со злобным рычанием, как дикие звери. Каждый пытался занять более выгодную позицию. Ронин заглянул в глаза К'рин — такие большие, глубокие, влажные... Что-то дрогнуло в сердце. Но он тут же вспомнил о том, что она сделала, чего добивалась, и постарался отдаться сполна черной волне ненависти, захлестнувшей его. Он сознательно отметал все другие чувства. Она тоже смотрела ему в глаза, и Ронин никак не мог определить, что скрывается в загадочной глубине ее глаз — ненависть или желание.
Жар ее тела проникал ему в поры. Ее длинные волосы разметались и хлестали его по лицу. Тело ее было твердым, как сталь, а кожа — мягкой, как шелк.
— Я убью тебя, — прошипела она. — Я тебя убью. Ее бедро оказалось зажатым в кольце его ног. Она попыталась освободиться и обвила его свободной ногой, крепко прижавшись к нему сзади. Желание закипело в нем — поднялось, точно громадная птица, парящая на воздушных потоках.
— Я хочу тебя убить, — ее хриплый голос был больше похож на стон.
Их тела слились. Он ощутил прикосновение ее груди.
Что-то ударило его в затылок, красная пелена застлала глаза, и острая боль пронзила все тело. В яростной рукопашной Ронин не заметил, как они подкатились к платформе в центре комнаты, — он ударился головой об ее острый край. Он продолжал сжимать руку К'рин. На миг сознание его помутилось. К'рин воспользовалась этим и все-таки вырвала руку. Отточенное лезвие кинжала сверкнуло в рассеянном свете.
К'рин тяжело дышала, приоткрыв рот. Она уселась на Ронина верхом, занося кинжал для удара. Ее бедра сжались, как будто в конвульсии. Ему хотелось лечь на спину и обнять ее. Он тряхнул головой, но сознание не прояснилось. Тело ее содрогалось.
— Я убью тебя, — выдохнула она. — Убью, убью...
Ронину вдруг показалось, что она сейчас закроет глаза. Но К'рин все же переборола секундную слабость. Она издала тихий стон и сжала кинжал с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Острие было нацелено Ронину в горло. Он заглянул ей в глаза — ее глаза влажно блестели. Холодная сталь промелькнула точно внезапная вспышка света в тумане. Странно, подумал еще Ронин. Прикосновение ее тела по-прежнему возбуждало его. Желание буквально душило его, опаляя внутренним жаром... он машинально вскинул руку. Совсем как Ниррен. И, наверное, тоже впустую.
Кинжал ударил ему в ладонь, защищенную рукавицей из лапы чешуйчатого чудовища. Лезвие — отточенное, как бритва, — отскочило, не причинив вреда. Ронин даже не почувствовал силы удара. Он снова тряхнул головой и схватился рукой в рукавице прямо за лезвие кинжала, уже занесенного для второго удара. Но К'рин вцепилась в рукоять обеими руками и давила со всей силы. К тому же она была сверху. Сверкающая сталь неумолимо приближалась к его горлу. Вот оно уже режет кожу. Вот потекла кровь. Но теперь Ронин сумел освободить левую руку. Он нашарил на полу свой кинжал, который выронил в схватке. Сознание его отключилось — остался чистый инстинкт. Рука как будто сама нанесла удар. Кинжал вонзился в живот К'рин.
Ее глаза широко распахнулись. Она издала странный урчащий звук, от которого Ронину почему-то вдруг стало жутко. Кровь бешено застучала в висках, и он с силой рванул кинжал вверх, вспарывая ей грудь.
Ее голова безвольно поникла, как будто кто-то рубанул ее сзади по шее. Она упала на Ронина. Ее губы — пока еще теплые и такие мягкие — коснулись его губ.
Он почувствовал, как по телу его разливается что-то горячее. Ее кровь. Он отшвырнул ее от себя и, задыхаясь, вскочил на ноги.
Она лежала на спине. Широко распахнутые глаза сверкали в неверном свете. Изукрашенная самоцветами рукоять кинжала бесстыдно торчала у нее из груди, играя бликами, отражавшимися в лужах крови. Она, К'рин, была вся в крови.
