Пир стервятников

Она чувствовала, что Осни боится, но гордость не позволяла ему сознаться в этом. Мужчины все одинаковы.

— Я убил уже столько мальчишек, что и счет потерял, — заявил он. — Когда он умрет, я получу помилование от короля?

— Помилование и лордство в придачу. — Если собратья Сноу прежде тебя не повесят. —  У королевы должен быть принц-консорт, не знающий страха.

— Лорд Кеттлблэк? — Медленная улыбка поползла по лицу Осни, и шрамы налились красным. — Красиво звучит. Такой-сякой лорд…

— …достойный разделить ложе с королевой.

— Больно там холодно, на Стене, — нахмурился он.

— Зато у меня тепло. — Серсея обвила его шею руками. — Переспи с девчонкой, убей мальчишку, и я буду твоей. Надеюсь, у тебя хватит мужества?

Осни, помедлив не больше мгновения, кивнул.

— Я ваш.

— Да, сир, вы мой. — Она поцеловала его, дав почувствовать свой язык, и отпрянула. — На сегодня довольно. Прочее подождет. Будешь грезить обо мне ночью?

— Да, — хрипло ответил он.

— А когда ляжешь в постель с нашей девой Маргери — будешь?

— Буду, — пообещал Осни.

— Вот и хорошо.

Он ушел, и она позвала Джаселину. Пока та расчесывала ей волосы, Серсея скинула туфли и потянулась, как кошка. Я рождена для всего этого, думалось ей. Изящество замысла, вот что самое главное. Даже Мейс Тирелл не посмеет вступиться за свою доченьку, если ее застанут с таким, как Кеттлблэк, и ни Станнис Баратеон, ни Джон Сноу не удивятся тому, что Осни после этого отправили на Стену. Серсея позаботится о том, чтобы измену раскрыл сир Осмунд, чтобы преданность двух других братьев Кеттлблэк не ставили под сомнение. Если б отец видел ее сейчас, он не торопился бы так выдавать ее замуж снова. Жаль, что ему это недоступно. Все умерли — он, Роберт, Джон Аррен, Нед Старк, Ренли Баратеон. Один Тирион остался, но и он не протянет долго.

Вечером королева позвала в свою спальню леди Мерривезер.

— Хотите вина?

— Немножко, — засмеялась мирийка. — Впрочем, можно и побольше.

— Я хочу, чтобы завтра вы посетили мою невестку, — сказала Серсея, пока Доркас раздевала ее на ночь.

— Леди Маргери мне всегда рада.

— Я знаю. — От Серсеи не укрылся тон, которым Таэна всегда отзывалась о маленькой королеве. — Скажите ей, что я послала в Септу Бейелора семь восковых свечей за упокой нашего дорогого верховного септона.

— Тогда она пошлет семьдесят семь, — со смехом предсказала Таэна, — чтобы доказать, как велика ее скорбь.

— Я очень рассержусь, если она не сделает этого, — улыбнулась Серсея. — Скажите также, что у нее есть тайный поклонник, рыцарь, которого ее красота лишила сна и покоя.

— Могу я спросить, кто этот рыцарь? — В темных глазах Таэны зажглись огоньки. — Не сир ли Осни?

— Возможно, но имени сразу не называйте. Заставьте себя долго уламывать. Сделаете?

— Единственное мое желание — угодить вашему величеству.

Ветер выл за окном, а они до поздней ночи пили борское золотое и рассказывали друг другу истории. Таэна напилась пьяная и призналась Серсее, что ее любовником был корабельный капитан, мириец, наполовину пират, с черными волосами до плеч и шрамом через все лицо.

— Сто раз я говорила ему «нет», а он отвечал «да» — и в конце концов я тоже сказала «да». Таким мужчинам, как он, отказать невозможно.

— Мне это известно, — с кривой улыбкой сказала Серсея.

— Вашему величеству тоже такие встречались?

— Роберт, — солгала она, думая о Джейме.

Но когда она легла спать, ей приснился другой брат и три оборванца, с которых начался ее день. Во сне они вправду принесли ей голову Тириона. Она велела покрыть ее бронзой и держала в своем ночном горшке.

ЖЕЛЕЗНЫЙ КАПИТАН

Обогнув мыс при северном ветре, «Железная победа» вошла в священные воды залива Колыбель Нагги.

Виктарион стоял на носу вместе с Нутом-Цирюльником. Над берегом Старого Вика высился травянистый холм, где проросли из земли ребра Нагги толщиной с корабельную мачту, а высотой вдвое больше.

Кости чертогов Серого Короля… Виктарион чувствовал магическую силу этого места.

— Именно здесь Бейлон впервые назвал себя королем, — вспомнил он. — Здесь он поклялся отвоевать наши вольности, и Тарл Трижды Тонувший увенчал его короной из плавника. «Бейлон! — кричали все. — Бейлон наш король!»

— Так же громко будут выкликать и твое имя, — посулил Нут. Виктарион кивнул, не разделяя, однако, уверенности Цирюльника. У Бейлона было три сына и любимая дочь.

Он так и сказал своим капитанам во Рву Кейлин, когда они приступили к нему с просьбами заявить свои права на Морской Трон. «Сыновья Бейлона все мертвы, — говорил Рыжий Ральф Стонхауз, — а дочь она и есть дочь. Ты был правой рукой своего брата и должен подхватить меч, который выронил он». Когда Виктарион напомнил, что брат приказал ему оборонять Ров от северян, Ральф Кеннинг сказал: «Волки разбиты наголову, лорд. Зачем нам завоевывать эти болота и терять острова?» «Вороний Глаз отсутствовал слишком долго и нас не знает», — добавил Хромой Ральф.

Эурон Грейджой, король Островов и Севера… Мысль об этом пробуждала в сердце Виктариона былую ярость, однако…

«Слова — это ветер, — ответил он им, — а ветер хорош, лишь когда он наполняет твои паруса. Вы хотите, чтобы я сразился с Вороньим Глазом? Чтобы брат пошел на брата, островитянин на островитянина?» Эурон, что бы там ни произошло между ними, все-таки старший. Нет хуже злодея, чем тот, кто проливает родную кровь.

Все изменилось, когда Мокроголовый призвал их на вече. Эйерон говорит голосом Утонувшего Бога, сказал себе Виктарион, и если бог желает, чтобы Морской Трон занял я… На следующий день он, оставив командовать во Рву Ральфа Кеннинга, направился по суше к реке Горячке, где среди тростников и плакучих ив стоял на приколе Железный Флот. В море, несмотря на переменчивую погоду, он потерял только один корабль, и вот они дома.

Сразу за «Железной победой» шли «Горе» и «Железная месть». Следом растянувшимся на много лиг строем поспешали к вечернему приливу «Твердая рука», «Железный Ветер», «Серый призрак», «Лорд Квеллон», «Лорд Викон», «Лорд Дагон» и прочие — девять десятых Железного Флота. Душа Виктариона радовалась при виде их парусов. Ни один мужчина не любил своих жен хотя бы наполовину так сильно, как лорд-капитан любил свои корабли.

На песчаном берегу, сколько хватал глаз, выстроились ладьи с торчащими, словно копья, мачтами. На глубине стояли баркасы, карраки и другие трофейные корабли, слишком большие, чтобы вытаскивать их на берег. Всюду виднелись знакомые знамена.

— Это, часом, не «Морская песнь» лорда Харло? — прищурился Нут, крепко сбитый, кривоногий и длиннорукий: зрение с годами стало ему изменять. В молодости про него говорили, что брошенный им топор