наркотиков. Однако ничего интересного он не нашел, если не считать саше с запахом сирени в нижнем ящике.
Небольшой стенной шкаф оказался полупустым. Там было немного одежды, преимущественно черного цвета, три пары джинсов, две пары высоких ботинок на толстой подошве с высокой шнуровкой типа армейских и множество черных кожаных ремней с металлическими пряжками всевозможных форм и размеров. Кроукеру тут же вспомнилась девушка с фотографии в прозрачном плаще, под которым был надет такой же ремень. В самом углу шкафа он нашел черную кожаную куртку. На спине было выведено от руки белой краской «Манман».
Прямо под курткой на полу валялось то самое атласное платье, в котором она была сфотографирована. Бережно подняв платье, Кроукер повесил его на плечики и тут заметил на полу нечто любопытное. С помощью стального когтя он извлек на свет Божий красный резиновый мячик с прикрепленными к нему шелковыми шнурками. Кроукеру уже доводилось видеть такие штуки раньше. Это был своего рода кляп, которым пользовались сектанты для своих сатанинских ритуалов. Шарик вставляли в рот, а шнуры завязывали сзади на затылке, чтобы человек не мог выплюнуть его.
Кроукер долго не мог оторвать взгляда от резинового мячика. В висках у него стучало. Рейчел превращалась для него во все большую загадку. Когда дело касалось секса, его лозунгом всегда было «Живи сам, и дай жить другим», но это открытие потрясло его. Ведь дело касалось его племянницы, а не какого-нибудь члена секты «хлыстов».
Он вспомнил лицо Мэтти, смущенное и болезненно стыдливое, когда она говорила об отношениях между Рейчел и ее отцом. Теперь Кроукер отчетливо видел во всем этом влияние сатанинской секты, пусть даже только на эмоциональном уровне. А что, если сексуальные отношения Рейчел с Гидеоном не исключали и настоящих половых актов с сатанинскими извращениями?
Наконец, он стряхнул с себя оцепенение и положил резиновый мячик в карман. Ему вовсе не хотелось, чтобы его нашла сестра. У нее и так хватает горя.
Прежде чем продолжать осмотр, Кроукер бережно разгладил атласное платье. Ему казалось совершенно необходимым разгладить все до единой морщинки, словно таким простым способом он мог восстановить тот образ юной девочки, который сложился у него до того, как он обнаружил этот злосчастный резиновый мячик, наполнивший его душу страшными подозрениями.
Потом он методично осмотрел содержимое карманов кожаной куртки. Там он нашел полпачки жевательной резинки, несколько бумажных салфеток, тринадцать центов мелочью и небольшой плотный шарик из алюминиевой фольги. Стальным когтем он осторожно развернул фольгу, внутри не оказалось ничего, кроме следов белого порошка. Он понюхал его, потом осторожно лизнул. Возможно, это был кокаин, но определить это наверняка было невозможно – слишком мало его было.
Засовывая жевательную резинку обратно в левый карман куртки, он вдруг почувствовал что-то твердое под подкладкой. На него нахлынула волна дурных предчувствий. Вывернув куртку наизнанку, он осмотрел швы и нашел место, где стежки были крупнее и казались сделанными наспех и вручную. Выдернув нитку, он вытащил из-под подкладки крошечный пластиковый пакетик с белым порошком весом в одну унцию. Открыв пакетик, Кроукер осторожно попробовал на вкус его содержимое и тихо выругался. Ошибки тут быть не могло – кокаин!
Мэтти все еще была занята на кухне. Сварив кофе, она теперь резала ломтиками кекс с изюмом, вынутый из морозилки.
– Неприкосновенный запас на крайний случай, – сказала она, засовывая поднос с кексом в микроволновую печь. – Если сейчас не крайний случай, то я не знаю, что это такое. Нашел что-нибудь интересное?
– Да, кое-что, касающееся Гидеона и Рейчел, – тихо сказал Кроукер.
Страх исказил лицо Мэтти, когда она увидела в его руках пакетик с кокаином.