«Что я наделал?» — спросил себя Ронин, глядя на нее. Все кончено — отдалось у него в голове многократным эхом. Его захлестнула волна черноты, готовая поглотить его безвозвратно, но он пока еще сопротивлялся. Пошатнувшись, он поднял свой меч и вложил его в ножны. Потом вернулся к платформе и взял с ближайшей полки комплект одежды. Серебристая, слабо светящаяся ткань оказалась на удивление легкой. Костюм представлял собой цельный облегающий комбинезон. Ронин быстро скинул с себя свою изодранную, окровавленную одежду и влез в комбинезон. Он подошел идеально. Ронину сразу стало жарко. Как он и подозревал, ткань хорошо сохраняла тепло. Боковые карманы были туго набиты пакетами с прессованной едой.
Ронин только-только пристегнул к ремню ножны с мечом, как вдруг у него за спиной раздался какой-то звук. Он выхватил клинок и обернулся. Двери лифта открылись с легким свистом. Повеяло резким ароматом гвоздики. Ронин напрягся. Что-то сдвинулось в темной глубине кабины, и на свет выступил Саламандра собственной персоной. Он обвел взглядом комнату и мгновенно оценил ситуацию.
— Вы пришли, чтобы меня остановить? — вызывающе спросил Ронин, поигрывая мечом.
Саламандра улыбнулся одними уголками губ. Он так и остался стоять в кабине.
— О нет, — этак вкрадчиво произнес он. — Это должны были сделать другие. Но, как я вижу, у них ничего не вышло.
Ронин шагнул вперед.
— Я ухожу, — сказал он с расстановкой. — Вы проиграли. Колдун сбежал, из меня информацию вы не вытянули. У вас своя битва. Сражайтесь сами, как можете. А я ухожу.
Саламандра несколько наигранно вздохнул.
— Ты стал настоящей угрозой, мой мальчик. Надо что-то с тобой делать. Но тебе предстоит еще кое- чему научиться. — Он опять улыбнулся, явно довольный собой. — Да, я многое потерял. Но ты потерял не меньше. Может быть, даже больше.
Ронин смотрел на него в упор, то и дело моргая, чтобы пот, стекающий со лба, не попадал в глаза. Он мысленно выругался и сделал еще шаг вперед. Я еще до тебя доберусь, учитель, подумал он про себя, а вслух сказал только:
— Да, я знаю.
В сумрачной глубине лифта Саламандра, закутанный в черно-красный плащ, затрясся от хохота. Рубиновая брошка-ящерка тускло сверкнула на горле.
— О нет, мой мальчик. Ты еще не знаешь. Но ты узнаешь.
Он резко выбросил руку вперед, указывая на тело К'рин.
— Посмотри на ее лицо. Посмотри хорошенько. Что ты видишь? Женщину, с которой ты спал...
— И которую вы учили. — Ронин сделал еще шаг по направлению к кабине.
— Да, я учил ее. Но с определенной целью. — Глаза Саламандры были темны и непроницаемы. — Мы были с тобой так близки, пока ты не... А впрочем, к чему ворошить старые обиды?
Сенсей, казалось, не замечал маневров Ронина.
— Мои люди забрали ее со средних уровней, — продолжал он. — До них дошли слухи о каком-то ребенке, найденном рабочими. Ее считали особенной. Рабочие, видишь ли, полагали, что она — дитя самого Фригольда. Мне доложили об этом. Ты только-только ушел от нас, еще и цикла не прошло. В общем, я догадался, кто это может быть. Но я поверить не мог... не решался поверить. Слишком уж невероятное совпадение. Я послал за ней, и, когда я увидел ее, я уже больше не сомневался. Она была явно не из рабочих. И возраст совпадал. Я нашел ее втайне и втайне же обучил.
Его голос звенел торжеством, и Ронин невольно поежился, сам не зная — почему.
— Потом я стал давать ей кое-какие поручения. Она оказалась очень способной, очень. Она всегда исполняла то, что ей было поручено. И сейчас она выполнила свою задачу.
Он опять рассмеялся.
— Она, конечно, не знала. Даже и не подозревала. Вот в чем вся прелесть!
Саламандра буквально давился от смеха. Ронин нахмурился:
— О чем это вы?
— Я, может быть, и упустил Борроса. И информацией не разжился. Но ты... ты в своем устремлении на свободу убил свою собственную сестру... горячо любимую сестру, которую ты так долго считал пропавшей.
Хохот сенсея эхом носился по комнате, точно бьющийся в клетке зверь.
Ронин попытался было отогнать это жуткое видение, но картина, которую ему показали в магическом зеркале, как будто застыла перед мысленным взором. Он снова увидел мраморный коридор. Увидел, как
