Эпилог
Корин закрыл книгу и посмотрел на своего дядю Сорена:
— Он был таким благородным! О, если бы я мог быть таким же благородным.
— Будешь, — быстро сказал Сорен.
Копуша, Гильфи, Сумрак и Отулисса согласно кивнули.
— «Выкованная в пламени моей памяти», — мягко повторила Отулисса. — Эту книгу написал Тео. Тео, первый из кузнецов.
— Но в чем ее смысл? Почему Эзирлиб так хотел, чтобы ты ее прочел?
Отулисса быстро ответила:
— Чтобы все мы познали древний кодекс чести и веры.
— Возможно, — медленно сказал Копуша, склонный к философии куда больше всех остальных сов. — Но здесь кроется что-то еще.
Отулисса попыталась что-то сказать, но Сорен перебил ее:
— Тихо, Отулисса. Дай Копуше договорить.
— Уголь обладает великим могуществом, которое, как нам известно, отчаянно влечет Ниру. Но жаждет ли она его лишь для себя?
— Думаю, что нет, — сказал Корин.
Он долго молчал. Он не мог заставить себя рассказать всем то, что уже знал Сорен. Что его собственная мать, как он подозревал, была хагсмаром.
— Я знаю, — продолжил он, — что где-то в небе все еще летают хагсмары, но они слабы и бессильны. Они прячутся в ночной тьме, а солнечный свет разгоняет их, как туман. Я знаю, так как встречал их. Но теперь, когда уголь вновь найден, они могут снова обрести могущество, особенно под предводительством Ниры.
Теперь заговорил Сорен:
— Перед смертью Эзирлиб предупредил нас о могуществе угля.
— Быть может, — предположила Гильфи, — последняя легенда расскажет нам больше?
— Быть может, — отозвался Корин. Потом, очень медленно, он заговорил:
— Вот уже четыре века мы живем в благословенном мире. Да, у нас были свои войны, свои враги. Да, существуют вещи, способные уничтожить разум и волю совы, но в нашем мире не было темнодейства. Мы жили в мире разума, а не в мире чародейства и магии. Но теперь эта хрупкая, невидимая преграда, так долго защищавшая наш мир от чар и заклинаний, похоже, порвалась — и через эту маленькую прореху… — темные глаза Корина стали еще больше и темнее, и, повернув голову, он посмотрел на каждую из сов по очереди, — через эту маленькую прореху, боюсь, темнодейство вновь просачивается в благословенный Глауксом мир сов.
