Пир стервятников

старушенция думает, что я позволю моему сыну…

— От леди Оленны ты избавишься весьма скоро, — тихо заметил Джейме. — Завтра она отбудет в Хайгарден.

— Слушай ее больше. — Серсея не верила ни единому слову Тиреллов.

— Она в самом деле едет. Половину своих людей Мейс уведет к Штормовому Пределу, а другая половина вернется в Простор с сиром Гарланом, чтобы он мог удержать за собой Брайтуотер. Еще день другой, и из всех роз в Королевской Гавани останется только Маргери со своими дамами да горстка гвардейцев.

— И сир Лорас. Или ты забыл своего названого брата?

— Сир Лорас — рыцарь Королевской Гвардии.

— Сир Лорас уж такой Тирелл, что даже сикает розовой водицей. Не надо было давать ему белый плащ.

— Я бы этого не сделал, уверяю тебя. Со мной никто не советовался. Ничего, стерпится. Белый плащ меняет человека, стоит только надеть его.

— Тебя он точно изменил, и не в лучшую сторону.

— Я тебя тоже люблю, дорогая сестра. — Он открыл перед ней дверь и проводил к высокому месту рядом с королем. Почетное место по другую руку от Томмена предназначалось Маргери. Та, войдя со своим маленьким мужем, обняла и расцеловала Серсею.

— Ваше величество, — прощебетала она без зазрения совести, — я чувствую, что у меня теперь есть еще одна матушка. Молюсь о том, чтобы мы сошлись близко, связанные любовью к вашему милому сыну.

— Я любила обоих своих сыновей.

— Джоффри я тоже поминаю в своих молитвах. Я очень его любила, хотя не имела счастья узнать.

Лгунья. Если б ты любила его хоть немного, не торопилась бы выскочить за его брата. Корона, вот на что ты всегда зарилась. Серсее ужасно хотелось припечатать пощечиной зардевшееся личико новобрачной прямо здесь, перед всем двором.

Свадебный пир, как и сама церемония, был скромным. Всеми приготовлениями занималась леди Алерия. У Серсеи недостало духу снова браться за эту задачу после того, чем закончилась свадьба Джоффри. К столу подавалось всего семь блюд. В перерывах гостей развлекали Маслобой и Лунатик, за едой их слух услаждала музыка — скрипки, волынки, лютня, флейта, высокая арфа. Единственный певец, любимец леди Маргери, нахальный красавчик, разодетый в нежно-голубые цвета, звался Лазурным Бардом. Он спел несколько любовных песен и удалился.

— Какое разочарование, — громко посетовала леди Оленна. — Я надеялась услышать «Рейны из Кастамере».

Каждый раз, когда Серсея смотрела на эту старуху, перед ней всплывало сморщенное, дьявольски мудрое лицо Магги-Жабы. Вздор, говорила она себе. Все старухи похожи одна на другую. Та сгорбленная колдунья, по правде сказать, ничем не походила на Королеву Шипов, однако ехидная улыбочка леди Оленны неизменно возвращала Серсею в шатер Магги. Королева до сих пор помнила аромат заморских пряностей и мягкие десны ворожеи, сосущей кровь из ее пальца. «Быть тебе королевой, — блестящими красными губами предсказала Магги, — пока не придет другая, моложе и красивее. Она свергнет тебя и отнимет все, что тебе дорого».

Серсея бросила взгляд на Маргери, шутившую о чем-то с отцом. Хороша, сказать нечего, — но в основном благодаря своей молодости. Даже крестьяночки бывают милы в ее возрасте, пока они еще свежи и невинны, и у многих из них такие же каштановые волосы и карие глаза, как у Маргери. Только дурак стал бы утверждать, что она красивей королевы-матери. Но дураков на свете полно, и при дворе ее сына — тоже.

Настроение Серсеи не поправилось, когда Мейс Тирелл встал с намерением произнести первый тост. Высоко подняв золотой кубок, улыбаясь своей ненаглядной доченьке, он громыхнул:

— За короля с королевой!

