учет находящихся здесь людей. Потому здесь, здесь, здесь и здесь, – он тыкает пальцем в схему, – будет вестись запись беженцев и выдача временных удостоверений. Один такой пункт будет у вас тут, в палатке медпункта. Всего территория делится на четыре сектора – по номерам, помимо директора завода (так решили назвать коменданта лагеря, чтоб без ассоциаций). Еще старшие по секторам. Наш сектор – второй, я назначен базой старшим второго сектора. – Он оглядывает нашу небольшую толпу, потом продолжает: – Второе. Из находящихся здесь людей выделять сразу тех, кто может оказать помощь – пока в хозяйственном плане, потом в охране, но после соответствующей проверки. В дальнейшем особо тщательно отбирать специалистов важных для нас профессий. Это понятно? Хорошо.
«Конечно, хорошо, – думаю я про себя. – Наконец-то какая-то ясность».
– Третье. Любое недовольство пресекать без соплей. За бандитизм, воровство, грабеж при неопровержимых уликах сразу к стенке. Смотреть за рикошетами и помнить, что некоторые стенки пулей прошибаются навылет. Четвертое. Выделить лиц подозрительных, скандальных, ленивых, бесполезных, короче говоря, тех, от кого будут проблемы и головная боль. Руководителям подразделений и начальникам патрулей дано право задержания. Вот здесь будет КПЗ. Пятое. В течение пары часов ожидается прибытие трех пожарных машин – в роли водовозок. Еду уже подвезли. Вопрос доставки с берега до лагеря решается, но не хватает грузчиков. Сейчас идут переговоры с армейскими, сделавшими на Таллинском свой опорный пункт – в магазинах. – Сердитый взгляд на надувшегося Ильяса. – Полагаю, что они оттуда подбросят еще что-нибудь, им проще – погрузчики есть. Если не будет чего-то особо гадкого, во второй половине дня с продовольствием проблема решится в целом. Шестое. Кухни сейчас разворачивают дополнительно – по паре кухонь на каждый сектор. Начальник кухонного отряда здесь?
Повар-толстяк недоуменно оглядывается, потом до него доходит, почему на него все уставились.
– Я, собственно, просто готовил и все, с помощником…
– В таком случае с назначением. Потом подойдете ко мне, после сбора. Продолжаю. Размещаться беженцы пока будут по остаточному принципу – где смог, там и пристроился. Вопросы?
– Помывку производить будем? – спрашивает одна из медсестер.
– Нет, нам просто не хватит воды. Пока только для питья есть. Даже умыться им нечем будет.
– Где туалеты? – уточняет вальяжный[11].
– До захвата власти в лагере святошами уже были организованы сортиры «Мы» и «Жо». Так что там, если потребуется. Все-таки людей сильно поубавилось. Если понадобится, накопаем еще. Все равно вся территория как один большой вокзальный туалет пока.
– Почему сразу не раздать оружие тем, кто его может носить? Тут же вроде есть склад.
– Вопрос преждевременный. Враг хитер и коварен, как совершенно справедливо говорилось раньше. Оружие выдавать будем только после тщательной проверки. Инфильтрация публики в лагере врагом очень вероятна. Да и преступный элемент наличествует. Не для посторонних ушей – кроме нападения на доктора было еще минимум четыре таких происшествия с нашими людьми. В итоге у нас трое убитых и один легко раненный. Пропало два автомата. Вот и смотрите сами. В двух случаях нападавшие не ликвидированы. Так что имейте и это в виду.
– Кухне фургон необходим – для продуктов. Растащат ведь, – резонно замечает повар.
– Учтем. Только где тут фургоны возьмешь, искать надо.
Решаю, что пора влезть:
– Фургоны, тащ майор, есть совсем рядом, на АТЭП. Там много дальнобойщиков стоит. А идею разместить пункт переписи в медпункте считаю неудачной: у нас и так с утра толпа народа будет, пока в очередь построим – запаримся, а тут еще толпа на переписку…
– Вот кто к вам за лечением идет, пусть сначала регистрируется. Как в любой поликлинике: сначала очередь – регистратура, потом очередь – доктор. Медпункт у нас получается один, так что лучше всех хворых собрать тут.
