– Но ты ведь можешь объяснить, почему считаешь нужным направить орду великанов на Зентильскую Твердыню, тем самым начав восстание в Городе Раздоров, – сказал патриарх, переходя к следующей кровати. Там крепко спал больной, закутанный теплыми одеялами, – подарок Властителей Глубоководья. – Боюсь, божественная логика мне не понятна, – прошептал он.
Мистра тихо рассмеялась:
– Заклинание, которое Кайрик узнал в библиотеке Огма, запрещено. Его создал какой-то древний бог, еще более подлый, чем Бэйн, Маск и Кайрик вместе взятые, если можно в это поверить. Великаны и восстание в Королевстве Смерти помогут мне не допустить злобной магии. Совет не должен усомниться в этой причине.
Они отошли от кроватей, оказавшись в центре комнаты.
– Тебе придется убедить других богов, что падение Зентильской Твердыни – дело благое, но только если они спасут своих Преданных, – сказал Адон. – Изложи свое дело остальным богам таким образом, чтобы они были вынуждены тебя поддержать.
Священник указал на Талоса. Безумец был выкупан и одет в новую рубаху, и он уже не выдирал себе волосы и не разрывал одежду, уступая помрачению рассудка. Его сознание сосредоточилось на тонком клочке ткани в руках. С какой бы скоростью он его ни уничтожал, тут же срабатывало простейшее заклинание и восстанавливало все нити плетения.
– Мы все старались, чтобы он не причинял себе вреда, – сказал патриарх, – но потом я вспомнил, что ты мне рассказывала о богах: они ничего не видят, кроме того мира, что создан их сознанием. – Адон пожал плечами. – Значит, если этот Талое должен все разрушать, то мы должны дать ему какой-то предмет, чтобы он занимался им, а не своей одеждой или кожей.
Властительница Тайн горячо обняла священника, отчего на его щеках вспыхнул румянец.
– Ну конечно, – выпалила она, – все дело в том, что ты видишь! Благодарю тебя, Адон.
Мистра исчезла в бело-голубой вспышке света. Несколько больных завыли во сне, почувствовав воздействие волшебства. Их раненые сознания даже в забытьи страдали от того, что причинило им такой ужасный вред.
Адон остался один посреди палаты, и в его сознание прокралась тревожная мысль, порожденная поздним часом и жуткими криками безумцев:
вот уже десять лет, как Келемвар находится в плену у магии. Разве не мог он за это время начать презирать волшебство или даже бояться его, подобно этим беднягам, запертым в сумасшедшем доме? А если это так, то Мистра рискует всем ради спасения того, кто, вероятно, не сможет выносить одного ее присутствия.
Священник отбросил мрачные мысли и поспешил на поиски послушников, трудившихся в другой части здания. Безумие не заразно, хотя, фермеры, жившие по соседству от Дома «Золотого Пера» утверждали обратное. Но Адон давно понял, что постоянное общение с сумасшедшими дает почву для странных фантазий. Проработав целый месяц в сумасшедшем доме, он предпочитал не задерживаться в коридорах больницы после полуночи.
Он надеялся, что у Мистры хватит благоразумия также не слишком задерживаться в сознаниях других богов, разве только для того, чтобы раскрыть им свои планы. Кайрик доказал, что безумие присуще не только обитателем царства смертных. Хорошо бы, чтобы Повелительница Волшебства об этом не забывала.
У Мистры имелось множество воплощений, но все равно ей понадобилось несколько часов, чтобы побывать у всех богов пантеона Фаэруна. Богиня Магии сообщила богам и богиням о судьбе Зентильской Твердыни, о том, как святой город восстанет против своего покровителя и великаны сровняют рассадник зла с землей. Свое участие в этом заговоре она объясняла точно так же, как Адону: как покровительница магии она считала своим долгом помешать Кайрику воспользоваться запрещенным волшебством. Не нашлось ни одного несогласного.
Что касается падения самого города, то Мистра, углубившись в мысли каждого божества, использовала именно его видение мира, чтобы представить уничтожение Твердыни как благое дело. Для Госпожи Леса, например, великаны превратились в этакую кару, которая падет на стены города и освободит земли для лесов. Для Властелина Утра, Летандера, разрушение города означало возможность возродить новое царство из пепла сожженных домов и осколков колонн. Талое рассматривал обещанное падение Твердыни как благо само по себе, тогда как Тир считал гибель последователей Кайрика справедливым наказанием за их пренебрежение законом и порядком. Для Мистры все это было утомительным и нудным занятием, но уже скоро все члены пантеона убедились, что бунт против Кайрика станет славной победой их подданных.
Когда ночь начала медленно удаляться из Фаэруна, Властительница Тайн оказалась во дворе своего небесного дворца. Стены и башни, его защищающие, были сотканы из магической материи, а потому излучали бело-голубое свечение, словно феи разводили костры в полночь на болоте. На многочисленных шпилях трепетали яркие флажки. На каждом из них была печать мага или мудреца – им даровали места в царстве Мистры. В башнях располагались таинственные лаборатории волшебства, где Преданные свободно изучали самые сокровенные тайны магии, – в этом им было отказано при жизни в Королевствах.
На высоких стенах с бойницами сидели серебряные и золотые драконы, а по зеленым тучным лугам прогуливались единороги. Дворец называли своим домом и другие волшебные создания. В садах паслись василиски, лишенные зрения особым заклинанием, чтобы они не обращали кого попало в камень. Возле главных ворот расположился сфинкс с головой барана, он обменивался загадками с не менее странным существом. Змея в перьях смеялась над некоторыми шутками и била по воздуху алебастровыми крыльями.
Об этих существах было известно в Королевствах, но для Гвидиона, стоявшего в центре двора, все они были в новинку.
В бытность свою солдатом Гвидион часто слышал истории о драконах и сфинксах. О них рассказывали пьяные наемники и опытные воины, мужчины и женщины, которым довелось побывать далеко за пределами таких цивилизованных городов, как Сюзейл. Некоторые из историй были правдивы, другие же являлись чистой выдумкой, фантазией: рассказчик на самом деле видел издали следы мантикора, но это событие, по его версии, превращалось в кровавую битву насмерть против трех чудовищ со скорпионьими хвостами.
Именно такие рассказы заставили Гвидиона бросить кормирскую армию и уйти в наемники. И хотя ему довелось сражаться со многими экзотическими тварями, он ни разу не встречал таких редких и великолепных животных, каких видел теперь перед собой. Когда на его глазах над дворцом взлетела птица-феникс и расправила свои волшебные крылья, Гвидион понял, что ни песни бардов, ни его воображение не могли отдать должное волшебному созданию. Несмотря на всю пережитую боль и пролитую
