Берлин.
Вообще-то у польских железнодорожников форма синяя. У белокурой бестии, оказавшейся бригадиршей этого берлинского состава, как мне показалось, форма была черная, а когда она, выслушав меня (причем оказалось, что русского она не понимает, и мне пришлось толковать на немецком, что придало этой сцене еще больший трагизм), отшвырнула прочь окурок, я понял – хана! Нет у меня будущего!
Окурок как трассер прорикошетил по перрону. Я проводил его тоскливым взглядом и влез в вагон, воспользовавшись тем, что бригадирша куда-то ускакала. Тут явно поляки слопушили: наши ни в коем разе не дали бы мне вот так просочиться. Я тем не менее захватил плацдарм в тамбуре и судорожно окопался.
Потому, когда бригадирша явилась на суд и расправу с пополнением, я уже перевел дух и был готов. Мне объяснили (на этот раз уже по-русски), что билет – это фигня, а я должон доплатить за плацкарту. И белокурая бестия, и ее вспомогатель выжидающе на меня уставились после своего ультиматума. «Ви есть окружьены. Сдафайтесь!» – прямо висело в воздухе.
Я осторожно поинтересовался, вифиль все это платцкарте будет костен? Ответ впечатлил. И сумма, названная в рублях, марках и злотых трижды показалась несусветной. Я, как любой нормальный мужчина, тут же перевел ее в бутылки пива. Получилось пять польских бутылей, сто тридцать советских и двадцать пять немецких. Мне стало ясно, что меня считают окончательным дураком. Отчасти я в этот день был согласен с определением, но вот окончательным быть не хотелось. Я начал топыриться.
И тут полячка допустила ошибку – меня оставили на время в покое. Я был готов встать насмерть под огнетушителем и стоять так до Берлина или отдать те деньги, что у меня были, но не в таком количестве, как мне было предложено.
А еще захотелось навести справки у кого-то, кто лучше разбирался в вопросе денег, пива и валюты. Вагон уже был европейский, все двери в купе – стеклянные, и потому было видно, кто где сидит. Народу, правда, было немного. Я обратил внимание на двух мужичков постарше, у которых багаж состоял из жутко знакомых зеленых деревянных ящиков с родной абракадаброй – трафаретные буквы недвусмысленно давали понять, что в ящиках нечто под маркировкой ЯПДЩ – 1288 ЛДЫФ 2Ц. Ну не ручаюсь, что написано было именно это, но явно едут люди из СССР.
Вот я и спросил у них совета насчет стоимости плацкарты. Они повеселились, порадовавшись расчетам в пиве, и вразумили, что да, меня пытались нагло надрать. В итоге железнодорожная бестия надрала сама себя – паны заплатили за меня сильно меньше, чем было запрошено, и категорически потом отказались от возмещения убытков. В итоге мы провели время в приятной беседе, и в Познани я помог им выгрузить эти самые ящики – были панове на конференции в Одессе.
Немецкий погранец разочаровал, да еще и форма на нем сидела как в кино про немцев. Таможенники немецкие даже не почтили визитом, и я прибыл в Берлин. Коллеги меня уже ждали. Оказалось, англичанка долго плакала, что ее билет гавкнулся. Мои дамы ей искренне посочувствовали, но ни одной из трех не пришло в их тупые репы, то есть очаровательные, но явно пустые головы, что стоит придержать английскую деваху и встретить ее билет, поменяв на мой. Они сильно удивились тому, что не сообразили сделать такой, в общем, простой ход. Теперь толстуха с синим британским паспортом и моим билетом растворилась в Берлине, а Берлин – довольно большой город. На вокзале я толстуху не обнаружил. Встал вопрос, как ехать. Поезд в Штутгарт отходил через час. Следующий через двенадцать часов. Тут мадам Сова заявила, что Германия хоть и объединилась, но вокзалы западного сектора независимы от восточного. Дескать, если дернем на Запад, то вполне может быть, оттуда идет еще какой-нито поезд. Ну раз она так уверенно это заявила, мы поехали на запад в метро. И тут в вагоне я приметил парня с девушкой – они всю дорогу лизались в коридоре моего вагона, что явно говорило о сильных чувствах, которые не обломало даже путешествие поездом во Владивосток и обратно.
Я знал, что вся артель, в которой были и эти двое, тоже ехала в Штутгарт, и потому решил, что полезно будет спросить немцев о немецких порядках. Сначала я говорил по-немецки. Потом измученный парень спросил, говорю ли я по-русски. Далее говорили как получится, а Сова вставляла еще и фразы на аглицком.
