– Давайте сюда. Что с ним? Огнестрельное?
– Нет, искусали. Предплечье левой руки обгрызли почти до кости, и лицо… Впрочем, вы и сами видите.
– Животные?
– Хуже. Я сейчас кое-что странное скажу, а вы мне просто поверьте пока на слово. Ну, хотя бы постарайтесь поверить. Доказательства у нас есть, вон у штабной машины их сейчас нашему начальству демонстрировать будут… Короче, его искусали ожившие мертвецы.
В глазах женщины я уже читаю свой диагноз. Но она молчит. М-да, тактичная тетка. Я на ее месте уже высказал бы все вслух. И сомневаюсь, что в цензурной форме.
– Послушайте, я знаю, что выгляжу полным кретином. Но при этом говорю чистую правду. Помогите мальчишке, а о подтверждении моих слов потом поговорим, ладно? А пока сделаем вид, что его покусала чумная или бешеная собака.
– Хорошо, – спокойно говорит женщина и начинает доставать из своего чемоданчика какие-то ампулы, упаковку одноразовых шприцов и еще что-то медицинское, в чем я все равно разбираюсь хуже, чем порося в апельсинах.
А я наклоняюсь к сидящему в салоне «Газели» Гене.
– Ну что, боец, ты как?
– Погано.
– Ничего, сейчас медицина тебя подлатает, и будешь как новенький. Держись.
Легонько хлопнув его по плечу, я направляюсь к проходной, где вокруг одной из «пятнадцатых» собралась немаленькая толпа. И я даже догадываюсь, на что они там уставились. И уже отойдя от машины на несколько шагов, слышу за спиной тихий шепот Гены: «Господи, я живой… Хорошо-то как…»
Иду в сторону толпы, собравшейся возле увэдэшной «Газели» и прижавшейся к ней вплотную «пятнашки», а самого никак не отпускает какая-то до конца не оформившаяся мысль. Знаете, как это бывает? Вроде как почти понял что-то, но именно почти. Вертится в голове неясной тенью идея, а вот ухватить ее за хвост и по полочкам разложить – никак не выходит. И состояние это меня здорово угнетает. Потому как все догадки хороши вовремя. Как говорил дедушка Ленин: «Пгомедление – агхипгеступно!»
Ого! Это что у них там за кутерьма такая? Я пока еще далеко и слов не слышу, но чтоб эту «пантомиму» разгадать, экстрасенсом быть не нужно. Все и так видно невооруженным глазом: надувшийся будто индюк подпол и бордовый от ярости прапор. А между ними, непоколебимой стеной, не позволяющей пустить в ход кулаки – лейтенант Тисов собственной персоной. Ну да, история старая как мир: если начальник не хочет отвечать за свои ошибки сам, ему надо найти «козла отпущения». И наш бравый «зам. начальника УВД по не пойми чему» решил, что старший прапорщик Вова – вполне подходящая кандидатура на эту роль. А вот Вова, видимо, резко против. Ню-ню, интересно, чем же это кончится?
Хочу подойти поближе, но меня останавливает беззвучное, но настойчивое вибрирование мобильного телефона, лежащего в нарукавном кармане «горки». Достаю свою старенькую «Нокию». На экране высвечивается абонент «ДЧ». Вообще, во время спецопераций дежурка нас старается не беспокоить. И если звонят – значит по действительно серьезному поводу. Беру трубку. А дальше остается только слушать.
А возле милицейской «Газели» страсти все накаляются. Тональность диалога между подполковником и Вовой повысилась, и теперь до меня долетают отдельные слова и обрывки фраз. Причем, если Вова в основном матерится, то со стороны полковника слышны звучащие приговором: «вопиющая некомпетентность», «преступная самонадеянность», «подставил под удар», «допустил потери»… Я не понял, он что, к самому себе обращается? Нет, похоже, он и впрямь решил попытаться выставить старшего прапорщика крайним. И что самое поганое, если он со «сладкой парочкой» из прокуратуры «вась-вась», а это скорее всего так и есть, то все вполне может получиться. Вернее – могло. Потому что слова, которые я сейчас слышу в трубке мобильного, здорово меняют всю ситуацию. Говорю дежурному, что я все понял, и быстрым шагом направляюсь к спорящим.
– Да ты что, мля, тормоз? Неужели не понимаешь, что будет, если они оттуда вырвутся?! – орет в лицо подполу осатаневший Володя. – Они ж за три минуты пятерых подготовленных вооруженных мужиков угробили! Да это кубло огнеметами выжигать надо!!!
