— Священника! — перемежал выкриками стоны боли Роберт. — Приведите священника. Он должен сказать мне, попаду ли я на небеса.
Микаэла твердо посмотрела на мученика. Она собралась с силами.
— Вы не попадете на небо, Роберт, — сказала она со всей возможной убедительностью. — По крайней мере, не сразу. Сейчас вы попадете ко мне.
Салли и Мэтью положили находящегося в полубессознательном состоянии Роберта на кровать Микаэлы. Она сразу принялась разрезать рубашку, чтобы иметь возможность обработать раны. При этом она обнаружила шрамы, исполосовавшие его тело. Эти рубцы говорили о многом: они были вечным напоминанием о том времени, когда Роберт был рабом.
В полдень Микаэлу насторожил цокот копыт. Она как раз была занята стиркой, а Роберт, который на редкость спокойно перенес обработку ран, спал.
К деревянному домику подъехала повозка. Микаэла узнала Грейс, ближайшую помощницу миссис Олив. Эта молодая чернокожая женщина, считала Микаэла, по праву носила имя «Грейс» note 4, потому что она излучала привлекательность, грацию и дружелюбие. Микаэла не слишком удивилась, увидев ее здесь. В разных концах Колорадо-Спрингс возникали слухи о том, что она время от времени привозила одиноко живущему Роберту небольшие пакеты с домашней снедью. И слухи эти были вполне правдоподобными.
— О, Грейс! — приветствовала ее молодая женщина. — С вами, надеюсь, все в порядке?
Грейс остановила повозку и вышла.
— Нет, нет, — ответила она, стеснительно проводя руками по юбке. — Я, э… хотела бы повидать Роберта.
Микаэла понимающе ей улыбнулась.
— Я посмотрю, не спит ли он, — сказала она и взялась за дверную ручку.
Но Грейс задержала ее.
— Ожоги, — спросила она, — они очень серьезные? Микаэла взглянула в темные глаза женщины.
— Да, — сказала она тихо, — они очень опасны. Еще до того как Грейс вошла в комнату, Роберт начал сердиться.
— Уходи! — закричал он ей, когда она показалась в двери. — Я не хочу тебя видеть.
— Но ведь я проделала всю эту дальнюю дорогу, чтобы увидеть тебя, — возразила Грейс.
— Я сказал: уходи! — снова закричал Роберт и попытался подняться.
— Грейс, может быть, вам лучше прийти снова в другой раз? — предложила Микаэла, пытаясь одновременно уложить кузнеца на подушки. — Лежите, пожалуйста, — уговаривала она его, — у вас еще совсем свежие раны.
Потом она быстро спустилась к Грейс, которая уже влезала в свою повозку.
— Не принимайте это на свой счет! — крикнула ей Микаэла. — Он не может вынести, что вы видите его слабость.
— Он не первый человек, которому следует понять, что не бояться показать свою слабость означает лишь силу, только в другой форме, — ответила Грейс. Сказав это, она уехала.
В этот момент в комнату вошла мать Микаэлы. На ее лице можно было увидеть смешанное выражение гордости и насмешливой снисходительности.
— Может, ты заметила, что Колин в последнее время стала немножко странной? — спросила она неожиданно.
На минуту Микаэла задумалась. Колин действительно в последние дни была непривычно замкнута.
— Да, похоже на то.
— Ну, — начала протяжно Элизабет, — она уже два дня как стала молодой женщиной, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Микаэла удивленно подняла брови:
— Но ведь она еще так молода.
— Не моложе, чем ты была, — ответила миссис Куин и посмотрела вдаль. — Ты и в самом деле целиком дочь своего отца. Он тоже видел только то, что происходило с его больными, но никогда не видел того, что случалось в его собственном доме.
Микаэле нечего было ответить на этот упрек.
— Однако между практикой твоего отца и твоей здешней есть серьезное отличие, — наставительно продолжала Элизабет. — У отца по крайней мере не было необходимости осматривать пациентов в жилых комнатах и класть их в собственную постель.
Микаэла глубоко вздохнула.
— Неужели ты действительно думаешь, что мне приятно работать в таких условиях? Я сразу купила бы пансион и организовала бы нормальную практику. Но мне не дают ипотеку.
Элизабет не пыталась сдержать насмешку.
— Еще бы. Что ж тут удивительного?
— Я — врач. Я работаю так же хорошо, как любой коллега-мужчина, — ответила Микаэла. — У меня есть свои пациенты.
— Пациенты, — повторила язвительно миссис Куин. — Эта толпа полудикарей, которые расплачиваются курами, свеклой и картошкой? Знал бы об этом твой отец! — Она бросила взгляд на небо и пошла прочь.
В то время как Микаэла следующим утром делала в городе покупки, а дети помогали миссис Олив на ранчо, миссис Куин прогуливалась недалеко от дома. Она разглядывала заложенный с любовью маленький сад, в котором уже начали цвести помидоры.
— У моей жены сад был на этом же месте, — раздался вдруг голос за спиной у миссис Куин.
Она обернулась в изумлении. Перед ней стоял Салли, которого она совсем недавно в разговоре с дочерью назвала дикарем. Однако при ближайшем рассмотрении он производил до некоторой степени благоприятное впечатление.
— Ах, — ответила ему, изумившись, Элизабет, — вы здесь жили?
Салли кивнул:
— Я построил этот дом своими руками.
— Почему же вы уехали отсюда? — осведомилась заинтересованно миссис Куин.
— Моя жена умерла при рождении нашего ребенка, — объяснил длинноволосый человек. — Ребенок умер вместе с ней.
— О! — Миссис Куин казалась искренне растроганной. — Это, должно быть, было для вас ужасно. Тем более я вам очень благодарна за то, что здесь может жить моя дочь.
Салли кивнул.
— Да, конечно. Знаете, — продолжал он, — если бы уже тогда у нас здесь был такой врач, как ваша дочь, быть может, мои жена и ребенок были бы живы. — Он позвал свистом свою овчарку. — Всего доброго, миссис Куин. Пожалуйста, передайте от меня привет Роберту.
Элизабет смотрела вслед мужчине, пока он не исчез за холмом. Потом она снова пошла к дому, чтобы присмотреть за пациентом.
По пути из города к дому Микаэлу осаждало множество бестолковых мыслей. Только что она встретила на почтовой станции мистера Банкфорта. Он как раз отправлял телеграмму в Денверский банк, в которой сообщал о том, что освободил пансион. С этого времени можно было объявлять аукцион. Теперь ей негде будет принимать больных.
Разбитая, она вернулась домой. Миссис Куин сидела у постели Роберта.
— У него поднялась температура, — сообщила она дочери, вытирая лицо кузнеца смоченным в воде платком.
Микаэла обессиленно опустилась на стул. На какое-то мгновение она закрыла лицо руками.
— В этих условиях я не могу должным образом заботиться о моих пациентах. Человек с такими повреждениями нуждается в покое. И надо иметь возможность вымыть его, как полагается.
Она поднялась и беспокойно начала ходить по комнате. Потом она вдруг открыла ящик комода и