— За короля с королевой! — заблеяли все прочие овцы, звонко сдвигая чаши. — За короля с королевой! — Серсее ничего не осталось, как выпить вместе со всеми. Жаль, что у этого сборища много голов, а не одна, — она выплеснула бы вино им в лицо и напомнила, что есть только одна настоящая королева: она, Серсея. Из всех прихлебателей Тирелла о ней вспомнил, кажется, только Пакстер Редвин. Он поднялся, слегка покачиваясь, и сказал собственный тост:

— За обеих королев — молодую и старую!

Серсея выпила несколько глотков и поковыряла еду на золотом блюде. Джейме ел еще меньше, чем она, и почти не садился на свое почетное место. Он волнуется также, как я, поняла Серсея, глядя, как он расхаживает по залу и отдергивает здоровой рукой гобелены, чтобы убедиться, что за ними никого нет. Вокруг всего здания стояли копейщики Ланнистеров. Сир Осмунд Кеттлблэк охранял одну дверь, сир Меррин Трант — другую. За стулом короля стоял Бейлон Сванн, за стулом королевы — Лорас Тирелл. Никому на пиру не разрешалось иметь при себе мечи, только белым рыцарям.

Томмену ничего не грозит, говорила себе Серсея. Здесь и сейчас с ним ничего не случится. Но при каждом взгляде на Томмена ей виделся царапающий горло Джоффри, и когда мальчуган закашлялся, сердце ее на миг перестало биться. Оттолкнув служанку, убиравшую со стола, она устремилась к сыну.

— Да ему просто вино не в то горлышко попало, — с улыбкой успокоила ее Маргери, целуя ручонку Томмена. — Надо делать глотки поменьше, душа моя. Смотрите, как вы напугали свою леди-мать.

— Простите, матушка, — смутился Томмен.

Этого Серсея уже не снесла. Нельзя, чтобы они видели, как я плачу, думала она, чувствуя подступающие слезы. Она вышла в заднюю дверь мимо Меррина Транта и там, под сальной свечкой, всхлипнула раз и другой. Любая женщина может поплакать, только не королева.

— Извините мое вторжение, ваше величество, — произнес позади нее женский голос с легким восточным акцентом. Уж не Магги ли Жаба вернулась ко мне из могилы, испугалась на миг Серсея, — но нет, это только жена Мерривезера, томная красавица. Лорд Ортон женился на ней в изгнании и привез ее с собой в Длинный Стол.

— В чертоге так душно, — услышала Серсея собственный голос. — От дыма у меня заслезились глаза.

— У меня тоже, ваше величество. — Леди Мерривезер, ростом не уступавшая королеве, рядом со светлой Ланнистер казалась особенно темной — черные волосы, оливковое лицо. И была лет на десять моложе. Она подала Серсее платок из бледно-голубого шелка, обшитый кружевом. — Я сама мать и знаю, что буду плакать в три ручья, когда моему сыну придет время жениться.

Серсея вытерла щеки, злясь на то, что ее все-таки видели плачущей, и промолвила холодно:

— Благодарю.

— Ваше величество… — понизила голос мирийка, — есть нечто, что вы должны знать. Ваша горничная подкуплена и докладывает леди Маргери обо всем, что вы делаете.

— Сенелла? — в порыве ярости воскликнула королева. Неужели в этом мире никому нельзя доверять? — Вы уверены?

— Я велела за ней последить. Маргери с ней сама никогда не встречается. Воронами, переносящими вести, ей служат ее кузины — то Элинор, то Элла, то Мегга. Маргери они все равно что сестры. Они ходят в септу будто бы помолиться. Поставьте своего человека утром на галерее, и он увидит, как Сенелла шепчется с Меггой у алтаря Девы.

— Если так, почему вы говорите об этом мне? Вы ведь одна из компаньонок Маргери — зачем вам ее предавать? — Отцовское воспитание сделало Серсею до крайности подозрительной. Ей мерещилась здесь ловушка, уловка с целью посеять раздор между львом и розой.

— Длинный Стол присягнул на верность Хайгардену, — ответила ее собеседница, тряхнув черными волосами, — но я мирийка и обязана верностью только своему мужу и сыну. Я пекусь об их благе.

— Понимаю. — В тесноте коридора пахло чужими духами, дикими цветами с примесью мха и сырой земли. Из-под них отчетливо пробивался запах честолюбия. Эта женщина показывала против Тириона на суде, вспомнилось вдруг Серсее. Она видела, как Бес положил яд в чашу Джоффри, и не побоялась сказать