– Заур? – сказал голос Джамалудина, – Заур, ты слышишь меня? Как там Шапи?
Кирилл и Хаген поднялись в актовый зал вместе с последней партией разоруженных сотрудников ФСО. Одному из них разворотило ляжку, и когда его принесли в зал, Хаген занялся его раной вместе с вице-спикером Госдумы. Вице-спикер Иван Солонихин был крупный бизнесмен и член ЛДПР, но пятнадцать лет назад он был врачом на «Скорой» и оказался в этом смысле полезным среди заложников человеком. Никакой другой пользы от него не было: по телефону Солонихину отвечали только помощники.
Вице-спикер закончил перевязку, Хаген отхватил остаток бинта десантным ножом и спросил:
– Слышь, а ты правда издатель?
Вице-спикер насторожился. Го д назад он купил кусок глянцевой империи. Сиськи, яхты и бикини, напечатанные в мужских журналах, приносили ему двадцать миллионов в год. Вице-спикер не был уверен, что белокурая бестия с зеленой повязкой на волосах хорошо отнесется к содержимому его прессы.
– Мы глянец издаем, – нейтрально сказал Солонихин, – журнал «Лизанька».
– Хороший журнал, – одобрил Хаген, – у меня его жена читает от корки до корки. Никогда не выбрасывает.
Задумался и добавил:
– Но все-таки в вашем этом журнале есть неправильные вещи. Мини-юбки всякие… Почему бы вам не издавать женский журнал для мусульманок? У меня шурин отличный парень. В Сирии учился. Мог бы вам помочь с редактурой.
Солонихин постарался никак не оценить эту маркетинговую идею. Хаген засунул нож за голенище ботинка, встряхнул белокурыми волосами, подумал и добавил:
– Ты не думай, что я против русских чего-то имею. Я это… против жидов. Я так думаю, что этот Комиссаров жид.
– Ты не по адресу, – сказал Солонихин.
– Что?
– Насчет Комиссарова не знаю, а я – жид, – бесстрастно пояснил вице-спикер.
Хаген видимо огорчился. Поправил автомат и застенчиво сказал:
– Ой. Извини.
В этот момент дверь распахнулась, и в зал вошел Джамалудин. Говор среди заложников мгновенно оборвался, как будто в зале выключили звук. Джамалудин стоял на пороге, молча обводя глазами русских, а потом подошел к Комиссарову. То т был еще жив. Любой мало-мальски опытный врач поставил бы ему диагноз: обширный инсульт. Джамалудин опытным врачом не был, но что Комиссаров долго не протянет, он понимал. В этот-то момент и поднялся с места один из членов делегации.
– Джамалудин Ахмедович, – вежливо сказал он, – поверьте, я лично и вся наша община глубоко потрясены трагедией вашего города. Зло – это страшная вещь, которое происходит каждый раз, когда деградирует дхарма и начинает преобладать видимость. И я бы хотел сказать, что зло и смерть – это видимость, а видимость – это зло и смерть…
– Ты что – язычник? – с любопытством спросил Джамалудин.
«О черт! Только не это!» – пронеслось в мозгу Кирилла.
– Я член общества сознания Кришны, – с достоинством проговорил заложник, – и я прибыл в ваш город с предложением построить мандир… То есть храм..
– Я тебе покажу храм, – заорал Джамалудин, – ты у меня сейчас, тварь, отсюда вылетишь пинком, и до самой Москвы будешь бежать не останавливаясь! Мало нам ваххабистов, еще и Кришну какого-то завезли!
– Джамалудин Ахмедович, – миролюбиво заметил один из заложников, – мы здесь все согласны бежать пинком и до самой Москвы. Вы только скажите, если вы кришнаитов отпускаете, мы здесь все кришнаитами станем.
