Цзян

галькой, над которой возвышались круглые камни разной величины. Он обратил внимание на группу из трех камней постепенно уменьшающегося размера.

Его вели к дому, чуть ли не подталкивая в спину, словно они опаздывали на назначенную встречу. Войдя в двери, быстро проследовали по узкому коридору, оклеенному серо-белыми обоями. Мимо ряда закрытых дверей. Напротив одной из них они остановились и сняли обувь, глазами приказав Джейку сделать то же. Затем его ввели сквозь раздвинутую содзи -раздвижную дверь, сделанную из полупрозрачной рисовой бумаги, натянутой на деревянную раму, — в комнату на шесть татами. Стены ее были покрашены в традиционный охристый цвет. Потолок из кедровых досок, вдоль правой стены — токонома -своего рода альков в традиционном японском доме: экибанана небольшом возвышении и изречение на свитке бумаги. На слегка приподнятом постаменте стояла изящная глиняная ваза, покрытая розовато- лиловой глазурью, в которой был один-единственный цветок красоднев -красно- коричневое садовое растение, цветущее один день. На стене за вазой висел свиток рисовой бумаги, на котором каллиграф вывел изречение: Где реет знамя полководца, там и его армия; куда он укажет перстом, туда и двинутся его полки; насколько строго он накажет солдата-ослушника, настолько и укрепится дух его войска. Таким путем выигрывается сражение.

Джейк подумал, а что если он и в самом деле сейчас увидит полководца?

Содзислева раздвинулась, и появился один из тех, кто привез его из гостиницы. Он почтительно придерживал раздвижную дверь, пока через деревянную перемычку перешагивал незнакомый человек. Пружинистыми спортивными шагами он приблизился и остановился перед Джейком, слегка расставив ноги. У него был уверенный вид судьи, когда тот собирается занять свое кресло для того, чтобы вести заседание.

Джейк отнесся к его появлению с должным вниманием. У человека были широкие плечи и узкая талия. Мощная грудная клетка постепенно и словно неохотно переходила в толстенную бычью шею, заканчивающуюся круглым, как луна, но не по-лунному хмурым лицом. На бритой голове — пробивающийся ежик волос и маленькие, прижатые уши. Темные раскосые глаза под неожиданно густыми бровями. Широкий, почти безгубый рот.

Он был щегольски одет в темный костюм европейского покроя, блекло-розовую рубашку и галстук в полоску. Маленькая золотая булавка в лацкане пиджака была единственным украшением, которое Джейк поначалу заметил. Затем человек поднял руку, и он увидел золотое кольцо в виде дракона на его безымянном пальце.

— Меня зовут Микио Комото, — сказал он без всякой преамбулы. — Ростовщик, у которого вы взяли деньги, работает на меня. Вы застали меня в очень неблагоприятный момент: мне некогда разбираться с вами, мистер Ричардсон. — Он помахал в воздухе паспортом Джейка, будто обмахиваясь им, как веером. — Что с вами делать? Все вы, игроки, одинаковы: умоляете об услуге, а когда вам ее окажут, отказываетесь вернуть долг. Как у обжор, глаза ваши превосходят размерами живот.

Здесь Комото использовал слово хара, которое означает не только живот, но и силу духа, внутреннюю энергию, которую японцы так ценят.

Сердце Джейка сильно забилось. Значит, он не ошибся. Это именно тот человек, который ему нужен.

— Оябун! -обратился он, отвешивая традиционный поклон, принятый в кланах якудзы. -Позволите ли вы принести вам и вашему уважаемому ростовщику надлежащие извинения?

Микио Комото ничего не ответил, и Джейк двинулся в его сторону. Охранник у содзипошевелился. Комото остановил его, сделав рубящее движение ребром ладони. Он смотрел на Джейка неподвижными, как у ящерицы, глазами.

