал Сорен. — Вдруг она знала, лунатик он или нет?
— Вряд ли, — покачала головой Гильфи. — Она же никогда не выходила за пределы Инкубатора.
— Наверное, ты права, — вздохнул Сорен. — Послушай, Гильфи… Я понимаю, что Библиотека осталась единственной пригодной для нас взлетной площадкой, но какой смысл лезть туда, если мы до сих пор не умеем летать? Ты правильно сказала — нам надо учиться. Но времени на это совсем мало. Что мы знаем о полете, кроме родительских рассказов? Разве здесь можно научиться порхать? Попробуй мы начать прыгать или делать какие-нибудь другие упражнения, как обычные совята нашего возраста, как сразу же слетятся надзиратели и зададут нам такую трепку, что только держись!
— Ты прав. Мы пока не готовы. Необходимо что-то придумать и приступить к тренировкам.
Вечером, когда совята дружной толпой маршировали на раздачу сверчков, Гильфи заметила, что Сорен все-таки украдкой тренируется. Ему почти удалось достичь так называемой взлетной позиции: он расправил крылышки и распушил их, как будто собирался вспорхнуть на ветку.
А потом произошло нечто удивительное. Сорен вдруг повернулся к номеру 47-2, которая когда-то знакомила их с работой Погадника и которую Гильфи втайне считала самым совершенным экземпляром оболваненного совенка во всей Академии Сант-Эголиус и сказал:
— Просто хотелось испытать это чувство, — разумеется, хитрый Сорен прекрасно понимал, что номер 47-2 не станет спрашивать, о каком таком чувстве он толкует, поэтому решил продолжить свои рассуждения в надежде заставить сову вступить в разговор и проговориться: — Наверное, просто диву даешься, когда вдруг впервые отрываешься от земли, — при этом Сорен слегка приподнял крылья. — Мне кажется, я вот- вот поймаю крыльями воздушный поток.
— Ты прав, — моргнула номер 47-2. — Но это чувство пройдет, — крылья самой 47-2 были безжизненно прижаты к бокам. — Я помню, что когда-то испытывала то же самое. Не волнуйся, скоро это не будет тебя тяготить, — пробубнила она, глядя прямо перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами.
«Тяготить? Разве полет может быть птице в тягость?» — хотелось спросить Сорену. Он видел, что Гильфи тоже внимательно прислушивается к их разговору. Предчувствие новой беды расползлось у него по кишкам к костям и крыльям.
Раньше они думали, что НПП, то есть Не Предназначенные для Полета совы работают только в Инкубаторе и Яйцехранилище. Неужели в Погаднике тоже есть такие?
— Да-да, — все так же бесстрастно продолжала номер 47-2, — это пройдет. Тебе не долго осталось ждать. Когда тебя избавят от нелепых позывов к полету, ты будешь счастлив…
— Как хорошо ты сказала — позывы к полету! — с трудом оставаясь спокойным, ответил Сорен. — Мне очень по душе эти позывы. Они так приятно щекочут крылышки.
— Нет, ты ошибаешься. Со временем это становится очень утомительным. Ты придешь в восторг, когда прилетят летучие мыши.
«Летучие мыши? При чем тут летучие мыши? Нужно немедленно узнать, что все это значит! Но кто им расскажет?»
— Я ни разу не видел здесь ни одной летучей мыши, — заявил Сорен, стараясь не выдать голосом своей тревоги.
— Ну конечно! Летучие мыши прилетают перед каждым новолунием. И освобождают нас от тяги к полету. Но боюсь, ты еще не готов к встрече с ними. Тебе придется подождать до следующего новолуния.
Сорену показалось, что голова у него сейчас лопнет от вопросов. К счастью, номер 47-2 продолжала:
— Я слышала, что они прилетят сегодня ночью. Я с нетерпением жду их. Летучие мыши очень хорошие. После этой процедуры мы всегда прекрасно спим.
И тут над долиной разнесся громкий крик Джатта и Джутта:
— Все номера с 40-го по 48-й во время третьего сонного марша обязаны собраться в отсеке номер три!
— Ура! Ура! — пронеслись по Сычарнику счастливые крики.
— Ура! Ура! — номер 47-2 пустилась в нелепый пляс.
Миновало два марша. Серебряный волосок луны утонул за горизонтом. Последний ее слабый отсвет растаял во мраке. Небо почернело. Долина погрузилась во тьму, и третий сонный марш казался совершенно бессмысленным занятием. К чему маршировать, если луна уже ушла? Однако сигнал все-таки прозвучал.
Сорен с Гильфи, не сговариваясь, побрели следом за номером 47-2 и остановились на пороге отсека номер три.
— Смотри! — прошептала Гильфи. — Ты только погляди, что они делают!
Вытаращив глаза, друзья смотрели, как сотни совят молча растягиваются на земле, раскинув крылья и подставив небу грудки.
— Никогда в жизни не видел, чтобы совы так усаживались. По-моему, это больно.
— Мне кажется, они не сидят, — так же тихо возразила Гильфи. — Это называется «лежать».
— Лежать? Но лежат только звери, а не птицы, и уж точно не совы! — Сорен помолчал и добавил: — Если, конечно, они не мертвые.
Но эти совы не были мертвыми.
— Слышишь? — вздрогнул Сорен.
Небо над Сычарником внезапно затрепетало. Послышался звук приближающихся крыльев — но это был не мягкий, почти бесшумный совиный полет, а резкое кожаное щелканье. Странная песня зазвучала над Сычарником. А затем…
Чернее ночной тьмы, словно темные пятна на бархате небес, десятки тысяч летучих мышей спикировали с высоты на распростертых совят, которые призывали их своей тоскливой, заунывной песней.
