Зато Данте перепугался. Бросился ко мне со всех крыльев. И вцепился так, что чуть хребет не сломал.
- Кхе-кхе! - напомнила я о себе где-то в районе его живота. Это 'где-то' мне не нравилось.
Он медленно отстранился, все еще придерживая за плечи.
- Ты как? - с явным беспокойством спросил чертяга.
- Вишу неизвестно где вниз головой. Ты не поверишь, но, в отличие от вас, я нетопыриных крыльев не имею, чтобы хоть как-то оправдаться.
- Прости, девочка.
Данте осторожно вернул меня в сидячее положение, но уже не на ветке, а в его руках. Я обхватила его за шею и довольно неприлично для почти замужней девицы прижалась. Просто как-то падать больше не хотелось. И вообще летать без такой поддержки. Ну и так, просто потому что нравилось.
- Испугалась? - тихо спросил он.
Я активно закивала. Ну не говорить же ему - нет милый, соскучилась. Что частично являлось правдой.
От этих крыльев я была просто без ума. Ничего не приводило меня в такой восторг как они.
Когда мы наконец спустились на поляну, а делали мы это надо признать о-очень медленно, то застали забавную картину.
Бальтазар сидел на берегу той большой лужи в которой искупался и выливал из сапога воду. А Заквиэль с Аскаром повязали мою гидру и испытывали его на стойкость к железу. Тот понятное дело вопил во все пять голов и пытался кусаться.
Заметив такое безобразие, я побежала защищать домашнего любимца, пусть у меня и нет дома, любимца и так слишком много. Хотя бы по весу. Ребят я раскидала оперативно, благо они меня не ждали. В результате Зак оказался в кустах, а бедолага Аскар все в том же пруду.
Тут вылез взлохмаченный водяной и попросил прекратить безобразие. И почему-то ткнул в зеленую кочку, на проверку оказавшуюся демоном. Тот поднял голову и крепко обиделся. Очень крепко. Ругался он почище Бальтазара. Всю родню водяника вспомнил до последней кикиморы. Рыба начала из воды выпрыгивать, чтоб расслышать получше, кто и в каких позах развлекался с прабабушкой их почтенного водяного. Русалка, нашлась таки даже в этом замшелом болоте, вообще на ближайшей березе уселась, ручкой головку подперла и с такой любовью на асура взирала, что сразу понятно - достал ее хозяин.
Поостыв Аскар даже слегка смутился своей выходке. И прощенье попросил за родственников водяного. Тот лишь квакнул:
- Д-д л-лад-дн-но, - и исчез в мутных водах.
А у нас была истерика.
- Ну у тебя и фантазия, Аскар.
- Извращенец!
- И где только такого набрался!
- А повторить можешь? Я хоть запишу для потомков.
У него был такой раскаянный вид, что мое сердце дрогнуло.
- Плюнь ты на них. - Я обняла его за руку и уперлась подбородком в плечо асура. - А водяной теперь десять раз подумает, прежде чем приставать к честным людям. Ну не совсем людям. И не совсем честным. Ты меня понял.
- Она точно спит?
- Я об этом позаботился. Спит как ангел.
- Это не ангел, а маленький бесенок.
Он посмотрел на девушку пристроившуюся в изгибах хвоста гидры. Прижав ноги к животу и укрывшись одеялом как коконом, она мирно сопела.
- Ну, сам займешься или уйдем по-тихому? - покачал в воздухе подвеской тень.
- Давай. Я все сделаю сам.
Тени встали и ушли в глубь леса, туда где их уже ждали.
А он остался. Сел рядом с ней. И с минуту просто смотрел.
Затем взял ее руку, разукрашенную хной, осторожно уколол пальчик. Капля крови упала на зачарованную подвеску и тут же расплылась по ней засверкав алым цветом. Асур прошептал заключительные слова и амулет раз вспыхнув, остался лежать на его ладони холодным металлом.
