Цзян

далеко внизу, теряясь в голубоватой дымке. Прямые солнечные лучи на этом возвышении обжигали сухим жаром, как японская баня фуро,и этот жар был таким же очищающим. Но под узорчатой сенью дубов и буков приятный холодок сохранялся даже в середине августа.

Ничирен заварил чай и сидел, потягивая ароматный напиток из простой глиняной чашки. Лучшее место для чаепития — традиционная японская энгава:нечто среднее между прихожей и верандой. Летом она остается всегда открытой и, продуваясь даже теплыми ветрами, остужает внутреннюю часть дома. Зимой она закрывается от капризов непогоды, увеличивая таким образом жилое пространство. Она выполняет важные социальные функции. В Японии считается неприличным отпустить даже случайного посетителя — например, почтальона, — не предложив ему чашки чая. но приглашение его внутрь жилища сопряжено с длинной чередой формальностей, обременительных и для гостя, и для хозяина. Энгаваже, являясь своего рода нейтральной территорией, не обязывает к подобному обмену любезностями.

Все эти соображения по поводу значения этой важной части традиционного японского дома проносились в уме Ничирена, когда он сидел, любуясь грандиозным видом, открывающимся с его энгавы.Время от времени он подцеплял палочками нежную маринованную сливу из большой банки и клал ее на блюдо с белым вареным рисом. Он наслаждался своим хиномару бенто,ранним завтраком, ловко орудуя деревянными палочками.

Вторая тень скользнула по полированным доскам пола, наложившись на его собственную. Он не повернулся, а лишь спросил:

— Вы голодны? Присоединяйтесь ко мне и позавтракайте.

— Я чувствую дикую усталость, — сказала Марианна Мэрок, присаживаясь рядом с ним, аккуратно расправив на коленях кимоно, которое Ничирен нашел для нее в шкафу. Кимоно сидело на ней прекрасно. Оно было цветов здешней земли: охра, темно-коричневый, ржавый. Солнце просвечивало сквозь этот шедевр ткацкого искусства. На ногах ее были снежно-белые табии темные деревянные гета.

— В вас нет неуклюжести, характерной для большинства европейских женщин, — сказал он.

— Это комплимент?

— Нет, просто наблюдение, — ответил он. — Хотите чаю?

— Я хочу к Джейку.

Светлую красоту Марианны портили круги под глазами, темные, как синяки. Беспокойство и хронический недосып убили также ее природную живость и обаяние.

Ничирен указал рукой на гору.

— Вы видите тот пик к северу отсюда? Он называется Сироумаяма, пик Белой Лошади. Зимой он и вправду немного похож на белую лошадь, но не за это он получил свое название. В мае снега с этих склонов стаивают, и фермеры в низинах видят серую скалу, силуэтом напоминающую лошадь. И для них это означает, что пора сеять рис. Давным-давно они назвали эти природные часы горой Рисовой Лошади. А поскольку слово «сиро» ассоциируется с двумя иероглифами, один из которых означает «рисовое поле», а другой — «белый», то немудрено, что какой-то писец в давние времена сделал ошибку. И вот теперь мы называем эту гору именем, полученным ей в результате этой ошибки.

Марианна пожала плечами и взяла свою чашку чая.

— Но ведь всегда можно поменять название, вернув исконное. Это так просто!

— Нет в жизни ничего простого, — заметил Ничирен, ставя на стол чашку. — И уж, конечно, непросто исправлять ошибки.

Марианна бросила на него мимолетный взгляд, понимая, что слова его всегда имеют какой-то глубокий подтекст. Она чувствовала в нем какую-то странную грусть, от которой и ей становилось не по себе.

— Когда я смогу увидеться с Джейком?

— Кругом опасности, — уклончиво ответил Ничирен. За то время, которое она провела в его компании, Марианна стала привыкать к его необычной манере изъясняться. Она скоро поняла, что легче научиться интерпретировать его непрямые ответы, чем распрямлять их.

— Именно эти слова вы сказали мне, когда впервые связались со мной в Гонконге.

— Я сказал вам правду, — ответил он, наливая еще чаю. — Враги обычно возникают там, где их меньше всего ожидаешь. В вэй ци,как и в реальной жизни, это наиболее трудно усвоить. Вы показали способность к здравому суждению, решившись следовать моим указаниям.

— Мне просто нечего было терять, — сухо ответила Марианна. — Но Джейк наверно с ума сходит от беспокойства.

— Возможно, это не так уж и плохо.

Марианна резко повернулась к нему. Она зыркнула на него глазами, вложив в свой взгляд весь гнев, недоумение и страх, которые она переживала с того самого момента, как его звонок вверг ее в этот кошмар.

Ее сложные эмоции, вероятно, передались Ничирену, потому что он шевельнулся, будто почувствовав какую-то неловкость.

— Если бы разум в вашей жизни играл бы большую роль, чем чувства, вы бы не обиделись на мои слова. — Он сделал небольшую паузу, чтобы дать ей возможность самой сделать некоторые выводы. — Уж если ваш муж не знает, где вы находитесь, то уж враги и подавно.

Марианна промолчала. Как можно возражать на столь логичные доводы? Ничирен откинулся назад, прижавшись затылком к одному из шести деревянных стояков, поддерживающих крышу энгавы.Рассеянный свет играл на гладкой коже его лица. Он очень красив,—подумала Марианны. Гордое лицо, с более чистыми линиями, чем какое- либо человеческое лицо, которое ей доводилось видеть.

— Я хочу знать, — сказала она, — были ли вы на реке Сумчун в тот день, когда там был Джейк. Он отхлебнул из своей чашки.

— Это так важно?

— Может быть, — ответила она. — Это бы объяснило многое.

— Понятно. — Он поставил свою чашку между ними. — Если бы я сказал, что был, это бы расставило все точки над i. Вы бы получили простой ответ на все ваши вопросы.

— Нет в жизни ничего простого, — сказала она, пытаясь поддеть его, но чувствуя, что это ей не удалось.

Она хоть и злилась на него за эту неуязвимость, но ей хотелось понять его, как будто в этом случае она могла бы лучше понять и самого Джейка.

— У вас еще и хорошая память, — похвалил он, — вдобавок к здравости суждений.

— Почему вы не хотите мне ничего говорить? — крикнула она, внезапно вспылив.

— По той же самой причине, по которой взрослые не говорят детям все, что им бы хотелось знать.

— Я ребенок? — вспыхнула она. — Вот, значит, в каком свете вы меня видите!

— Если вы и впредь будете делать такие же поспешные выводы из моих слов, — рассудительно заметил он, — я, пожалуй, лучше вообще буду молчать.

В тишине, последовавшей за этим, пронесшийся по энгавеветерок начал вращать фурии.Его мелодичное позвякивание обрызгало их, как дождиком.

— Слова есть только слова, — сказал он, немного помолчав. — Им можно верить и не верить.

— Что вы говорите?

— Только то, что вы можете не поверить моим ответам на ваши вопросы.

— А вдруг поверю. Почему вы не хотите рискнуть?

— Не хочу рисковать получить в ваших глазах репутацию лжеца.

Джейк, -подумала она, — в какую авантюру ты опять встрял?

Справа от них фурииопять шевельнулся под внезапным порывом ветра, его три тонких металлических лепестка, сойдясь вместе под крышей колокольчика, исторгли из него каскад мелодичных звуков, рассыпавшихся по энгавеи улетевших дальше, в сад. В начинающейся жаре этот неземной перезвон был звуком, на котором можно сконцентрироваться, настраивая свои мысли на возвышенное. Его вездесущее присутствие, как повторение заклинания,