терпимо относиться к иностранцам. С другой стороны, многие ровесники Чжилиня отличались нетерпимостью, требовали отвечать чужеземцам ударом на удар, мстить им за все реальные и воображаемые обиды.
Чжилинь считал оба подхода глупыми и близорукими. Цзян учил его анализировать свои ошибки, а не упорствовать в них. То есть пользоваться ими как уроками истории. Подрастая, Чжилинь не мог не заметить, что этот подход особенно оправдан в отношении к историческим ошибкам страны.
Изучая историю своего народа, он был поражен, с какой легкостью чужеземцы смогли лишить китайцев возможности управлять многими сферами жизни в их собственной стране. Европейцы очень хитрым образом воспользовались слабостями китайской политической системы, внедряясь в ее трещины и сгибая ее сообразно собственным нуждам.
В середине XVIII столетия Китайская империя переживала эпоху беспрецедентного процветания. За какие-то сорок лет население выросло примерно на 130 миллионов человек, были проведены сельскохозяйственные реформы, внедрены новые культуры, такие, как, например, кукуруза и табак. В промышленности как государственные, так и частные предприятия стремительно росли, используя тысячи наемных рабочих в производстве металлоизделий, шелка, фарфора и так далее.
Но вместе с процветанием пришло и желание расширить свое влияние на соседние страны, и империя затеяла войны в Юго-Западной и Центральной Азии. А войны — даже успешные — для таких промышленно неразвитых стран, как Китай, приносят больше отрицательных, чем положительных последствий. В данном случае правящая Маньчжурская династия ослабела, и враги режима воспользовались этой слабостью, начав создавать тайные общества.
Кроме того, теперь Китаю угрожали не только междоусобные стычки. Россия укрепляла свои позиции в Сибири. На юге англичане и датчане основали свои Ост-Индийские компании. Оба региона, и в прежние годы бывшие пристанищем для множества эмигрантов из провинций Фуцзинь и Нуандун, спасающихся от нищеты, теперь были просто наводнены китайцами.
Через этих эмигрантов, а также из других источников, соседи Китая знали о бедственном положении Маньчжурской династии и приготовились воспользоваться трещинами, появляющимися на теле прежде могучего организма.
Англичане, которые в 1839 году вполне основательно утвердились в Кантоне, активно занимались экспортом опиума, доходы с которого помогали ликвидировать значительный торговый дефицит.
В этом году некий мандарин по имени Линь Цзэ-ксу решил примерно наказать «чужеземных чертей», надеясь этим укрепить разваливающийся правящий режим. Но англичане, всегда охотно прибегающие к аргументу оружия, не заставили себя долго ждать. Их военные корабли вошли в устье реки Сицзян, сравняв с землей китайские форты. К июню 1842 года англичане взяли Шанхай и Нанкин. Подписанный после этого мирный договор открывал для них пять стратегически важных портов, и, что еще более важно, отдавал им Гонконг.
Именно в этот исторический момент, по мнению Чжилиня, правительство должно было попросить чужеземцев оказать помощь в установлении политической стабильности в стране. Маньчжуры могли тогда извлечь выгоду из военного присутствия англичан, а не только позволять им обогащаться за счет Китая. Но императорский двор предпочел, как и прежде, «не замечать» иностранцев, верный своей страусиной политике. Он был занят подавлением волнений среди мусульманского населения в провинции Юнань. А вскоре и более серьезные внутренние потрясения стали угрожать целостности государства.
Силы мятежников, объединившиеся вокруг партии «Тайпин», скоро захватили провинцию Гуанси, а в 1852 году волнения распространились и на Аньхой. Лидер тайпинов Хун Сиуцян захватил Нанкин и объявил его столицей «небесного царства великого мира» — Тайпин-дянгуо. Он начал издавать свои эдикты и повел армию на север, намереваясь взять Пекин.
Воспользовавшись этими внутренними смутами, англичане и французы, укрепив свои позиции в сфере торговли, решили начать новую военную кампанию.
Едва успевая отбиваться от сил мятежников, правительственные войска оказались под дулами пушек «чужеземных чертей». Но даже когда английские и французские войска в октябре 1860 года шли на Пекин, многие китайцы все еще не осознавали угрозы со стороны европейцев.
