доказать было нельзя, вот губернатор его за мошенничество и посадил.
Валерий поднял брови, как будто собираясь спросить что-то, но промолчал.
— Вы отрабатывали версию, что в Игоря стрелял Лесько?
— Да.
— И что?
— Игоря убили двадцать третьего февраля. Не знаю, как у вас, а во внутренних органах этот день празднуют на полную катушку. Праздновали и в «Левобережном». По словам его сослуживцев, Лесько к десяти часам напился до свинячьего визга.
— А если они врут?
— Гаишники тоже врут, которые Лесько домой доволокли?
— Он был за рулем?
— Нет. Он храпел на заднем сиденье автомобиля, за рулем которого сидел его коллега. Коллега плохо помнит поездку, а гаишники утверждают, что авто ездило по шоссе кренделями. Они тормознули машину, но, увидев в ней братьев по оружию, возникать не стали, а развезли голубчиков по домам.
Валерий побарабанил пальцами по подоконнику.
— Лесько сразу появился на празднике?
— Нет. Он ездил по каким-то делам, а в отделение завалился около восьми. С тремя бутылками водки.
— Все уже были под мухой?
— В общем-то да.
— Если ваши менты уже приняли за воротник, не было ничего легче, как прикинуться, что ты напился. Лесько мог таким образом обеспечивать себе алиби.
Царьков пожал плечами.
— А зачем ему алиби? Кто мог подозревать его в убийстве Нетушкина?
Сазан помолчал.
— У меня есть одна наколка, — сказал Сазан, — некто Верховцев.
— Какой Верховцев?
— АОЗТ «Приска-Стройкомплект». Подрядился поставить заводу цистерны с «Уралвагонзавода». Получил вексель на полмиллиона баксов и пропал. Завод цистерн не получил. А сейчас одна подставная контора требует с завода денег по векселю.
— Что за контора?
— Называется «Бенарес».
Царьков и бровью не повел, услышав это название, только сделал себе пометку в тетрадочке.
Валерий вернулся в гостиницу часа в три дня. Прислуга аккуратно прибралась в номере, сложив все вещи Мирославы в большой стенной шкаф. Кровать стояла, затянутая розовым одеялом и прибранная, мокрые простыни с кровью исчезли, и вместе с ними исчез и запах Мирославы. На эту-то кровать Валерий и завалился немедленно с ногами, закрыл глаза и некоторое время лежал неподвижно.
Сегодня, после разговора в ресторане, он приобрел на рынке большой веник и заехал в больницу к Мирославе. Ребята Колуна с преувеличенной вежливостью веник забрали и обещались передать, а к девочке не пустили. После этого Валерий подошел к дежурному врачу и попросил осмотреть рану
Врач сказал, что все нормально.
— Можно было бы рентген сделать, — сказал врач, — но рентген у нас не работает.
Валерий внезапно выудил из кармана телефон и набрал мобильный номер Колунова. Колунов известие о стрелке, забитой на завтра, воспринял спокойно.
— Ничего, я тоже подъеду. Разберемся.
Валерий, не поднимая головы с подушки, опустил телефон на тумбочку. Он уже хотел отключить его, когда мобильник сам разразился мелодичным звоном.
— Валерий Игоревич? Это Жечков. Я жду вас через час.
И аппарат так же внезапно отключился, оставив московского гостя в недоумении.
Кабинет губернатора Жечкова был так просторен, что, казалось, занимал половину территории области. За спиной губернатора висела карта российского Нечерноземья, и тут же сбоку свисал обвисший, как хрен после соития, трехцветный флаг.
Губернатор сидел за светло-бежевым столом, в котором плавало отражение огромной свисающей с потолка люстры, и при виде Нестеренко он слегка поднялся и показал ему рукой:
— Садитесь.
Валерий сел в одно из кресел, располагавшихся сбоку от Т-образного отростка, пристроенного к губернаторскому столу.
— Я прошу прощения за утренний инцидент, — сказал Жечков, как отрезал. — В отличие от вас, я действительно был другом Игоря.
Выглядел Жечков и в самом деле нехорошо: весь какой-то желтый и с черными полукружьями под глазами. Еще утром он таким желтым не был.
— О чем вы хотели со мной говорить?
— Просто собирался уточнить — в чем суть ваших разногласий с «Зарей»?
— У меня нет никаких разногласий.
— Ну хорошо — почему завод поддерживает не вас, а Борщака?
— Потому, что Демьян Михайлович считает, что законы для него уже не писаны. Налоги не хочет платить…
— Он их платит вдесятеро больше, чем другие предприятия.
— Хотите, покажу, что и как они платят?
— Сделайте одолжение.
Губернатор, пожав плечами, вынул из левого ящика большую папку, развернул перед собой, принялся перебирать бумажки.
— Вот… комбинат «Заря». Количество работающих… две с половиной тысячи человек. Прибыль за прошлый год — нет. Есть убыток в размере двухсот тысяч рублей. Официальная средняя зарплата — двести рублей…
— Да? А мне говорили, что рабочие получают до семи тысяч…
— Они, может, и получают. Через страховые схемы. А бюджет, что характерно, при этом не получает ничего. Ни в фонд занятости, ни в пенсионный, ни в медицинский. А вы потом жалуетесь, что в больнице обезболивающих нет.
— Но это все мелочи, — продолжал губернатор. — Вот… фирма «Фармэкспорт». Учредители — Санычев, Гаибов, Чердынский. Фирма занимается поставками сырья на Тарский химико-фармацевтический комбинат. Вы знаете, что такое сырье для фармзавода?
Валерий вспомнил кое-какие объяснения Гаибова.
— Субстанция, — внезапно сказал он, — субстанция эритромицина, субстанция бетаферона и так далее.
— Истинно так. При этом половина субстанций производится в институте через дорогу. То есть «Фармэкспорт» за гроши закупает субстанцию, которую выработал сам комбинат, платит комбинату гроши же за ее переработку и продает дальше готовый продукт. Как, по-вашему, я как губернатор области должен относиться к тому, что руководство комбината кладет себе в карман миллионы, а врачам и учителям третий месяц не платят зарплату?
— Не вижу связи.
— Что?
— Я не вижу связи между заводом, с одной стороны, и врачами и учителями — с другой.
— Но…
— Насколько я знаю, в городе еще три химзавода. И куча всякого другого производства. «Тарскнефтеоргпереработка» не платит ни в бюджет, ни рабочим и не работает. Вас этот факт не интересует. Кубеевский льнокомбинат не платит ни в бюджет, ни рабочим, ни поставщикам. Вас этот факт тоже не интересует, не правда ли? Потому что между «Зарей» и льнокомбинатом большая разница, «Зарю»
