остаются только безжизненные тела, изрубленные, изуродованные обезумевшим от неистового бешенства врагом.
Еще совсем недавно Эмилио и его люди весело смеялись, изображая у замка бой быков. Еще вчера они пели на вечернем дежурстве. Еще сегодня утром юные бойцы из батальона, перед тем как их вызвали к машинам, писали письма своим матерям… И Лусто, не желая уклоняться от опасного задания Сирано, смело отправился в путь…
Вырвавшись из окружения, небольшой отряд д'Артаньяна, потрясенный горем и сознанием собственного бессилия, пробирается по лесным тропинкам, мечтая о мщении…
XVIII
В партизанских отрядах жизнь быстро вступает в свои права, но воспоминания не изглаживаются, образы тех, кого больше нет, сохраняются в памяти, и умершие навсегда остаются живыми. Как только разнеслась весть о зверской расправе с двадцатью девятью защитниками холма, волна гнева охватила всех. Всюду, начиная с сектора и кончая отрядами, штабы извлекали из этого для себя урок, подготовляли планы отмщения. И вот первый ответный удар… Прошел всего лишь день, и Ролан, во главе одного из своих отрядов, внезапно напал на группу немцев в пятнадцать человек и истребил их всех до единого. В последовавшие затем дни партизанские группы словно соревновались между собой в боевых делах: участились диверсии на железных дорогах, взлетали в воздух мосты, то тут, то там устраивались засады… Партизанская борьба, которую вели невидимые и неуловимые люди, словно приобрела новый размах: если погибал один партизан, за его смерть расплачивались своей головой не менее десятка врагов…
Однажды вечером, спустя несколько дней после гибели Эмилио, Пораваль вызвал к себе на новый командный пункт батальона д'Артаньяна и его бойцов. Он сказал им:
— Я напал на след предателя из Леспинака. Это не дарнановец и не немец. Это француз, из крупных помещиков, коллаборационист, прикрывшийся личиной патриота. Вы должны отомстить за Эмилио и его товарищей. А я обязан отомстить за Лусто и за честь тех, кто был моими первыми товарищами по оружию. Я предлагаю вам сегодня ночью…
Пораваль и мушкетеры выехали на небольшом грузовике, куда Пораваль перед отъездом молча, не давая никаких объяснений, положил две лопаты, заступ и кирку…
Вел машину Атос. Сидевший рядом Пораваль ни о чем не говорил с ним, только указывал направление. Д'Артаньян и его бойцы подняли над грузовиком брезент; в оставшийся спереди и сзади просвет они наблюдали за дорогой… Ехали быстро, минуя уснувшие деревни и поселки… Наконец машина свернула в широкую аллею, усаженную высокими деревьями, и остановилась около большого дома. Две построенные на крыше голубятни придавали ему ночью вид средневекового замка.
У Пораваля план был заранее продуман. Он приказал Портосу и Парижанину стать позади дома, чтобы предупредить всякую попытку бегства.
— В доме только один мужчина — тот, кто нам нужен… Если он попытается ускользнуть, стреляйте в ноги. Нужно взять его живым.
Пикмаль и Беро были поставлены наблюдать за служебной пристройкой, где спали слуги.
— Этих не трогайте, только сдерживайте, если они попробуют вмешаться.
Поль Пейроль остался охранять машину. Когда все было подготовлено, Пораваль подошел к дому; за ним следовали д'Артаньян, Атос и Людвиг.
Навстречу им выбежал огромный дог, но не залаял.
— Жагур! — позвал его Пораваль.
Дог, рыча, остановился около них. Д'Артаньян из предосторожности вынул револьвер.
— Жагур, на место, Жагур! — повторил Пораваль. Не переставая рычать, собака вернулась к конуре. Пораваль дважды постучал висячим молотком в дверь. Немного погодя приоткрылось окно, и мужской голос спросил:
— Кто там?
— Ф.Ф.И.
— Я не открою.
— Я требую, чтобы вы открыли.
— Я сказал: нет.
— Тогда мы взломаем двери.
— При первой же попытке я буду стрелять в вас, как в бандитов.
— Послушайте, — голос Пораваля дрогнул от сдерживаемого волнения, — дом окружен отрядом. Если вы будете упорствовать, нам придется пустить в ход гранаты. У вас — жена, маленькая дочь…
— Хорошо, подождите…
Пораваль и три бойца входят в переднюю, а затем в большую комнату, освещенную аляповатой люстрой. Это, вероятно, столовая.
— Как, это вы, Пораваль? Почему же вы сразу не сказали?
Хозяину дома перевалило за сорок. Бритое, костлявое лицо и крючковатый нос придают ему вид хищной птицы.
— Вы уверены, что это он? — шепчет на ухо Поравалю д'Артаньян.
— Мы с ним — старые знакомые, — отвечает Пораваль. — Скажите, Дюрок, где оружие, которым вы нам угрожали?
Дюрок выдвигает ящик и достает оттуда автомат и револьвер.
— Людвиг, — говорит Пораваль, — возьмите это себе, у вас нет личного оружия.
— Слушайте, вы что, шутки шутите?
Пораваль не отвечает. Холодный пот выступает у него на висках при виде входящей в дверь еще очень красивой женщины. За ее руку уцепилась девочка лет пяти-шести, похожая на очаровательную куклу. Малютка смотрит на Пораваля невинными детскими глазками; она, по-видимому, напугана видом людей с суровыми лицами, вооруженных странными ружьями. Бледная как смерть женщина пытается улыбнуться.
— Господин Пораваль…
— Простите, мадам, нам нужно переговорить с вашим мужем. Только наедине. И в особенности — не при ребенке. Не вынуждайте меня прибегнуть к силе.
Дверь закрылась. Пораваль обращается к хозяину дома:
— Почему вы сбрили бороду?
— Странный вопрос. Разве я не вправе это сделать?
— Дюрок, я не шучу и буду очень краток, так как мы спешим. Вы были на днях в Леспинаке?
— Да.
— Вы помните — остановились две машины, и вас попросили дать сведения?
— Да.
— Данные вами сведения оказались ложными, и вы это знали.
— То есть…
— Отвечайте: да или нет?
— Да.
— Обманутые вами французы, которых вам было поручено предупредить об опасности, попали в засаду.
— Да, но…
— Значит, да. Почему вы так поступили?
— Я хотел отвлечь внимание немцев, окруживших наш лагерь. Другого выхода не было. В конце концов… те были коммунисты…
— Я — один из них, — говорит д'Артаньян.
— Сегодня вечером мы все коммунисты, — добавляет Атос.
Дюрок вздрагивает под взглядом четырех людей. Взгляд их страшнее оружия.
