Джейк что-то хотел сказать, но не успел. Дверь распахнулась настежь и появилась Блисс в сопровождении трех или четырех членов группы 14К.
— Тебя все-таки выследили, — сообщила она, переводя дыхание. — Мне едва удалось проникнуть сюда, не привлекая к себе внимания.
Джейк поднялся.
— Сколько их?
— Трое.
— Мистер Мэрок?..
— Боюсь, почтенный Сун, наш обед придется перенести и приурочить его к завершению сделки.
Он оглядел комнату.
— Сколько отсюда выходов?
— Три. Два наземных и один подземный.
Джейк выбрал туннель.
Энтони Беридиен умирал. Лента видеокассеты, запущенная с максимально допустимым замедлением, показывала на экране, как жизнь уходит из него крохотными дозами. Движения были замедлены до такой степени, что его веки подымались и опускались несколько секунд, когда он мигал.
— Господи Иисусе!
— Это все Мэрок, — предположил Вундерман. — Мэрок мстит нам.
Донован пошевелился в кресле. Он сидел, как-то по-детски задрав обутую в топсайдер ногу на колено, задумчиво постукивая подушечками пальцев по мыску. На нем была его рубашка стиля «поло» от Ральфа Лорана в синюю и зеленую полоску и шорты цвета хаки.
Они сидели в комнате за свинцовыми дверями, расположенной ниже подвальных помещений в штаб- квартире Куорри в Вашингтоне, всего в двух шагах от Белого Дома. Президент видел эту ленту и уже принял соответствующее решение.
Они просмотрели эту ленту десятки раз. Вот Вундерман отталкивает докторшу и склоняется над Беридиеном. В замедленном показе невозможно разобрать, что он говорит. Для этого надо переключиться на нормальную скорость.
Вот рука Вундермана исчезает за обшлагом пиджака. С мучительной медлительностью он достает пистолет. Стреляет в лицо докторши: Бац! Бац! Бац! Кровь и мозги брызгают во все стороны. Стена за ее спиной покрывается красно-белой кашицей.
Донован развернулся в своем кресле.
— Ты теперь наш начальник, Генри. И ты, конечно, можешь не отвечать, но я все-таки спрошу. Зачем тебе понадобилось ее убивать? Я бы на твоем месте предпочел ее допросить и получить ответы на кое- какие вопросы. Кто нам теперь на них ответит?
Вундерман провел рукой по лицу.
— Я не знаю, как ответить на твой вопрос. Инстинкт какой-то сработал, наверно... Я столько сил положил на все эти меры безопасности, сон из-за них потерял. И надо же! Прямо в медицинском кабинете!.. А, да что я говорю? Нет у меня никакого оправдания... Нервный срыв, слепая ярость, жажда мести.
— Это я все хорошо понимаю, Генри, — мягко заметил Донован. — Но у меня в голове не укладывается, как мог ты, с твоим опытом работы, так сорваться? Ты ж ветеран, черт подери! Тебе тридцать семь стукнуло! Такого не должно было случиться!
— Я понимаю, что не должно! Думаешь, не понимаю? — крикнул Вундерман. — Чертов Джейк Марок!
Донован встал, потянулся, выключил видео. Экран потух, и комната сразу же озарилась мягким розоватым светом.
— Может быть. Мэрок здесь не при чем.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не забывай про наш айсберг.
— Опять Воркута?
— Не исключено. Врач, скорее всего, глубоко законспирированный советский агент.
— Прошедший наше сито? Не смеши меня.
— Такое бывало не раз.
— В ЦРУ бывало. Но только не у нас.
— А что, наша процедура отбора чем-то отличается от той, что принята у них?
Вундерман раздраженно буркнул:
— Это не твоя сфера компетенции, поэтому ты, естественно, не можешь этого знать... Да, радикально отличается. Только изнутри можно провернуть такую операцию. У Джейка было куда больше шансов заручиться поддержкой докторши, чем у Воркуты.
Донован полез в карман, достал копии радиограмм, напечатанных на папиросной бумаге мутновато- желтого оттенка, указывающего на то, что она произведена в Советском Союзе.
— Вот, ознакомься, — сказал он, передавая их Вундерману. — Получил по моей новой сети. — Вундерман углубился в изучение декодированных разведывательных донесений. — Я думаю, нам надо собрать побольше сведений о Камсангском проекте, возводимом сейчас в Китае.
— Что? — Вундерман поднял на него глаза. — Нам о нем все известно. Это совместный проект, который возводится с помощью западных фирм, базирующихся в Гонконге. Что там может происходить такого, о чем мы не знаем?
— Да всякое может происходить, — ответил Донован. — Ты обратил внимание на радиограмму, где агент КГБ сообщает о том, что его продержали восемнадцать часов в кутузке, подвергая непрерывным допросам, после того, как он забрел в запретную зону, окружающую Камсанг?
Вундерман пожал плечами.
— Ну и что? Это же атомная станция. Любая диверсия в том районе может подвергнуть смертельной опасности миллионы мирных жителей.
— Все это так, — согласился Донован. — Но того парня допрашивали двое полковников контрразведки. Это тебя не настораживает?
— Значит, они посчитали, что это не рядовое нарушение режима секретности, вот и все.
— Ничего нельзя считать рядовым в Камсанге. Там многое выходит из ряда вон и при проверке может оказаться не тем, чем кажется.
— Ты намекаешь на то, что Камсанг будет работать на войну?
— Если это так, то нам надо постараться об этом узнать до того, как об этом пронюхают русские. В той накаленной обстановке, что господствует последнее время вдоль русско-китайской границы, малейшего признака военной эскалации в Китае будет достаточно, чтобы послужить поводом для крупных неприятностей.
Вундерман потер себе лоб.
— У меня голова разваливается, как у последнего выродка!
— Да? — откликнулся Донован. — Я понял твою мысль. У меня есть ощущение, что должно стать еще хуже, прежде чем станет лучше.
Выходя из министерства, Чжан Хуа едва не потерял сознание. Прямо у самых ступенек мимо него пронеслась группа велосипедистов, и у него помутилось в глазах. День был немилосердно жаркий и душный, а в кабинете Чжилиня вообще дышать было нечем.
Чжан Хуа сделал три неверных шага к железным перильцам и, схватившись за них рукой, опустился на ступеньки. Раскаленный цемент пек его снизу через брюки.
У него было явное переутомление, и он знал об этом.
Сердце его невыносимо колотилось в груди, и к горлу подступала тошнота от одной мысли об У Айпине.