– Господи, что это? – Она приложила пальцы ко рту.
– Да, это кокаин, – кивнул Кроукер. – Я нашел его в шкафу Рейчел.
Кроукеру было больно смотреть на нее. Микроволновая печь звякнула, и Мэтти машинально открыла дверцу. Кухня наполнилась запахом изюма, грецких орехов и корицы. Некоторое время оба молчали, потом она сказала:
– Лью, скажи мне, ради Бога, что она с собой сделала?
– Не знаю, – мягко ответил Кроукер.
Она переложила ломтики кекса на тарелки и, облизав пальцы, стала наливать кофе в светло-зеленые кружки. Однако ее измотанные нервы дали о себе знать, она слегка покачнулась и пролила кофе на стол.
– О Боже, Боже мой... Мы с дочерью мало общались. Печально, но это факт – я совсем не знаю ее.
Кроукер нежно обнял ее за плечи.
– Давай я отнесу кофе и кекс в столовую, – сказал он.
Но она замотала головой.
– Нет, я сама это сделаю.
Она поставила кружки и тарелки на поднос, и руки у нее больше не дрожали.
В столовой, когда они оба уселись за стол, она вздохнула, отводя от лица выбившуюся прядь волос:
– Боже мой, кажется, я совсем не знала человека, за которым была замужем.
Кроукер откусил кусочек кекса.
– Не так давно у меня был роман с замужней женщиной, – сказал он, и когда Мэтти удивленно подняла брови, добавил: – Она была несчастна в браке, хотя это и не может послужить оправданием. – Откусив еще кусочек кекса, он запил его крепким кофе. – Впрочем, разговор не о том. У нее была дочь, очень красивая и умная девочка. Но она страдала булимией и все из-за родителей, которые ненавидели друг друга, и девочка знала об этом.
Мэтти меланхолично помешивала свой кофе.
– Ты видишь какую-то параллель?
– Та девочка чувствовала себя лишней, ненужной.
Мэтти снова задрожала, краска бросилась ей в лицо.
– Я люблю свою дочь, – прошептала она.
– Я знаю это. Я же сказал «чувствовала», но это не значит, что она действительно была ненужной. На самом деле мать очень любила ее.
– Я тоже очень люблю Рейчел. – Она умоляюще посмотрела на Кроукера. – Кроме тебя и нее, у меня никого нет. Но теперь мне кажется, что я слишком поздно поняла это...
– Скажи мне, Мэтти, где была Рейчел, когда вы с Дональдом ездили в Англию охотиться на лис, а потом в Аргентину и Ньюпорт?
Мэтти молчала, и Кроукер продолжил:
– А ведь ты тогда была ей очень нужна.
Мэтти медленно выковыривала орехи из кекса. Наконец она сказала:
– Я старалась проводить с ней побольше времени, но Дональд был так настойчив... Ведь он тоже хотел, чтобы я была с ним. Ведь он так много дал мне, я была ему стольким обязана... Поэтому я путешествовала вместе с ним, оставляя Рейчел на попечение няни.
Обеими руками она обхватила свою кружку, словно пытаясь согреться ее теплом. Ее глаза совсем потухли. Наконец, она сказала:
– Что же случилось с ней, пока меня не было рядом? Неужели она действительно возненавидела меня? Как ты думаешь, Лью?
– То, что я думаю, не имеет никакого значения. Ведь я новичок в вашей семье. А что ты сама думаешь?
– Лью, она принимает наркотики, она дружит с людьми, которых я не знаю, по вечерам она уходит неизвестно куда. А когда в больнице она пришла в сознание, то захотела говорить с тобой, а не со мной. – Ее лицо исказилось от боли. – Сейчас я хочу только одного – помириться с ней, обнять ее крепко-крепко и сказать, как сильно я ее люблю... Но, боюсь, уже слишком поздно...
Мэтти была готова разрыдаться, и Кроукер крепко сжал ее руку. Он хотел сказать ей, что еще не
