даже на дух, подозревая в нём глубокую душевную мерзость. Впрочем, Оверчук и сам на глаза Дегтярёву не лез, появляясь на территории лаборатории не чаще чем пару раз в неделю и ненадолго, лишь приглядывая за ней вполглаза. У него и других дел хватало. Так что рабочий процесс последние несколько лет шёл спокойно.
Ещё смущало то, что частная компания взялась за работу с малоизученными вирусами в черте города, не ставя, естественно, об этом никого в известность. Владимир Сергеевич знал, с какими мерами предосторожности работают те же военные биологи — его однокашник Кирилл Гордеев возглавлял такую закрытую военную лабораторию по разработке вакцин. Здесь ничего похожего на их меры безопасности не наблюдалось. Сам Оверчук уверял, что залог безопасности — привлекать как можно меньше внимания. Впрочем, работать с опасными культурами здесь тоже никто не собирался, так что слишком сильно об этом Дегтярёв не задумывался. К тому же «Фармкор» единым махом подписал контракте Владимиром Сергеевичем чуть ли не на пожизненную занятость, положил ему поистине царскую зарплату, а недавно посодействовал с получением льготного, почти беспроцентного кредита на покупку квартиры.
В результате семья Дегтярёвых въехала в новенький, если и не элитный, то вполне соответствующий понятию «бизнес-класс», дом неподалёку от метро «Университет», а старая их квартира была довольно удачно продана, обеспечив маму сестёр, Алину Александровну, свободными средствами на покупку мебели. Казалось, наступило благоденствие.
Однако та пылкая речь, которую сейчас произносила Ксения перед младшей сестрой, не была хвалой Дегтярёву-отцу за их улучшившуюся жизнь. Ксения открыла, что вирусологи проводят опыты на животных. Не то чтобы она не знала этого раньше, но Владимир Сергеевич больше работал «в поле», и заражали животных его коллеги. Теперь же Владимир Сергеевич стал работать в лаборатории. И однажды вечером старшая дочь задала ему как бы между делом вопрос:
— Па, а вы каких животных используете? Ну, в смысле, для опытов?
Погруженный в свои мысли Дегтярёв, даже не осознав истинного смысла вопроса, машинально ответил, что, естественно, полный набор — от крыс до обезьян. Разговор развития не получил, но Ксения мгновенно заклеймила родителя как «живодёра» и «вивисектора». К тому же она имела неосторожность поделиться новым знанием со своими друзьями с факультета, по разным причинам разделявшими её взгляды на проблему защиты прав животных. В результате вокруг Ксении образовался эдакий круг единомышленников, который не давал утихнуть страстям вокруг «живодёрства» Владимира Сергеевича.
Ксения даже почти перестала разговаривать с отцом, за исключением тех случаев, когда ей нужны были деньги, в которых мать её ограничивала. Но Владимир Сергеевич, трудоголик в тяжёлой стадии этого уважаемого заболевания, судя по его поведению, этого даже и не заметил, тем самым лишая дочь возможности ответить ему гневной отповедью на вопрос: «Ксенечка, а что случилось?» Теперь в роли папиного адвоката выступала сестра.
— Как ты можешь его оправдывать? Он ставит опыты на животных! Ты это понимаешь? Это всё равно как если бы он ставил опыты на Барсике или на Мишке! — Так звали кота и собаку. — Их ты любишь? Ведь любишь? Ты бы отдала их папочке, чтобы он заразил их какой-нибудь чумой и смотрел, что из этого получится?
— Во-первых, отец их сам любит. Барсик вообще у него на подушке спит. Не у тебя, а у него, кстати. Во-вторых, тебе известен какой-нибудь другой способ испытывать лекарства? Насколько я слышала, такого ещё не придумали…
— Вот пусть и занимаются сначала изобретением способа, а потом своими диссертациями!
Аня хмыкнула:
— Мне кажется, отец защитил все возможные диссертации уже лет десять назад. Или больше?
— Значит, помогает другим защищать, своим
— А ты хоть знаешь, чем они занимаются?
— Не знаю и знать не хочу! — отмахнулась Ксения. — Мне достаточно того, что они мучают животных в своей лаборатории.
