на меня даже не взглянула. Я желал ей лишь добра, хотел защитить ее от этого мерзавца, а она возненавидела меня… – Ференц спрятал лицо в ладонях и неожиданно заплакал.
Марк ошарашенно уставился на сотрясавшегося в рыданиях священника; я тронул его за плечо и указал на дверь.
– Ну и чего ты этим добился? – спросил я уже в коридоре.
– Я выяснил причину бесноватости! – подбоченясь, заявил брат-экзорцист. – Теперь ясно, что всему виной греховная связь!
– Ты выяснил лишь причину одного-единственного случая. И если уж на то пошло, что ты собираешься делать с этим дальше?
– Надо немедленно задержать совратителя! – Марк не обратил внимания на явственно прозвучавший в моем голосе скепсис и резко рубанул рукой воздух: – Возможно, именно он первопричина творящейся в городе бесовщины!
– Ну-ну, – хмыкнул я. – А на каком основании ты задержишь этого самого Петера Ковача?
– Но он же… – Брат-экзорцист осекся и обеспокоенно посмотрел на меня. – Он же…
– Обесчестил наследницу маркиза? И ты собираешься объявить об этом во всеуслышание? А какое до этого дело ордену?
– Он повинен в бесноватости Вероники. Должен быть повинен…
– Полной уверенности у нас в этом нет, – парировал я. – А еще у нас нет права на ошибку.
– И что делать?
– Сейчас ты отправишься в Рживи и уведомишь Яна Горача о нашем желании побеседовать с возможным свидетелем. А после мы отправимся к Ковачу и на абсолютно законных основаниях вытрясем из него все, что он знает.
– Так и поступим! – оживился Марк и бросился бежать по коридору. – Надо собрать вещи!
Я только покачал головой, не испытывая ни малейшего энтузиазма по поводу этой зацепки. Как ни крути, работа уже выполнена. Граф Валич отправился к праотцам, а с возросшей активностью бесов святые отцы сами как-нибудь разберутся. Без меня.
Да и какой резон горячку пороть? Так и так Дрозда дожидаться придется. Не пешком же в Рживи топать.
Валентин объявился уже после полудня. С покрасневшими от недосыпа глазами, усталый и злой, как бес. Если я хоть немного успел вздремнуть, то его выдернули из постели еще до рассвета.
Мне хорошо – я от этого дела заблаговременно отбрыкался, а вот Дрозд как представитель надзорной коллегии хлебнул лиха сполна. Весь город стоял на ушах, слухи множились и становились один невероятней другого, а стражников и вовсе перевели на казарменное положение. Нервотрепка вышла знатная. Когда на тебя наседают, требуя добиться успеха в расследовании совершенного самим тобой преступления, – это что-то с чем-то. В столь двусмысленном положении оказываться еще не доводилось.
– Ну едемте, господа хорошие! – сипло поторопил нас Валентин, когда слуги загрузили на крышу кареты пожитки экзорциста.
– Маркиза… – Я поцеловал руку вышедшей проводить нас хозяйки, незаметно для остальных пожал тонкие пальчики и отступил на шаг назад.
– Прощайте, Себастьян. Благодарю вас за все. – Изабелла скрыла улыбку, приложив к губам надушенный платочек, и повернулась к экзорцисту, уже не находившему себе места от нетерпения: – Брат Марк, вы всегда будете желанным гостем в нашем доме. Не спаси вы душу Вероники, я бы этого не пережила. Да хранят вас Святые.
– Вы слишком добры ко мне. – Парень шевельнулся, и нашитые на его одеяние колокольчики мелодично звякнули. – К сожалению, дела не ждут…
– Прощайте!
Мы погрузились в карету, Валентин велел сидевшему на козлах мальцу сильно не гнать, залез к нам и моментально заснул. Марк поглядел на него с неприкрытым удивлением; я только усмехнулся и тоже прикрыл глаза.
А что? Разве кто-то подряжался развлекать экзорциста в дороге разговорами? Не припомню ничего такого…
На въезде в город нас остановили стражники. Распахнули дверцу, глянули на нахохлившегося подобно ворону брата-экзорциста да продиравшего глаза Валентина Дрозда, заранее выпроставшего из-под камзола служебную бляху, и без вопросов разрешили ехать дальше.
– А куда ехать-то? – подошел бросивший поводья малец. – Господин Дрозд, куда вас везти?
– Ну? – глянул на меня Валентин покрасневшими глазами безумного кролика и сунул ладонь под ворот, где на шее багровела оставленная веревкой ссадина.
– Вы езжайте в ратушу и отыщите Яна Горача. Как переговорите с ним, встретимся в корчме, где мы с тобой ужинали. А я пешком пройдусь.
– Ясно, – просипел усач и легонько щелкнул паренька по носу: – Все слышал?
– Так точно! – звонко отрапортовал тот и вернулся на козлы.
На следующей улице я выбрался из кареты и захромал по пыльной дороге, внимательно поглядывая по сторонам. Немного покружил, высматривая возможных соглядатаев, не заметил никого подозрительного и юркнул во двор снятой циркачами лачуги.
Сидевший на завалинке Гуго сразу отставил стакан с вином и выглянул на улицу. После распахнул скрипучую дверь и запустил меня в скудно обставленную комнатушку. Всей мебели – рассохшийся стол, пара табуретов, печь в углу да узкая кровать. На кровати дрыхла Берта, и, значит, Гуго сегодня пришлось ночевать на полу. Впрочем, он мог и вовсе не ложиться – вино и золото, какой фигляр променяет их на сон?
– Ну как? – повернулся я к нему.
– Все в лучшем виде сделали, – заявил седой фокусник. – Вовек не найдут.
– Дом сгорел?
– Полыхнул, как стог сена.
– С деньгами что? Уже поделил?
– Тут есть две новости, – смутился Гуго. – Как водится, одна хорошая, другая плохая.
– Выкладывай уже, – поморщился я.
– Сейчас.
Фокусник опустился на колени и, насвистывая «Полет стрижа», начал шарить под печью, а проснувшаяся Берта откинула одеяло, в одной ночной рубахе прошлепала босыми ногами по полу и чмокнула меня в щеку.
– И как маркиза? – спросила она, наливая себе воды.
– Ты о чем-нибудь другом думать в состоянии? – нашелся я и поторопил Гуго: – Ну сколько можно возиться уже?!
– Сейчас, сейчас! – отозвался фокусник. Выложил на стол увесистый сверток и прикрикнул на девушку: – Брысь отсюда! Не видишь, дела у нас?
– Покричи еще на меня, – зевнула Берта и вернулась в постель. Там завела руки за голову и потянулась, да так, что на обтянувшей грудь сорочке проступили бугорки сосков. – Думать о другом? Кто бы говорил, Себастьян! Ты вот куда сейчас смотришь, охальник?
– Цыц! – погрозил ей пальцем Гуго и протянул мне монету: – Зацени!
Я взял блестящую крону, присмотрелся к одутловатой физиономии Грегора Четвертого, провел ногтем по ребристому гурту, взвесил золотой кругляш в руке. На первый взгляд – порядок. Не спилена, не сточена. Полновесная.
– И эту.
Вторая крона тоже оказалась без единой потертости, словно только-только покинувшей монетный двор, а когда фокусник выложил третий золотой, у меня зародилось нехорошее подозрение. Слишком уж они все новехонькие, будто и муха не сидела.