Но снова вошедшему в образ подполковнику слова подчиненного неинтересны. У него, как и у всех подобных идиотов, есть свое собственное (оно же единственно верное) мнение по любому поводу. Он оборачивается к стоящему рядом капитану.
– Прапорщик, видимо, не в себе. Заберите у него оружие, пока он дел не наворотил, и изолируйте. А вы, товарищ старший прапорщик, – эти слова он, этак брезгливо, почти выплевывает через нижнюю губу, – даже не надейтесь, что все это вам сойдет с рук. Ответите за все!
– Ах ты ж, сука!!!
Не знаю, каким из единоборств конкретно занимался Вова, но правый хук в челюсть у него поставлен великолепно. Антон, и тот не уследил. А подпол, потеряв свою шикарную фуражку, кувыркнулся в грязь. Судя по рывку Володи, он еще и несколько раз ногой хотел добавить, но тут уж не оплошал Антон. Он перехватил прапорщика буквально на лету и, оттащив в сторону, начал ему что-то втолковывать. Успокоить пытается, похоже. Из грязной лужи встает, держась обеими руками за челюсть, пошатывающийся подполковник.
– Он напал на старшего офицера! Вы все свидетели! Задержать его! Ты у меня на нарах сгниешь, сволочь!
Он, видимо, хотел добавить что-то еще, но не успел. Потому что ему в солнечное сплетение коротко, почти без замаха, но очень сильно врезается приклад моего автомата. Да, впервые после армии я пожалел, что в руках у меня именно АКС, а не старого образца АК-74. Увесистым, деревянным с металлическим затыльником, прикладом «весла» бить куда сподручнее! Хотя, при умении, можно и складной «рамкой» АКСа обойтись…
Из господина подполковника будто разом весь воздух откачали. С тихим скулежом он снова рухнул в ту же лужу, из которой только что встал, упал на бок и засучил ногами. Нет, ну до чего ж красиво получилось, а! Всю жизнь о подобной минуте мечтал. Не прошло, видно, еще время ужасных чудес!
– Захлопни пасть, погань, – спокойно, без эмоций говорю я ему, а потом обвожу взглядом толпу вокруг. – Только что до меня дозвонились из дежурной части нашего Отряда. Да, Антон, телефон лучше не совсем отключать, а в виброрежим переводить… Так вот, из Москвы ОЧЕНЬ хреновые новости. В вашу дежурку тоже наверняка вот-вот позвонят, а может уже отзвонились… То, что тут произошло, – я киваю на застывший на мониторе ноутбука, стоящего на капоте «пятнадцатой», стоп-кадр с взятыми крупным планом оскаленными мордами упырей, – происходит сейчас по всей столице. Причем происходит в массовом порядке. Это эпидемия. Источник заразы – не установлен, способы передачи от человека к человеку – устанавливаются. В Москве буквально только что введено чрезвычайное положение. О самой эпидемии уже сообщили в экстренных выпусках новостей по всем телеканалам и на радио. В город в ближайшие часы будут введены подразделения внутренних войск и армии: милиция сама не справляется. Из Министерства в ГУВД пришел четкий и однозначный приказ: уничтожать инфицированных любым доступным способом и не допускать их контакта с нормальными, не зараженными людьми. Нам же приказано как можно быстрее закругляться здесь и возвращаться на базу. Вопросы есть?
Вопросов, похоже, не было. То есть они, разумеется, появятся, но попозже. А пока, как говорится – «звезда в шоке»…
Я снова смотрю на монитор ноутбука, что-то там меня зацепило. Вот только что? Твою-то мать!!! Вот оно!!! Позади закрывающих почти весь экран оскаленных пастей и безумных мертвых глаз я замечаю у стены сильно обглоданное, но стоящее на ногах тело. И меня прошибает холодный пот: с тела клочьями свисают окровавленные обрывки сине-серого милицейского камуфляжа. Теперь все встает на свои места, словно кусочки головоломки. Вот и не верь после этого фильмам ужасов и детским страшилкам! Каждый, кого зомби грызли или просто покусали, сам становится таким же. Причем становится очень быстро. Буквально за несколько минут, как этот… как эта тварь, совсем недавно бывшая милиционером ивантеевской ГНР. Но если все так, то… Мля! Гена!!!
Резко разворачиваюсь, чтобы бежать вслед за «Скорой помощью», но обнаруживаю ее стоящей на прежнем месте. Правда, боковая дверь находится с противоположной стороны, и что творится в салоне – мне не видно. А вот миниатюрная врачиха стоит прямо у меня за спиной.
– Умер ваш мальчик, – грустно и растерянно говорит она. – Я просто не могу понять почему. Крови