После взятия китайской столицы «чужеземные черти» основательно почистили летние императорские дворцы. Один старик, которого лично знал Чжилинь, присутствовал при сем юношей и рассказывал, как это все происходило. Наиболее ценные произведения искусства и старинная мебель откладывались в сторону, чтобы позже быть переправленными, как стало известно, королеве Виктории и Наполеону III. А затем к грабежу допускались солдаты. Но поскольку мародерство принимало размеры, угрожающие дисциплине армии, офицеры начали отдавать приказ поджигать здания, представляющие интерес для мародеров. Вот тогда и дошло до правителей страны, что их священная столица, расположенная далеко к северу, не менее уязвима для посягательств чужеземцев, чем южные города Гонконг, Шанхай и Кантон.
Согласно Пекинскому договору, еще одиннадцать портов были открыты для торговли с заграницей. Кроме того, иностранцам, проживающим в стране, были дарованы некоторые привилегия, например, права организовывать концессии, открывать религиозные миссии, права экстратерриториальности.
За это европейцы присоединили свои собственные военные силы к правительственным войскам для разгрома Тайпинского восстания. В июле 1864 года Нанкин был освобожден, что, однако, не очень укрепило позиции правящей династии.
По мнению Чжилиня, правители Китая всегда были склонны недооценивать своих противников. Если бы они внедрили достаточное количество шпионов в ряды тайпинов и воспользовались внутренними разногласиями среди мятежников, усилившиеся после их разгрома у ворот Пекина, им бы не нужна была иностранная военная помощь для окончательной ликвидации мятежа.
Сунь Цзу писал, что тот, кто в своем высокомерии, порожденном высоким положением и почестями, воздаваемыми ему, пренебрегает услугами секретных агентов, не достоин звания полководца. И не исключено, что это вызвано не столько высокомерием, сколько парой сотен золотых монет, полученных в виде взятки от противника.
Маньчжуры, очевидно, никогда не изучали труды Сунь Цзу.
А французы тем временем внедрялись в соседнее государство Аннан (позднее — Вьетнам). Война, начавшаяся в юго-западных провинциях Китая в 1883 году, закончилась тем, что два года спустя французам были гарантированы права на торговлю в двух городах этого региона.
Теперь расчленение некогда великой державы стало реальностью. Европейцы фактически контролировали таможенную службу страны. В соответствии с положениями Пекинского договора англичане начали строить железные дороги, арендовать землю под совместные предприятия. Оставалось только официально разделить страну на «сферы влияния», что и было сделано на пороге XX столетия. Россия получила север, Германия — Шаньдун, Англия — долину Янцзы, Франция — юго-запад.
Но уже начинало поднимать голову общество «Ихэтуань», наиболее мощное из китайских тайных обществ антизападнического толка. В Европе оно известно под названием «Боксерского движения». Их восстание на пороге столетия началось с захвата Императорского дворца в Пекине и, хотя и было потоплено в крови совместными усилиями заинтересованных иностранных держав, привело одиннадцать лет спустя к новой революции и образованию Китайской республики.
Взгляды Чжилиня на «чужеземных чертей» значительно отличались от тех, что преобладали среди его сверстников. Он не страдал ксенофобией, по и не склонен был лебезить перед иностранцами. Он считал, что необходимо изыскать пути взаимовыгодного сотрудничества между китайцами и европейцами. Какие формы примет это сотрудничество не суть важно, важен результат. Это тоже было одним из уроков, полученных Чжилинем в саду Цзяна.
После подавления Боксерского восстания начался период небывалого процветания иностранцев в Китае. Но он длился недолго. В 1906 году все изменилось коренным образом. Победа Японии в войне с Россией прозвучала для «чужеземных дьяволов» похоронным звоном колокола, влив новые силы в китайских экстремистов. Во главе их встал Сунь Цзоншань, который стал известен всему миру как доктор Сунь Ятсен. Рожденный в Кантоне, он пользовался поддержкой китайской буржуазии на юге. Но главное, его поддерживала китайская интеллигенция, получившая образование на Западе, а также
