лестницей такой же бампер-ступенька, как спереди, только поуже малехо будет. На нем электрическую лебедку закрепим. Новая есть. Только что из-за ленточки. «Ермак» называется, мощная как зверь — на две тысячи двести шестьдесят килограмм усилия при двенадцати вольтах напряжения. Троса двадцать четыре метра. Стоит девятьсот экю. Без торга. И это еще дешево. ТАМ она больше чем за семьсот баксов в рознице улетает. Но с ней, как хочешь, а второй аккумулятор полюбасу ставить придется. На одном не потянешь. Тем более с холодильником, — ухмыльнулся он нехорошо.
— Надо — значит, ставь, — отрезал я, придавливая взбухающую в груди жабу. Во рту сразу стало сухо. Денег вылетает на автобус просто прорва.
— Ой, ты какой красивый, — возмутился Олег и передразнил меня: — Надо — ставь. А где я тебе для него место найду? Искать надо. Под капотом у тебя японский двигун все пространство уже занял.
— Ну не найдешь, так без задней лебедки обойдемся как-нибудь Ручную лебедку возить будем, если что, — прикинул вслух варианты.
— Хозяин — барин, — равнодушно откликнулся Олег и предложил: — Пошли салон смотреть, я его первым окучил, там работы было с гулькин нос. Но определенные новации я ввел. Да не боись ты, ничего я там не порвал, не поцарапал. В порядке твой лимузин.
В салоне Олег показал семь парных хромированных крючков солидного размера, закрепленных выше окон.
— Это как ты просил, — пояснил он, — для гамаков. Больше никак не влезало. На семь тушек.
— Гуд, — довольно ответил я, — семь в гамаках, пять на полу. Вроде все спальными местами обеспечены. Не надо будет в поле на травке ночевать. А это уже хорошо. По определению. Только вот где гамаки взять, я еще не придумал. — Последнюю фразу я, оказывается, сказал вслух.
— Будут тебе гамаки. И недорого, — отозвался Олег. — Я созвонюсь — привезут. Правда, не новые. Зато от Французского Иностранного легиона. Это тебе не натовский нейлон, а экологически чистый хлопковый брезент. Все ж комфортней спать будет. Тебе же они не на всю оставшуюся жизнь нужны, а несколько ночей они нормально выдержат. Кстати, я бы не советовал на гамак класть тело весом более восьмидесяти кило. Во избежание различных недоразумений…
— Годится. Еще сюрпризы будут?
— А как же… — расплылся Олег в широкой улыбке. — Вот, смотри.
Тут он подошел к заднему окну, взял снизу за хромированную ручку, которой там, как помню, совсем не было, повернул и открыл окно на себя вверх, закрепив его двумя потолочными стопорами. Тоже хромированными. Эстет, как посмотрю. Но жаловаться пока не на что. Стиль не нарушен.
Олег сделал рукой приглашающий жест и сказал почему-то с хохлацким акцентом:
— Дывысь!
— Это для принудительной вентиляции? Чтобы пыль дорожную не забывать? — съязвил я.
— Эх, Жора, нет в тебе никакой революционной романтики. Не получится из тебя Батьки Махно,[316] — рассмеялся Олег. — Вот смотри и учись, пока я жив.
Наглый молодой человек, наглый. Но мастер. Не отнять. Все сделано культурно и аккуратно.
Тут Олег привлек мое внимание к пластиковой заглушке на разделочном столе под окном. Простая такая заглушка, ими обычно в офисных столах технологические отверстия для проводов разных затыкают, когда они не нужны. Раньше ее точно здесь не было.
А Олег распелся, как хор у всенощной, но с глумливыми нотками коммивояжеров «Гербалайфа»:
— Элегантным движением руки поворачиваем эту ручку в круге налево и вытягиваем вверх. — Он проиллюстрировал свои слова действием. — Затем другой рукой поворачиваем вытянутую трубу снова на девяносто градусов, но уже направо, где она встает намертво. Потом скидываем крышку.
Крышка-ручка отлетала, болтаясь на тросике.
