— Химика этого убили, с «Зари», — сказала старуха.
Зина уперла руки в боки.
— Все на Андрея хотите повесить, да? Как вам не стыдно, сволочи вы поганые! Милиционера, товарища вашего, бандит застрелил, а вы под бандита ложитесь! Да при старой власти кто ж вам этак-то позволил бы товарищей марать, а!
— Мы не мараем, — сказал Царьков, — мы просто выясняем обстоятельства…
— Сволочи! Этот бандит ваш — он милиционера убил! А вы.
Тут жаркий монолог Зинаиды был прерван звонком в дверь.
— Откройте, — сказал Царьков
На пороге стоял невысокий мужичок с козлиной бородкой и растерянным взглядом. Зинаида при виде его внезапно смутилась.
— Ну в чем дело? — спросил Царьков. Тот засуетился, вытащил из кармана толстый белый конверт.
— Вот, — сказал он, — принес…
— Кому? — уточнил Царьков.
— Ну Андрею Никитичу…
Обвел растерянным взглядом прихожую.
— Да вы, Зинаида Семеновна, никак меня не узнаете? Я с нижнего ларька…
— Лесько вчера убит, — спокойно сказал Царьков. Торговец растерянно захлопал глазами.
— Убит? А вы кто такие?
— Оперативники. Из другого отделения.
Торговец озадачился.
— А может… это… вы возьмете?
— Зачем?
— Ну тоже защищать будете…
— Лесько вымогал у вас деньги? — с ледяным спокойствием уточнил Царьков.
— Да нет, ребята, какое вымогал… Я сам… ну, порасспрашивал, мне говорят, плати Лесько, он и от бандитов в случае чего прикроет, его Спиридон на день рождения звал…
— Это провокация! — внезапно завизжала Зинаида.
— Санька, проводи человека, — сказал Царьков И раньше, чем растерянный владелец ларька успел опомниться, Синицкий скользнул вместе с ним за дверь. Царьков захлопнул замок.
— Пойдемте, Зинаида Семеновна, — сказал он. Женщина, понурив голову, вернулась за ним на кухню.
— Значит так, Зинаида Семеновна, — жестко сказал Царьков. — Давайте договоримся так. Либо мы раскручиваем на полную катушку все. Всех этих ларечников, которые носили вашему мужу деньги. День рождения у Спиридона и прочие прелести. Либо вы без истерик и криков о бандитах отвечаете на вопросы о вчерашнем дне. Ваш муж вернулся около восьми и ушел около десяти?
— Да.
— Он не собирался никуда уходить в этот день, верно?
— Не собирался.
— Ему позвонили или за ним пришли?
— Пришли, — сказала старуха.
Зинаида кинула на мать ненавидящий взгляд.
— Кто пришел?
— Не видела я, кто пришел1 — заорала Зинаида. — В дверь позвонил, Андрей открыл, шу-шу-шу, и уехали!
— На чем?
— На «опеле». Он, «опель», на меня записан, — с вызовом сказала женщина. — А вы его на штрафной стоянке держите. Если чего с ним случится, я этого так не оставлю!
Царьков и Синицкий переглянулись.
— Значит так, Зинаида Семеновна, — сказал Царьков, — есть предписание произвести обыск у вас в квартире. Вот ордер, зови, Саня, понятых…
Обыск продолжался часа три. Из ящика бюро изъяли старые записные книжки Лесько. Из сейфа — пять тысяч долларов, происхождение которых хозяйка объяснить не смогла. За обложкой «Медицинской энциклопедии» обнаружилась целая пачка старых акций МММ — скорее всего, хозяева в досаде просто забыли о скоротечном сокровище.
Царьков не поленился слазить на антресоли. Те были забиты невероятным хламом. Рачительная хозяйка всему надеялась найти применение: старым плинтусам, отодранным при ремонте квартиры, рулонам обоев, которых уже не осталось в комнате, гигантской коробке из-под импортного телевизора, в которую были впихнуты коробочки поменьше: от видеомагнитофона и телефона. Царьков копался во всем этом хламе со странным чувством. Две недели он требовал санкции на арест Лесько — две недели он обивал пороги замов Молодарчука и самого и.о, начальника облУВД, он даже совершил почти немыслимый для милиционера поступок — пошел с материалом о Лесько в газету «Вечерний Тарск», — и вот наконец он дорвался до своего. Он ущучил продажного мента, который работал на преступную группировку. Но почему- то радости не было. Была головная боль, и было красивое, белокожее лицо московского бандита с рыжеватыми волосами и холодными глазами цвета мореного дуба, и были узкие пальцы московского гостя, открывающие дверцу угольно-черного, как глаза сатаны, «хаммера».
В семь вечера тяжелая железная дверь с кодовым замком захлопнулась за обоими ментами. Жилой дом, как уже сказано, был расположен в престижном и чистом районе. Из квартиры Лесько открывался великолепный вид на скованную льдом Тару, а сам подъезд выходил в другую сторону, на широкую и чистую улицу. Прямо рядом с подъездом была остановка троллейбуса, обросшая двумя киосками.
Яша заглянул в один из них и был не особенно удивлен, распознав в продавце того самого мужичка с козлиной бородкой, который четыре часа назад приходил с деньгами в квартиру Лесько. Царьков поманил его пальчиком, и мужичок покорно покинул торговое место и вышел к операм.
— Ты за что Лесько-то платил? — спросил хмуро Царьков.
— Ну известно что… охранял…
— От кого охранял-то?
— Да ходили тут ребята, от Спиридона. Пятьсот баксов в месяц требовали, прикинь? У меня и бабок-то таких нет, иной день ста рублей не наторгуешь, а они туда же: «Мы тебя, бобер, в натуре уроем, киоск пожжем…» Я уж и не знал, что делать, а потом Мишка — он тут тоже торгует — надоумил, что у нас рядом крутой опер живет. И денег возьмет немного, и братков этих уроет…
— Урыл?
— В лучшем виде! Приехал «газик», всех забрал в отделение, ко мне на следующий день извиняться пришли, чуете? Ну не они сами, а их дружки. Так, мол, и так, ты их извини, а заявление отзови. А то рыбам скормим.
— Да, — усмехнулся Санька, — знатно извинились.
А Царьков добавил:
— Он же тебя развел.
— Кто?
— Лесько. Сам на тебя бандитов натравил, сам и защитил. Их через три метра выпустили. Не помню я что-то такого, чтобы Лесько Спиридоновых братков в обезьянник сажал…
— Может, так оно и было, — проговорил ларечник, — а делать-то что? Ведь опять сейчас наезжать будут. А вы меня просто так разве станете охранять?
— У милиции работа такая, — сказал Царьков, — охранять не за деньги, а за налоги. Которые за деньги охраняют, те бандитами называются.
— Так разве ж я налоги плачу? — вздохнул ларечник.
Царьков помолчал, потом спросил:
— Ты здесь вчера был?
— Ага. С девяти и до девяти. Сколько ларек работает.