Джейк полез в нагрудный карман, извлек оттуда бумажник. Отсчитал достаточное количество йен, чтобы покрыть сумму, занятую им у ростовщика накануне, плюс проценты. Затем добавил еще сто тысяч йен и положил эту стопку купюр на татами.

— Я приношу свои извинения за неудобство, которое причинил вам, оябун, - сказал Джейк, снова кланяясь. — Но вдобавок к деньгам, которые я проиграл в вашем заведении, и тем, что я занял, пытаясь отыграться, я принес достаточно, чтобы оплатить каждую минуту вашего драгоценного времени.

Комото дал знак своему человеку взять деньги и, когда это было сделано, сказал:

— Тоси-сан, проводи этого итеки[20] к выходу.

Бросив паспорт Джейка на татами, на котором за минуту до этого лежали деньги, он повернулся, чтобы удалиться.

— Я знаю, кто вы, оябун, -сказал Джейк. — И хочу поговорить с вами по одному важному делу.

Стоя к нему вполоборота, японец презрительно процедил сквозь зубы:

— Ты думаешь, произвел на меня впечатление тем, что говоришь на моем языке? Ты думаешь, что произвел на меня впечатление тем, что знаешь кое-какие наши ритуалы? Ты — итеки.И мне не о чем разговаривать с тобой и тебе подобными. Я только пользуюсь вашими деньгами, которые вы по глупости теряете.

— Я прибыл сюда по поводу Ничирена, оябун.

—Не знаю я никакого Ничирена.

— Кеи Кизан был оябуном,как и вы. Между вашими кланами давно идет борьба за Тосима-ку. Может, вы меня все-таки выслушаете?

Глаза Микио Комото сверкнули, и Джейк почувствовал, как опасно нарастает напряженность ситуации. Когда оябунопять заговорил, в голосе его было достаточно холода, чтобы все, находящееся в комнате, покрылось инеем:

— Дела якудзыникого не касаются, кроме якудзы.Возможно, тебе кажется, что ты придумал хитроумный способ пробраться сюда. Позволь разуверить тебя в этом. Ничего более глупого ты не мог придумать. В некоторых, исключительных случаях я беру у итекине только их грязные деньги. Иногда я беру их жизни, если они меня сердят.

Последнее предложение он почти выплюнул. Полная презрения усмешка скривила его тонкие губы.

— Тоси-сан, — обратился он к своему человеку. — Убери этого варвара вместе с его паспортом отсюда, да поскорее. В комнате стоит вонь, которой я, как ты знаешь, не переношу.

* * *

У него был очень необычный голос: такой высокий, что был бы неприятным, если бы не его богатые модуляции. И громкость его была едва достаточной для того, чтобы слышать то, что он говорит, не напрягаясь. Ее несколько раз перевозили с места на место, и всегда с завязанными глазами. Соответственно, дезориентация была даже более полной, чем темнота, окружающая ее.

— Где я? — спросила Марианна. В отличие от Джейка, она не говорила по-японски. Только немного на кантонском диалекте китайского языка.

— Вы сегодня ели? Вас вообще хорошо кормят?

— Отвечаю «да» на оба вопроса, — откликнулась она. — Но у меня плохой аппетит. — После небольшой паузы: — Я чувствую себя, как крыса в подполье.

— Не понял.

— Я давно уже не вижу белого света.

— Сожалею.

Вспышка, подобная тысячи солнц, и Марианна вскинула руки, закрывая глаза. Она слышала, как он отходит от двери. Сквозь прищуренные веки она видела только изгиб собственной руки, которой прикрылась от резкого света. Сотни вопросов вертелись в ее голове, но она но могла задать ни одного из них, пока не сможет видеть нормально. Не видя собеседника, она чувствовала себя ужасно беспомощной.

— Необходимо соблюдать полную секретность, — объяснил Ничирен. — Отсюда все эти перемещения, комнаты без окон. Слишком была велика опасность.

— Была? А сейчас?