Аня пожала плечами, как будто говоря: «Что с дураками разговаривать», но всё же сказала:
— Насколько я знаю, они занимаются возможностью сохранения организма в длительных космических полётах без замораживания. И вообще выживанием в экстремальных условиях. Типа попал в Антарктиду — замёрз. Перевезли тебя в тепло — сам отмёрз и дальше пошёл. Ещё куда-то попал — и опять с тобой ни фига не случилось. Что-то отключилось в организме, а потом включилось, когда надо.
Ксения фыркнула и уставилась на сестру, уперев руки в бока.
— И откуда же ты этого набралась, Курникова? Тренер рассказал?
— Я в записи отца посмотрела, — невозмутимо ответила сестра. — Они у него все на столе лежат. Он статью или книгу пишет о своей работе. Возьми сама и почитай.
— И ты хочешь сказать, что всё поняла? У тебя по биологии что в полугодии было? — добавив в голос столько сарказма, сколько получилось, спросила Ксения.
— Я вступление поняла, — пожала плечами Аня. — Хочешь понять остальное — читай сама, ты — умная, ты — отличница, про защиту животных скоро в телевизор попадёшь. Вот иди в таком случае и читай. Типа журналистское расследование.
— Откуда к тебе это «типа» прицепилось? — съехидничала Ксения. — От твоих дружков-спортсменов дебильных?
— Нет, из книжек, которые выпускники журфака пишут. Кстати, что такое «фак», я знаю. А вот «жур» что значит? — с притворной заинтересованностью спросила Аня.
— Ты до этого пока не доросла.
— Ну, не доросла так не доросла, — легко согласилась младшая. — Мне пора.
Аня вышла из кухни, подхватила с пола в прихожей свою теннисную сумку, согнав с неё разомлевшего кота, и вышла в холл. Когда она подошла к двери, зазвонил телефон связи с охраной. Аня проигнорировала звонок, лишь обернулась вглубь квартиры и крикнула:
— Отличница! Остальные защитники прав крыс к тебе пожаловали! — и вышла за дверь.
С «защитниками» она столкнулась, выходя из лифта. «Защитников» было четверо — одна девушка и трое ребят. Девушка Маргарита и двое ребят учились с Ксенией на одном отделении факультета журналистики. Третьим был старший брат Маргариты — Семён. Впрочем, маленький и тщедушный Семён в очках в толстой квадратной пластиковой оправе, как у музыканта Моби, совершенно не шедшей к его худому остренькому личику, выглядел намного младше своей сестры. Маргарита была полновата, к тому же неудачно полновата — целлюлитные бёдра образовывали «уши», которые она пыталась затолкать в слишком тесные чёрные брюки. Брюки «уши» не уменьшали, а наоборот подчеркивали, к тому же жирноватые Маргаритины бока вываливались из тесного пояса и свисали, как взошедшее тесто из квашни.
Сама Маргарита почему-то считала себя богемной особой, тяготела к «готическому» стилю, поэтому красила волосы в радикально-чёрный цвет с ярко-красными прядями и носила похоронно-чёрный мейкап, который, вкупе с длинным носом и чёрными же глазами навыкате, делал её образ просто пугающим. На факультет журналистики она попала стараниями своего папы, который вёл все финансовые дела одного из центральных каналов телевидения.
Семён уже заканчивал Бауманку и был очень способным программистом. Однако применять свой несомненный талант в мирных целях ему было скучно, и однажды он настолько удачно блеснул способностями, что только благодаря вездесущему папе ему удалось миновать суд и тюрьму — гибралтарский филиал голландского банка жаждал крови и человеческих жертвоприношений.
Двое других ребят были отпрысками потомственных телевизионных семей. Дима, высокий, слегка косящий и рано лысеющий, был внуком известного в советские времена международного комментатора, а Игорь — сыном продюсера музыкального канала. В общем, вся эта компания образовалась из-за того, что Игорь — темноволосый, смазливый и избалованный девичьим вниманием — решил добиться благосклонности Ксении.
В отличие от остальных девушек Игоря Ксения не рухнула без сил перед его напором. Ксения была слишком погружена в себя и слишком себя же любила для этого. Поэтому к ухажёрам она относилась несколько пренебрежительно и — пожалуй, можно сказать и так — деспотично. Не всегда даже замечая факт их наличия. В результате Игорь взялся защищать животных и окружающую среду, о судьбе которых никогда в жизни не задумывался, его друг Дима присоединился к ним потому, что он всегда присоединялся к Игорю,