Несколько боевиков расхохотались, а Джамалудин покраснел как рак, плюнул и вышел из зала. Кирилл повернулся, чтобы идти за ним, и вдруг столкнулся глазами с тем самым депутатом, который в прошлом году приехал в Куршевель с его бывшей женой. Человек этот когда-то пересекался по бизнесу с Владковским, а сейчас входит в четвертую или пятую десятку российского «Форбса». У него была большая сеть супермаркетов. Он глядел на Кирилла немного нерешительно, словно раздумывая, стоит ли напоминать ему о знакомстве, и даже, в некотором роде, родстве.
– Что, Сергей Александрович, – сказал Кирилл, – приехали магазины в Бештое открывать?
– Нет, – ответил заложник, – у меня были проблемы с прокуратурой. Наезжают на мою сеть.
– А в чем конкретно проблемы? – спросил Хаген.
Заложник посмотрел на лежащего без сознания Комиссарова и сказал:
– Думаю, что вы их решили.
Что же касается Джамалудина, то он прошел в биллиардную, где широкие окна, прорезанные в полутораметровой толще камня, обеспечивали лучшую связь, взял рацию и сказал:
– Заур? Как там Шапи?
В больничном коридоре, пахнущем краской и смертью, мэр Бештоя и первый вице-премьер России смотрели на черную коробочку, как на готовую взорваться гранату. Трое личных охранников Углова стояли у выходов из коридора, да на зеленой кушетке, под окном, сидел местный мент, который, как показалось Углову, командовал СОБРом. Во всяком случае, именно он обеспечил проезд кортежа.
– Заур? Как там Шапи? – повторил Джамалудин.
В эту секунду что-то ударилось в окно. Стекло задрожало и вылетело в коридор, обдав собровца дождем осколков, Углов, сбитый с ног собственным охранником, оказался на полу, а двое сотрудников ФСО подскочили к окнам и выставили наружу автоматы.
Заур по-прежнему стоял в простенке, с рацией в руке. В метре перед ним, между осколками стекла, валялась здоровенная каменюка. Скорее всего, ее кинули дети. Взрослые бы стреляли из ружья.
– Это камень, – сказал Заур.
– Что за камень? – спросил Джамалудин, – что с Шапи?
Углов поднялся с пола и тут же присел на банкетку; ноги его не держали. Из разбитого окна несло сквозняком, и теперь Углову хорошо было слышно, как за линией оцепления орет толпа.
– Джа-ма-лу-дин! Джа-ма-лу-дин! – кричали люди.
Заур внимательно поглядел на Углова и поднес рацию к губам.
– Шапи в больнице, – сказал Заур, – Я говорил с ним. Он сказал, что он ничего не подписывал. Его подпись – подделка.
Джамалудин, по ту сторону связи, молчал.
Углов забрал у Заура рацию.
– Как видишь, – сказал Углов, – я выполнил твое условие. Теперь ты выполни свое.
– Конечно, Иван Витальевич. Как только ты выполнишь остальных два.
– А теперь послушай, Джамалудин, что я тебе скажу, – проговорил вице-премьер. – Я тебе предлагаю подумать вместе со мной. Очень внимательно. Я всегда был уверен, что с терактом в роддоме что-то не ладно. Именно поэтому я велел не трогать тебя и твоих людей. Да, Москва официально объявила всех террористов мертвыми, и я не мог заявить другое. Знаешь, почему?
– Потому что вы привыкли врать.
– Потому что, когда внутренние войска заходят в село, чтобы арестовать желторотого пацана, они входят в количестве двухсот человек, проламывают БТРом бок школы, сносят сельский магазин, угоняют пару «Жигулей» и снимают с половины жителей золотые кольца. Как ты думаешь, во что превратилась бы ваша республика, если бы эти войска охотились не за желторотым пацаном, а за террористом из Бештоя? А?
Рация молчала.
– В республике бы началась гражданская война. Между населением с одной стороны, и органами – с другой. Я не могу контролировать МВД, но я хотя бы могу не допустить этой войны. Вот почему мы не искали террористов, а оставили это дело тебе. Неужели ты думаешь, я не знал, что ты делаешь? Я могу перечислить тебе по дням, Джамалудин, кого и где ты убил.
