раньше правого! Нирок изогнул хвост и полетел в ту сторону, откуда доносился шорох.
Это был бурундук, теперь он точно знал это. Нирок услышал топот бурундучьих лапок, а потом быстрое дыхание зверька, которое на этот раз почти одновременно достигло обоих его ушей. Нет, разница, пожалуй, все-таки была — на долю секунды.
Еще через три секунды Нирок смертоносной спиралью начал спускаться вниз. Всё это время он продолжал ощущать безмолвную связь со своей добычей. Даже когда земля стремительно ринулась навстречу, Нирок ни на миг не отвел глаз от полосатой спинки бурундука.
Зверек до самого последнего момента не замечал опасности. Только когда острые когти Нирока впились в его пушистые бока, он еле слышно взвизгнул, но скорее от изумления, чем от боли. Бурундук был совсем маленький, непонятно даже, откуда в нем взялось столько крови?
Нирок услышал над головой радостные крики. Он и не знал, что на его церемонии Первой Добычи присутствуют другие совы. Жуткоклюв, Зверобой, Пыльнобровка и даже кузнец Гвиндор кружились над ним и громко прославляли нового охотника.
— Ура! Ура! Ты добыл свою первую дичь! — разносились в ночной тиши гулкие крики сов. А потом Нира взяла убитого бурундука и выдавила его кровь на голову Нироку…
Когда они вернулись в свою скальную пещеру, белое лицо Нирока стало красным от крови. Его слегка подташнивало, и его желудок как-то странно сжимался. Засохшая кровь липкой маской стягивала его лицевые перья.
Этой же ночью на каменном выступе Филиновых ворот состоялся большой праздник в честь нового охотника.
Нира беседовала с кузнецом Гвиндором, когда вдруг заметила Нирока, который одиноко сидел на краю каменного выступа, глубоко погруженный в свои мысли. Она подлетела к сыну и слегка шлепнула его крылом. Совы его возраста весело кружили в теплых воздушных потоках между рогами Филина, но ни один из них почему-то не пригласил Нирока в свой круг.
— Не будь букой, сынок, — упрекнула сына Нира. — Сегодня твой праздник. Почему ты не выглядишь счастливым? О чем ты все время думаешь?
Нирок слегка замешкался и приказал себе подумать о чем-нибудь другом, чтобы не признаваться маме в том, что у него на уме. Он понимал, что это все очень похоже на ложь. А он до сих пор никогда никому не лгал и даже подумать не мог о том, чтобы обмануть свою маму.
— Ты правда хочешь знать, мама?
— Ну конечно. Я хочу узнать, о чем думает мой сын.
— Я думал о зелени, — тихо сказал Нирок.
Нира моргнула, а потом задумчиво сощурила глаза. Порой поведение сына приводило ее в замешательство. Было в нем что-то такое, от чего ей становилось не по себе. Он всегда такой дисциплинированный! Нира приложила столько усилий, чтобы воспитать в нем эту дисциплину рассудка, и вот теперь он сообщает, что думал о какой-то чепухе!
— Зелень? При чем тут зелень? — взвизгнула она.
— Зелень, в смысле зеленый цвет. Я хочу узнать, что такое зелень.
— Это цвет листьев, — с нарастающим раздражением ответила Нира.
— Я никогда в жизни не видел листьев. Здесь вообще ничего не растет, все сожжено пожаром.
— Ну, этому горю легко помочь! — натянуто рассмеялась Нира. — Сразу после твоей Особой церемонии — если, конечно, ты сумеешь показать себя храбрым мальчиком! — я возьму тебя туда, где ты сможешь вдоволь налюбоваться листьями и зеленью.
— Правда, мамочка? Нет, ты не шутишь? Знаешь, я так тебя люблю, ну просто ужасно!
Нира как-то странно посмотрела на сына. Откуда он понабрался этих глупостей? Что это за слова такие — «люблю»?
Чуть позже, когда праздник был в самом разгаре и Нирок с Пыльнобровкой вместе со всеми кружились в теплых воздушных потоках, молодой наследник снова увидел, как его мама о чем-то разговаривает с кузнецом.
— Как ты думаешь, Пыльнобровка, о чем моя мама говорит с Гвиндором? И вообще, почему он до сих пор здесь? Я думал, он прилетел только для проведения церемонии погребения моего отца…
— Я точно не знаю, — ответил Пыльнобровка. — Говорят, твоя мама хочет уговорить его выковать для нас огненные когти.
— Огненные когти? А что это такое? — заинтересовался Нирок.
— Самые смертоносные боевые когти на свете. В кончик каждого коготка каким-то образом вкладывают горящий уголь: обладатель таких когтей может жечь врага в ближнем бою.
— Глаукс Великий, вот здорово! Ты когда-нибудь сражался в таких когтях?
Пыльнобровка смущенно моргнул и потупился.
— Нет, конечно. Думаешь, кто-нибудь доверит такое бесценное оружие презренной пепельной сове?
— Прости меня, Филипп, — виновато сказал Нирок. — Я непременно поговорю с мамой и попрошу ее, чтобы тебя повысили в должности.
— Ты очень добр ко мне, Нирок, но вряд ли мама тебя послушает.
— Почему? Она ведь разрешила тебе стать моим лучшим другом!
— Да, разрешила, — ответил Пыльнобровка, стараясь, чтобы Нирок не заметил его беспокойства. С каждым днем его все больше и больше мучил вопрос об истинной причине своего возвышения. Почему Чистейшая Нира выбрала на роль лучшего друга своего сына безвестную пепельную сову?
Что увидел наследник?
Утро выдалось холодным. Обычно мама в такую погоду оставалась в гнезде… Она такая пушистая, такая теплая, так приятно прижаться к ней и немножко погреться! Куда же она подевалась?
Нирок вытянул шею и насторожился. Потом склонил голову к одному плечу, к другому: так оно и есть, с каменного выступа под пещерой доносились чьи-то приглушенные голоса. Кто-то разговаривал возле каменного колодца, на дне которого валялись ветки и кусочки сухой коры.
— Смотрите, Гвиндор, — услышал Нирок голос матери. — Разве это не прекрасное место для кузницы? Я велела своим подчиненным натаскать сюда побольше веток и другой растопки. Думаю, ее хватит, чтобы развести хороший огонь, достаточный для ковки огненных когтей.
— Вы ошибаетесь, мадам.
— В чем же?
— Поверьте, это трудно объяснить. Мне не очень хочется браться за это дело.
— Ну, это все пустяки. Когти есть когти, огненные или нет, они все равно созданы для убийства!
— Это так, но эти огненные когти калечат обычные, Глауксом данные совиные когти. Ваши воины будут инвалидами, мадам.
— Зато эти когти вернее убивают! — хрипло ухнула Нира и посмотрела на Гвиндора с таким презрением, словно он был самым тупым созданием во всем мире.
— Да, мадам, в этом вы правы.
— Привет, мама! — крикнул Нирок, опускаясь на камень рядом с Нирой и Гвиндором.
— Что тебе нужно? Что ты тут делаешь? — резко оборвала его мать.
Гвиндор быстро взглянул на Нирока и отвернулся, делая вид, будто роется в своем кузнечном мешке.
— Я просто хотел задать тебе один вопрос, мамочка.
— Что еще за вопрос? — рявкнула Нира, и взгляд ее не предвещал ничего хорошего.
«Еще один вопрос! У него одни вопросы на уме! Вообще, он слишком много спрашивает».
В последнее время сын все больше и больше тревожил ее.