Демон вздохнул и потянулся к шее девушки, чтобы одеть его. И что же там обнаружил? Другую подвеску. На тонкой серебряной цепочке весела звезда. Одна из тех, что он сам заказывал ей. Только металл шпильки был переломан и изогнут так, что создавал ушко для продевания цепочки.
Он улыбнулся. Значит все ни так плохо как казалось.
- Мы скоро встретимся. Обещаю.
Девочка вздохнула и, к его удивлению, довольно внятно ответила:
- Я буду ждать.
Проснулась я по привычке рано. Дала в нос первой попавшейся морде, не из злобы, а чисто по поводу дурного настроения. Нагос конечно обиделся, и даже отвернулся, но долго не выдержал и уже через минуту полез жалиться. Мне ничего не оставалось как чмокнуть его в нос и попросить прощенья.
Я конечно чувствовала, что с утра не обнаружу своих разноцветных чертяг рядом, но расставаться было нелегко.
Сев у потухшего костра, я подкинула в него пару веток и швырнула файерболом. Согрелась. Но только снаружи, в груди все покрылось корочкой хрусткого наста.
Потерев руками лицо мне ничего не оставалось как встать, залезть в сумку и выудив оттуда кусок ветчины, согреть его на костре и слопать, разумеется поделившись со всей своей живностью. Потом погасить огонь и оседлав покорную лошадку, тронутся в путь.
Я больше не знала куда поеду. Захотелось оказаться где-то далеко-далеко, где я надолго останусь наедине со своим ретивым сердцем, что бы хоть немного себя понять.
Въехав в настоящий густой лес в котором извивалась эта дорога, я слезла с лошадки и пустив ее на лужок пощипать сочную вешнюю травку, разломала на пеньке кусок хлеба. Встав у него на колени я улыбнулась.
- Здравствуй матушка, моя благодетельница.
Она показалась уже через минуту. Сначала на полянку выскочил трусоватый заяц, по ветвям расселись белки, затем пришел молодой лось. Он меня не боялся и даже цапнул пухлыми губами за косу. Потом появилась она. Может быть простому селянину и тем более изнеженному горожанину, вид хозяйки леса показался бы уродливым и пугающим, но только не мне. Хранительница спасла мне жизнь и потом не мало оберегала покой своей подопечной. Я же как могла, платила ей благодарностью - то там молодой лесок от короедов уберегу, то здесь зверушку невинную подлечу. Вот и живем мы в ладу и мире.
Обнаженная женщина с отвислыми грудями и клыками выпирающими вверх подошла ко мне и погладила по голове.
- Ты все знаешь, ты все понимаешь, матушка. Помоги же мне, дитяте неразумному. Направь стопа мои по нужному пути, не во зло лесу, к добру людям. Покажи мне тропу верную, как бы тяжко на ней не пришлось. За мной долгов тебе, всю жизнь свою долгую не отплатить, так дай мне возможность хоть чем-то порадовать тебя, хозяйка лесная.
Доброе лицо женщины улыбнулось, и она кивнула.
На ладонь ее протянутую упало соколиное перо, коричневое, в пятнышко. Она игриво пощекотала им мой нос, дождавшись пока я чихну. Крепко обняла меня как родное дитя.
Ей не надо было рассказывать, как я прожила свою жизнь. Вирь-ава видела меня малышкой играющей в лесу рядом со столицей, видела девчонкой-подростком, сбегающей из дома, видела юной девушкой стоящей в звонком ручье, окруженном снегом в разгаре весны, видела гордой принцессой прощающейся с жизнью ради мести, видела как умираю. Она видела моих друзей на вчерашней полянке. Зачем ей что-то объяснять, хозяйка леса мудрей всех мудрецов на свете, ведь она женщина.
Отстранившись, она зачем-то полезла мне в ворот рубашки и показала то, что так и не заметила я -