Выяснилось, что поезда в Берлине все увязаны друг с другом, потому тащиться на Западный вокзал нет смысла, а их артель как раз ждет эту парочку, чтоб сесть на поезд на станции метро – так вот у них лихо, что метрополитен объединен в городе с железной дорогой. Вопрос с билетом в Лондон был неясно понят, да и трудно мне было изложить суть, но меня заверили, что в их крейзиартели могут найтись желающие поехать именно в Англию, а не домой.
Скоро мы вышли на метрошный перрон. Я увидел кучу спутников этих моих поводырей. А когда подошел ближе, толпа расступилась, словно театральный занавес, и в центре на чемодане сидела плачущая толстуха- англичанка. Дальше был хеппи-энд, достойный Диснея, Голливуда и даже Болливуда, потому как встреча двух идиотов на промежуточной станции метрополитена в Берлине ничем иным быть не могла.
Вот памятуя о том случае, как-то не поднялась рука избавиться от мутного и тяжелого пациента.
Предложивший облегчить самолет на одного поляка мужичок отнесся к отказу достаточно спокойно, только заметил, что поляк все равно сумасшедший, так что нахлебаемся. Это заявление заинтриговало нашего пилота, и Николай потребовал уточнений.
Оказалось, что, пока Никола осматривал стоящую на аэродроме в Кречевицах польскую «аннушку», мужичок успел пообщаться с теми, кто на ней прилетел. Ну поляк уже был плох, один из двух его товарищей молчал как убитый, а вот другой с удовольствием чесал языком, видно, хотелось выговориться. Оказалось, что эта парочка – телохранители весьма известного олигарха. Заваруха еще только начиналась, а босс с почти сотней охраны, обслугой и родственниками уже вылетел из режущей дуба Москвы в добрую милую Англию, где в Лондоне в его особняке проживала дочка.
Оказалось, правда, что в Лондоне все ровно то же, что и в Москве, если не хуже – возможности-то в Москве у босса были куда толще. Уже начиная с посадки в аэропорту стало ясно – надо отсюда тикать. За дочкой была отправлена команда весьма тертых калачей. Дочку они привезли, потеряв во время операции добрую треть состава телохранителей. Информация оказалась паршивой – в Лондоне полыхнула эта странная эпидемия отнюдь не хуже, потому кое-как, но удалось дернуть в Испанию, где у босса была опять же изрядная жилплощадь. Через пару дней началось и в Испании, да так добре, что босс решил уносить ноги на Кипр. Теперь в самолете салон был почти пуст. Разумеется, на Кипре тоже было где жить. Только вот сесть на аэродроме было невозможно – там уже шла отчаянная резня турок с греками, и поперек взлетной полосы перло несколько танков, а вокруг все горело и взрывалось. Телохранитель был уверен, что по ним с земли стреляли, только вот не попали, к счастью.
Полетели в Израиль, хотя топлива было в обрез. На подлете к ним пристроился какой-то древний керогаз еще времен царя Соломона, но с торопливо намалеванными опознавательными знаками израильских ВВС. Оказалось, что израильтяне сбивают все московские борта, потому что именно с них на Землю обетованную поперла Катастрофа. Но тут летчик этого керогаза, сам москвич из-под Киева, решил пока не торопиться их уничтожать в воздухе. Правда, говорил этот киевский москвич со страшным одесским акцентом, но так-таки не сбивал все же.
Без дозаправки было никак невозможно добраться хоть куда-нибудь, и после переговоров борт приземлился на каком-то армейском аэродроме. Далеко ходить не позволили измотанные, запыленные и злые как собаки измученные солдатки в невыразимо громадных беретах поверх касок. Топливо дали. Босс подписал какие-то бумаги, отчего буквально позеленел. Затем пришлось лететь в Грецию. Разумеется, и там была вилла. В Греции дела оказались не лучше, чем в Испании, потому сели на забытый богом островок, правда, с хорошим современным аэродромом. А там босс схитрил, бросив свой здоровенный и прожорливый самолетище, взамен стырив чужую авиетку поменьше. Несколько человек, которые не влезали, были отправлены по разным делам и слишком поздно поняли, что их кинули во всех смыслах этого слова. В число неудачников попали и эти двое бодигардов. Далее их посадили в кутузку за соучастие в воровстве самолета. Потом на острове началось черт-те что, и они, поработав на местных как штрафники – отстреливали в самых антисанитарных условиях из допотопных стволов уже изрядно шустрых зомби, познакомились с таким же штрафником – вот этим самым поляком-летчиком. Поляк прилетел сюда из Польши, и была у него идея-фикс хоть как-то добраться до Австралии. В Австралии жили его родичи, и вообще он был абсолютно уверен, что там все должно быть куда лучше, чем в сумасшедшей Европе. План побега родился сразу, когда один из бодигардов вспомнил, что под Новгородом в Кречевицах базируется полк дальней бомбардировочной авиации.