— И вуаля… — Олег сделал неопределенный жест рукой, — получаем вертлюг для пулемета. Весьма нужная вещь, когда тебя кто-то преследует. Нравится?
Действительно это нечто стало похоже на вертлюг для мотоциклетного пулемета, как во Вторую мировую войну. Спросил только.
— На какой пулемет рассчитано?
— А на любой. Держалка подпружинена, как на мотоциклетном вертлюге. Насчет нужности такого аппарата ты тут быстро сам дойдешь. А вот меня уже рядом может и не оказаться. Будешь тогда сошками по ламинату елозить на кочках. А кому это нужно? Ламинату точно не на пользу.
— Годится, — ответил я, когда во всем сам разобрался, — можешь даже написать на задней стенке «Хрен догонишь!», как Махно на тачанках писал.
— Это уже излишество, — строго сказал Олег, — нарушается тайна переписки и прочие демократические свободы, в том числе и свобода неожиданного огня по супостату, который такового не ожидает.
— Хорошо, — констатировал я, — только вот тут, по краю столешницы, пусти крепкий поручень, чтобы за него можно было подсумки с магазинами для пулемета пристегивать.
— Не проблема, — ответил Олег, — даже кольцо с брезентовым ремнем поставлю, только это уже твою экибану[317] слегка портить будет.
— Надеюсь на тебя. Пока мне все нравится, — оценил я его работу.
— Еще пожелания по салону будут? — поинтересовался Олег.
— Нет таких больше. И это… — впрочем, недолго я на этот счет думал, — можешь даже автобус покрасить, как хотел. А сейчас пошли смету глянем по-быстрому, а то у меня дел невпроворот.
Ужинал один, в баре «Slow boat», втиснутом в промежуток между пассажирским и грузовым портом, запивая местный сиафуд[318] местным элем,[319] похожим чем-то на староземельный английский «Queenstown Pride». Среди моряков, докеров и патрульных, которые тут занимались тем же самым, что и я. Только, в отличие от меня, они еще и общались между собой.
Ну да, все правильно, они сюда общаться пришли, а я — так от общения отдохнуть.
Приглядевшись к патрульным и еще каким-то незнакомым воякам, увидел, что у всех береты заткнуты под левый погон, и решил не выделяться. Пристроил свой черный берет так же, как у них.
Уютный бар. Небольшой, но продуманный. Вроде и под крышей тростниковой, художественно заплетенной, а вроде и на улице, обдуваемый ласковым бризом с Океана. Вместо стен — метровый плетень, тоже из тростника. И мебель из ротанга,[320] тоже плетеная. Столешницы из досок, а ножки и их соединения — ротанг. Даже стенка барной стойки — и та плетеная из него же.
Бармен — мулат в пестрой гавайке.
Стиль — великое дело. Стиль примиряет нас с действительностью. Хотя бы на время.
С моего места были хорошо видны и город и порт.
Порто-Франко спускался к океану рядами улиц с небольшой возвышенности, и ближе к берегу пейзаж разравнивался, а сам берег был изрезан бухтами, в которых стояли разнообразные суда. Все это напомнило мне города Лисс и Зурбаган, описанные Александром Грином[321] в романе «Бегущая по волнам».
В самой крупной бухте, похожей очертаниями на след от конского копыта, был торговый порт. Через короткий мыс — в соседней бухте — пассажирский терминал.
На мысу — бар. Этот самый «Slow boat», в котором я и сижу.
В дальнем конце затона торгового порта виден был стапель, на котором сварщики наваривали металлические листы на готовый скелет кораблика длиной метров двадцати — двадцати пяти. Судя по высоко задранному носу и характерной корме — кошелькового сейнера.
Между портом и стапелем шумели промзона и грузовой терминал с бетонными пирсами. Громыхала сцепками ветка железной дороги. И тянулись склады. Много складов. Рядами.
За ними торчала труба ТЭС, водонапорная башня и вышка с «подосиновиком», скучающим у крупнокалиберного пулемета.