– Есть угроза эпидемии, если их тут складировать. И указатели нужно развесить, что где находится, вообще информационное обеспечение… – начинаю перечислять я.
– Не учи ученого, съешь слона печеного. Это из уважения к вашей гуманной профессии пословицу изменил. Цените, – поворачивается ко мне начвор.
– Ценю. Вопрос остался.
– В печатне вовсю корячатся. И утром сюда журналюг пригоним. И бахил не дадим… Еще вопросы?
– Охрана как обеспечивается? – интересуется практичный Андрей.
– Внешняя – неплохо. И посты, и патрули, и опорные пункты уже работают. Внутри пока не контролируем толком, так что сегодняшний день решающий.
– Что с эвакуацией?
– Пока эвакуация запрещена. Рассказывать долго не буду, но без предварительной работы соответствующих наших работников с эвакуированными эвакуацию не проводить. Это приказ.
– С первой кучей народа в Кронштадт, похоже, въехали нежелательные элементы? – осеняет пулеметчика Серегу неожиданная догадка.
– Пока не имею права отвечать. Потом все доложат. Пока – бдительность и еще раз бдительность…
– Очень уж, знаете, это еще в старые времена надоело. А в итоге все просрали, извините, конечно, – бурчит повар.
Начвор вздыхает:
– Имели место перегибы на местах. Но говорю я как раз обоснованно. У нас три трупа за ночь. Это непозволительные потери. Все, прошу по местам. Где ваши водоносы устроились?
Повар объясняет, и начвор быстрым шагом с сопровождающими его лицами покидает наш медпункт.
– Я слышал, на вас напали? Наркоман? – уточняет пунктуальный повар.
– Да, вон валяется, – показываю рукой.
– Ага… Ну отзвуки той войны мы еще долго будем слышать, – кивает повар.
– Это вы о чем, Федор Викторович?
– Пока Китай остается нацией наркоманов, нам не стоит бояться того, что эта страна превратится в серьезную военную державу, так как эта привычка высасывает жизненную силу из китайцев… Так сказал британский консул в Китае Джефф Херст в тысяча восемьсот девяносто пятом году. Против Китая велись опиумные войны, против нас – героиновая, разница невелика. Производство зомби несколько иной модификации. Причем под флагом настоящей свободы. Не будь рабом государства, семьи и условностей, а будь рабом наркобарыги. Вот истинная свобода, черт бы их всех побрал. А скажите, поспать у вас часок в бронетехнике можно?
– Ильяс, как у нас с бронетехникой?
– БМП отдаем обе, МТЛБ – тоже пару, себе оставляем три бэтээра и маталыгу – под твоих раненых. А еще он дает соляру и боезапас плюс мирные отношения с армейскими. И еще по пустякам всякого рахат- лукума получим. Я – велик, могуч и силен и затмеваю собой Луну и Солнце!
– Причем одновременно!
– Ага! Видишь, вот он я, а Солнце с Луной – йок[12].
– Ребята говорили, по кольцевой объездной уже не дают на гусеницах кататься. В трех местах жестко стопят.
– Да кто ж броню остановит, – удивляется Гаврош Демидов.
– Да другая броня, кто ж еще. С большим калибром. Но вообще это разумно…
– Ладно, потом махнем маталыгу на что-нибудь другое. Повару наш салам. Спать можно вон в той маталыжке, там как раз медсестрички дрыхнут. Вы смотрите, не обидьте их!
– Вон там? Отлично. А в плане обидеть – боитесь, что задавлю кого тушей, когда ворочаться начну? – опять уточняет повар.
– Нет, конечно. Ладно, проехали – замял вопрос Ильяс.
Санинструктор в палатке опять дремлет на стопке касок.
– Ишь, чего натеял, поросенок, – киваю я на него Андрею.
Андрей удивляется.
